Ха! Учитель сожрал бы свой хвост от ужаса, узнай он, что я, его лучший ученик, которого он осудил на смерть, нет, на существование хуже смерти, что я нашел способ сделать человека почти равным дракону!

В ней моя магия, в ней моя сила. Она способна ей пользоваться даже в этом, человеческом теле. Да, даже без меня! Но откуда ей знать, как управлять магией. Да и к чему кукле это?

Я — лучший ученый, уникальный ученый всех времен, в каких я жил и буду жить!

Но ничего, когда я вернусь, мне уже не понадобится медаль от Совета Трёх, чтобы все признали мою гениальность.

Здесь никто мне не предъявит за нарушение правил обращения с разумными существами.

Р-ра!

Если с этим сладким человечком пришли маги, это хорошо! Это лучше, чем можно было представить! Скоро, совсем скоро я соберусь в целостное тело, стану сильнее! И когда маги приведут других магов, они дадут мне первые силы! Их кровь даст мне больше, чем столетия работы над этой деревней!

Подарок судьбы! Можно было бы считать чудом, что я, почти потеряв тело, стал камнем! Кто-то назвал бы чудом, но нет! Р-ра! Это же примитивнейшая магия! Подумать только! Передача жизненной силы на уровне жидкостей... Кто бы мог подумать! Я, величайший из ученых, опущусь до такого!

Они, мои уже заранее мертвые враги, они даже предположить не могли своими тупыми умишками, что если магию можно вложить в предмет, артефакт, то можно и в условно живой камень!

Да, в артефакт можно вложить мало, крохи. Но никакой неживой предмет не мыслит и не желает стать артефактом и получить силу. Он равнодушен к ней. Но я другой! Я живой! Я предмет, который желает получить и впитать любую жизненную силу, каждую каплю!

Я жаден, я голоден, я в ярости.

А девчонка... Этот выведёныш нужен с одной целью — вернуть мне меня. Найти и соединить части. Она — моя и все, до последней капли ее крови, ее лимфы, ее жидкостей! Я впитаю все без остатка!

Она уже в пути, осталось немного... Чем больше она собирает, тем сильнее... О, я уже могу управлять ей все время, а не только, когда она отпускает сознание в сон.

Через нее я уже чувствую. Вижу её глазами. Тяжело вспоминать, как двигается двуногое тело, да и вообще тело.

Но это придает сил! Я буду живым, я стану живым, я выпью её!

Хорошо... она спустилась под землю. Под землей моя сила мощнее, концентрация выше, не гасится солнечными лучами.

Теперь я могу с наслаждением водить свою куклу по туннелям. Мы собрали уже много частей...

Большие куски моего будущего тела лежат как раз под землей. Я уже веду к ним свою куклу!

Да, что-то пришлось бросить на поверхности, но это крохи. Когда я восстану, приду за ними в этот большой город. Заберу каждую крошечную пылинку, помеченную мной.

О, мне нравится эта мысль! Мне нужно много энергии. Быстро, а не то маги на востоке заметят меня, наберут силу...

Мне нужны только большие города! Много людей — много энергии здесь и сейчас, сразу! Начну с самого крупного города к западу от этой горы. Я впитаю всю кровь и всю жизнь из него!

Местные зовут этот город Масссскваааа.

Р-раа! Я восстану и сожгу её!

Il était temps La ville Sainte est en mon pouvoir. Il va brûler.«Пора! Святой город в моей власти. Он сгорит.» —по легенде, слова Наполеона Бонапарта на Поклонной горе,сказанные перед наступлением Москву.

Денис Георгиевич Слюнякин, рядовой московский мошенник, буднично ехал на работу — обойти пару жилых домов под видом сотрудника Мосгаза. Проверить, есть ли одинокие бабки и дедки, собрать их данные с адресами и фамилиями в аккуратные списки, чтобы позже продать эту ценную информацию.

Свои ручки Слюнякин марать не любил. Хлебная и относительно спокойная «должность» наводчика его вполне устраивала. Звони себе в звонок, показывай удостоверение. Настоящее, кстати: и номер, и фио реального сотрудника. Только фото приклеено. Полная достоверность на случай, если откроет кто подозрительный.

Что со стариками дальше будет: продадут им китайские чудодейственные таблетки от всех болезней сразу или квартирку перепишут на незнакомую девку — его не беспокоило.

Как обычно, он оставил машину на конечной станции метро и спустился вниз, планируя ехать до центра, на новый «участок», выделенный на прошлой неделе «старшим». Можно было добраться до «работы» с комфортом на собственном авто, но Денис Георгиевич дураком не был. В городе, за последние годы оснащенном двумя сотнями тысяч камер видеонаблюдения, он свои автономера светить не хотел. Трясся в подземке вместе с простым рабочим людом.

Кольцевую линию метро и часть красной ветки перекрыли. Удивительно, сколько сегодня аварий! Столичному мошеннику пришлось выйти на пару станций раньше и дальше ехать на автобусе. Обратно, видимо, придется так же. Еще в подземелье по громкой связи объявили, что нужная ему станция, Парк Победы, закрыта на вход и выход.

«И чего там у них может ломаться в поездах?» — думал он, глядя на на шумный Кутузовский проспект сквозь грязноватое автобусное стекло. Представил, как сталкиваются под землей поезда, поехавшие не в те тоннели из-за... да хоть бы и из-за вечеринки у диспетчеров. В метро же есть диспетчеры? Вот загуляли, наверное, пролили на клавиатуру бутылку шампанского, раз — и авария!

И шампанское было непременно дешевое, отечественное.

Денис Георгиевич скривил тонкие губки. Он бы такого пить не стал. Денис Георгиевич себя считал тонким ценителем коллекционных напитков. Не далее, как на прошлой неделе вместе с большеглазой нимфой они распробовали бутылку лета 1812 года. Того самого!

Денис Георгиевич прикрыл глаза, вспоминая подробности. Не исторически важного для столицы лета, но того вечера, когда он отмечал особенно удачную сделку.

— А вот здесь, Николяша, когда-то была гора. Двести лет назад их было даже две. Видишь, вон там, на углу дома! — молодая мамочка двумя сиденьями сзади решила совместить поездку с просвещением и рассказывала некоему Николяше о достопримечательных местах, мимо которых проезжал автобус: — Двести лет назад тут было две горы. Но их сровняли с землей.

Денису Георгиевичу ехать было недалеко, оттого он заленился и не стал отгораживаться от николяшиной экскурсионной программы наушниками.

— Видишь угол дома, — продолжила мамочка.

Судя по одобрительному хмыканью, Николяша увидел. Денис Георгиевич тоже увидел. Автобус ехал мимо парка, приближаясь к стоящим на его краю добротным домам, любимым в народе за большие окна и высокие потолки и зовущимся не иначе как «сталинками» в честь понятно кого.

— Вот на углу этого дома раньше была вершина Поклонной горы. И на ней когда то стоял Наполеон, ждал, когда ему принесут ключи от города.

— Доздался? — прошепелявил любознательный Николяша, пуча глазенки на приближающийся угол дома.

— Нет, никаких ключей не вынесли, конечно, — тихонько рассмеялась мамаша, — считают, что именно из-за этого Наполеон обиделся и сжег Москву.

— Ух!

Автобус остановился.

«А ведь моя остановка. Мне как раз в этот дом!» — подумал рядовой мошенник.

— Не переживай. Все, кто сжигает Москву, плохо заканчивают, дорогой, — нежно сказала мамочка и погладила Николяшу по шелковистым детским волосикам.

Но Денис Георгиевич этого уже не слышал. Он выпрыгнул на тротуар и двинулся к ближайшей лавочке, спрятавшейся за остановкой.

Вчера он принес из магазина набор сыров и орехи к вину в обычном полиэтиленовом пакете. Сегодня он достал из него же грубую черную куртку с широкой оранжевой полосой на спине и надписью «ГРБУ Район Измайлово».

Мошенник накинул свою «рабочую униформу» и из холеного молодого человека, покрытого густым тайландским загаром, превратился в рабочего-трудягу, все лето добросовестно вкалывающего на несвежем московском воздухе.

Довольный собой, он завернул во двор, пошарил в кармане в поисках универсального домофонного ключа, купленного за умеренную цену на радиорынке, нашел, приложил синий кругляш к замку.