Регина, рыдая в трубку, сказала, что у отца был серьезный сердечный приступ. Они, как всегда поужинали в маленькой столовой, он поднялся, чтобы пойти в кабинет, но едва дошел до двери, как схватился за сердце и рухнул на пороге. Врачи уверили её, что ничего серьезного, должно быть, нет. Что она вовремя вызвала бригаду парамедиков. Но все будет известно только утром: последствия удара и дальнейшая реабилитация. Она боялась за Генри. За его здоровье. Но еще, Марк это чувствовал, она боялась за себя. Они с отцом в браке без малого сорок лет. И как жить без него, Регина не представляла.

Все эти годы Марк практически не виделся ни с отцом, ни с мамой. Все встречи с Генри только деловые: телефонные переговоры, совещания по видео связи, конференции и собрания где угодно, только не в ЛА, инспекции с проверкой вверенного ему отделения корпорации — пожалуйста! Но сам он никогда в Калифорнию прилетать не собирался. Ни на День Благодарения, ни на Рождество, ни в день памяти Ника. Мама плакала, умоляла его вернуться. Он единственный её сын. Но, все безрезультатно. Она всегда может прилететь к нему, в любое время. Как и отец. Просто так. Но он больше не планировал возвращаться.

Без малого шесть лет назад он перебрался в Нью-Йорк, навсегда, как ему казалось, вычеркнув солнечный ЛА из своей жизни. Да, Большое яблоко, это как раз тот город, который ему нужен. Который так соответствовал его существованию в эти годы. Всей его новой нынешней жизни. Серой, пасмурной, беспросветной. Лишенной эмоций. Только работа. Только тренажерный зал. Только секс, без обязательств. Его практически не заботило, хорошо ли с ним в одной постели той, кто был рядом. Какой смысл? Ему плевать. Так, по настроению… Хотя, он не понимал, чего ради все эти девицы вились вокруг него? Сами вешались на шею, стараясь поскорее запрыгнуть в его койку. Дальше своей спальни он все равно их не пускал. И заранее говорил, на что они могут рассчитывать. Но их это не пугало. Они, наоборот, из кожи вон лезли, чтобы только угодить ему. Дурехи! Надеялись растопить его? Нет. Его сердце и душа навсегда похоронены под глыбой льда. Все. Больше в его жизни не будет любви. Он в неё не верит. Любовь всегда ходит под руку с Предательством.

Он устало закрыл глаза, откинулся на спинку кресла и постарался уснуть. Но сон не шел. Вместо него в голову лезли мысли и воспоминания, которые, как он надеялся, исчезли навсегда. Он все для этого делал. Работал с раннего утра до поздней ночи. Выматывал себя в тренажерном зале. И ненавидел женщин с синими глазами и каштановыми волосами. Доступ к его телу был Заказан для них навсегда. Но боль все равно не проходила. И возвращалась время от времени, вот как сегодня.

Мама говорила, что время лечит. Что все забудется. Ему надо только пошире распахнуть глаза и по-другому посмотреть на этот мир. Надо позволить разуму отключиться. Надо влюбиться. Заново. Но он только зло усмехался и качал головой, говоря, что ничего не выйдет. Потому что он не хочет. А если мама, таким образом, намекает ему о внуках, то, пусть не беспокоится. В современном мире обзавестись биологическим наследником проще простого. Вот годам к сорока…

— Марк, — Регина грустно улыбалась, — Ты стал циничен. Как можно своего родного ребенка назвать «биологическим наследником»?

— Ребенок. — он затихал и задумчиво смотрел в окно. — Дети, мама, должны рождаться от любви. А в моей жизни её больше не будет.

— Не зарекайся, мой мальчик…

Он и не зарекался. Он был уверен.

Шесть лет назад он засыпал в своей постели самым счастливым человеком, прижимая к себе ту, что была для него дороже всего на свете. Дороже жизни.

Шесть лет назад он проснулся, думая, что такой теперь его жизнь будет всегда. Солнечной, радостной, как это утро.

Шесть лет назад он понял, что два слова, нацарапанные на вырванном листке из школьной тетради, превратили его жизнь в ад. Нет, в аду, по крайней мере, жарко. А в его жизни свирепствовал лютый холод.

Он проснулся с улыбкой на лице. Повернулся на спину и вытянул руки вверх, прогоняя остатки сна и разминая мышцы. Он был уверен, что теперь в его жизни, нет, не правильно, в их с Джейс жизни, все изменится. Они будут вместе.

Марк повернул голову и увидел пустую подушку. Смятую подушку. Теплое счастье от осознания того, что эта девчонка стала его, что принадлежит только ему одному, заполняло сердце. Она спала рядом с ним. Уткнулась носом в грудь и тихо сопела, он помнил это. А сейчас, она должно быть, в душе.

Яркое воображение нарисовало картину, как Джейсон стоит, выдавливая на губку его гель для душа, водит по телу, оставляя мыльную пену разноцветными пузырьками таять на коже. Оглядывается на дверь, закусывает губу и, безбожно фальшивя, затягивает какую-нибудь песенку. Фальшивит назло ему, снова. А еще пританцовывает.

Он этого видения кровь быстрее разгонялась по венам, приподнимая одеяло в районе паха. Марк усмехнулся, вздохнул и скатился на пол. Двадцать отжиманий, это уже выработанная привычка, и он готов отправиться на поиски своей Джейс.

Вот сейчас он откроет дверь в ванную, и тихонечко заберется к ней в кабинку. Главное, чтобы она стояла спиной к двери. Осторожно пристроиться за спиной и…

Но ванная была пуста. Более того, никаких следов пребывания в ней Джейс не было. Все сухо. Везде и кругом. Черт! Ну, и где она?

Ладно, раз она не здесь, то пусть будет на кухне. Да.

И ему вдруг отчаянно захотелось обнаружить её именно там. Босую. В его рубашке или футболке, неважно. Хотя, нет, пусть будет в рубашке, что съедет с одного плеча. Колдующую у плиты. Вот она обмакнет пальчик во что-то, в миску, с тестом для его любимых блинчиков, например, и слижет смесь. Увидит его, улыбнется. Предложит попробовать и ему, снова окуная палец в тесто и протягивая руку. И он попробует. А еще подойдет к ней, близко-близко, так, чтобы она почувствовала его эрекцию; положит ладони на её ягодицы, теснее прижмет её к себе и потянет мягкую ткань рубашки вверх, чтобы почувствовать бархатистую кожу. И будет целовать её. Так нежно, медленно и упоительно. До её стона. До ощущения боли, от оттянутых за затылке волос, что она захватит в кулачки. И тогда он приподнимет её и посадит на стол, встанет между широко разведенных в стороны ног и будет любить её. Прямо там.

И он, распаленный воображением и запахом кофе, что тонким ароматом летал по квартире, направился в гостиную.

— Джейс, малышка… — его радостная улыбка медленно сползала с лица, когда вместо своей девочки он увидел сидевшего за кухонным островком Фила. — Морган? Какого черта ты тут?..

— И тебе доброго утра, приятель! — Фил со звоном опустил чашку на блюдце. — Я тут тоже живу, если ты еще помнишь. Рад, конечно, что вы с Джессикой последовали моему совету и отметили каждый уголок в этой квартире, но…

— Прости, Фил, — Марк взлохматил волосы на затылке и растерянно смотрел на друга. — Я рад видеть тебя… Но где Джейс?

— Чувак, я здесь один, с девяти утра. Забота предков и их вечные разборки мне осточертели, и я решил, как только они умотают на работу, вернуться сюда, домой. Но твою крошку я не видел. Ты, вообще, уверен, что она не приснилась тебе?

— Пошел ты, знаешь куда? Шутник! — Марк вскипал от непонимания происходящего. — Мне не приснилось, понял! Мы с Джейс сегодня ночевали тут! Вот, в раковине еще стоит посуда, после нашего ночного перекуса. Черт! Куда она делась? Может, — он так отчаянно хотел найти разумное и правдоподобное объяснение отсутствию своей малышки в его квартире. — Может, она в кондитерскую вышла? Захотела сделать мне сюрприз и…

— Долго она, однако, ходит, ты так не считаешь? — Фил слез с высокого стула и, немного прихрамывая, направился к раковине, — Кондитерская у нас тут за углом. Никак выбрать не может, а?

Какой-то непонятный холодок стал прокрадываться под кожу Марка, покалывая затылок сотнями иголочек. Всему этому должно быть разумное объяснение. Да. И сарказм Фила в данный момент совершенно не уместен. Главное, найти это объяснение.