Повторяю:

— Немедленно уходи, немедленно уходи!.. Наконец он отвечает:

— Еще минуту!

Стараюсь оценить обстановку, не поддаваясь горячке боя, — оценить действия разведчика и моих товарищей, предугадать уловки врага. У меня уже есть опыт в ведении сложных групповых воздушных боев. Наша шестерка слаженно и четко отбивает атаки наседающих истребителей.

И вдруг вижу: Миша Никитин помчался за «мессершмиттом». В это время другой «мессершмитт» стал заходить в хвост его самолета.

Не могу бросить разведчика и помочь Никитину. Передаю по радио Брызгалову:

— Паша, прикрой Михаила!

Поздно: вражеская трасса прошила машину нашего боевого товарища. Она резко пошла на снижение. И сейчас же мастерски, меткой очередью Брызгалов сбил «мессершмитт».

Напряженно следя за действиями разведчика, за воздухом, с тревогой думаю о товарище.

Бой продолжается. Наш разведчик по-прежнему кружит как у себя дома. Теперь уж я по-настоящему обозлился: «Вот сорвиголова! Ведь тебя сейчас собьют, черт возьми!» Замечаю: к разведчику подкрадывается «мессершмитт». А за ним еще несколько истребителей.

Сейчас немец откроет огонь. Быстрее на помощь!

Догоняю «мессершмитт» сзади сверху. Даю несколько очередей. Он переворачивается и падает в лес.

К нам приближается группа вражеских истребителей. Подлетаю к разведчику почти вплотную и грожу ему кулаком: «Уходи же! Не медли ни секунды!» На этот раз он послушался, и мы стали уходить.

Моя группа, отбиваясь от «мессершмиттов», надежно прикрыла разведчика. Фашисты повернули и вразброд полетели на запад — очевидно, убедились в бесплодности своих атак.

Они потеряли четыре самолета, мы — один.

Благополучно приземляемся. На наш аэродром сел и разведчик. Ну, думаю, сейчас поговорю с тобой, отчитаю как следует. Смотрю: вылезает из самолета румяный парень в реглане, вероятно мой сверстник. Быстро направляется ко мне. Улыбается, глаза сияют. Глядя на него, невольно улыбнулся и я. Он протянул мне руку, поблагодарил за прикрытие. Нас окружили товарищи.

— Спешу сообщить всем вам, — сказал он, — что задание выполнил. Боялся за вас: как бы без меня вы не заблудились. Я ведь за вас тоже отвечал. Вот и приземлился у вас на аэродроме.

— Ну, скажите, пожалуйста, чего вы кружились? Ведь вас могли сбить в два счета!

— А я уже стреляный! Задание я выполнил, да тут у меня бомб было немного. Вот и решил найти для них подходящую цель, пока вы возились с «мессерами».

— Ну что же, нашли?

— Нашел! Скопление техники на станции. И гостинец фрицам послал!

Он засмеялся, а потом еще раз крепко пожал мне руку и серьезно сказал:

— Спасибо вам, товарищ лейтенант! Ваши ребята молодцы — прикрывали надежно!

— Цель-то ищите, а за воздухом посматривайте! — сказал я, стараясь говорить сурово.

Он снова пожал мне руку и поблагодарил за совет. А сам, вижу, сдерживает улыбку, глаза у него смеются.

— Да ведь мы не дремали, наготове были!

— Ну и смельчаки!

Через несколько минут разведчик на своем «ПЕ-2» пронесся на бреющем полете, чуть не задевая макушек деревьев. Сделав горку, скрылся из виду. Так я и не узнал его фамилию. Летчики говорили:

— Вот удалец! Наверно, решил блеснуть перед нами летным мастерством.

Я подробно разобрал вылет: он послужил нам большим уроком.

В тот вечер нам долго не спалось. Ждали Мишу Никитина. Не верилось, что он погиб. Паша Брызгалов твердил:

— Миша непременно вернется. Он спасся на парашюте, приземлился в лесу. А там партизаны ему помогут…

Когда ребята устали ждать и задремали, мне послышалось, что Паша Брызгалов всхлипывает, припав лицом к подушке.

На душе было тяжело. У нас давно не было потерь; не потеряли бы и Мишу, если бы он помнил основное правило: в воздушном бою, тем более таком сложном, не отрываться от товарищей, трезво оценивать обстановку.

Решение партбюро утверждено: мои товарищи и я приняты в ряды партии. Хотелось поскорее получить партийный билет — ведь он придает еще больше уверенности и сил в воздушной схватке.

Каждый раз, возвращаясь с боевого задания, я спрашивал Иванова: «Что, полковник Боев не приехал?» И Виктор с огорчением отвечал: «Да нет еще, товарищ командир».

Дело в том, что полковник Боев, начальник политотдела нашего авиасоединения, должен был вручить нам партийные билеты. И мы ждали его с нетерпением.

И наконец пришел день, когда Иванов, не дожидаясь моего вопроса, обрадовано сказал: «Приехал полковник, приехал!»

…В руках у меня красная партийная книжка. Бережно держу ее, бережно прячу в левый карман гимнастерки. Полковник тепло поздравляет меня. К нам подходят однополчане, которым тоже только что вручены партийные билеты. Поздравляем друг друга.

Я уже собрался вернуться в эскадрилью — надо было подготовиться к следующему вылету на сопровождение бомбардировщиков, — когда из КП быстро вышел командир вместе с капитаном Семеновым. Вид у них был озабоченный. Семенов — он уже совсем поправился — побежал к стоянке своего самолета.

Немедленный вылет в район Рогани на отражение большой группы немецких самолетов. Высылается десятка во главе с Семеновым. В основном группа состоит из летчиков нашей эскадрильи.

Бегу к самолетам.

Мухин уже в кабине. Иванов на ходу поздравляет меня с получением партийного билета и, как всегда, помогает накинуть лямки парашюта.

Наша десятка уже в воздухе.

— Соколы, быстрее, быстрее! К Рогани приближается большая группа бомбардировщиков противника, — слышится в наушниках шлемофона.

Мчимся на выручку войскам.

Семенов подает команду:

— Поиск!

Всматриваюсь в даль. Впереди по меньшей мере сорок вражеских самолетов: пикирующие бомбардировщики «Юнкерс-87» и истребители:

Снова команда Семенова:

— За мной в атаку!

Прорываемся через заслон истребителей в лоб «юнкерсам». Они начали разворачиваться.

Захожу в хвост одному «юнкерсу». Открываю огонь. Вгоняю фашиста в землю.

Клятва выполнена: восьмой самолет сбит. Я отомстил за погибших товарищей.

С «юнкерсами» покончено. Улетели. Но Семенов предупреждает:

— Будьте внимательны: много «мессеров»!

Летчики группы вступают в бой с истребителями. А я оказался внизу. Спешу к товарищам.

Слышу команду с земли:

— На большой высоте приближается группа «Хейнкелей-111». Атакуйте их, атакуйте!

Бомбардировщики — их около двадцати — летят к линии фронта эшелонами, значительно выше нас с Мухиным.

Осматриваюсь: в стороне наши сковали боем истребителей противника. Принимаю решение, передаю о нем напарнику:

— Атакую «хейнкели»!

Боевым разворотом стремительно набираем высоту. И вот над нашими машинами совсем близко бомбардировщики. На желтых плоскостях чернеют кресты.

Немцы неожиданно стали освобождаться от бомбового груза. Бомбы пролетают между мной и Василием.

— Смотри, как бы с бомбой не столкнуться! — передаю Мухину.

И вдруг «хейнкели» повернули на юго-запад. Нет, не уйти вам безнаказанно, гады! Передаю ведомому:

— Берем в клещи крайнего!

С двух сторон заходим к бомбардировщику. Начали сближаться. Дистанция подходящая. Командую:

— Огонь!

Заработали пушки. Самолет врага загорелся, начал падать, оставляя за собой шлейф дыма. Тут на нас навалились истребители противника: их около двадцати. Со всех сторон засверкали огненные трассы. Свежая группа, видно, прилетела по вызову. Соотношение сил явно не в нашу пользу.

Малейший промах грозит гибелью. Подбадриваю ведомого — коротко передаю по радио:

— Держись, Вася! Держись!

Уходим на территорию, освобожденную от врага, отбиваясь от яростных атак. Короткими очередями отгоняем друг от друга вражеские самолеты. То взмываем, то снижаемся, выполняя немыслимо сложные фигуры.

Мы — единое целое. Если враг собьет одного, другой наверняка погибнет.

Проклятые «мессершмитты» гонятся за нами. Но их атаки безуспешны. Основное — не допустить врага в хвост. На наше счастье, фашисты даже мешают друг другу, беспорядочно наваливаясь на нас. Мы же с Мухиным понимаем друг друга по каждому движению. Научились соразмерять в воздухе каждое движение, экономить секунды. Искусно и стремительно маневрируем, помня, что промедление смерти подобно.