Вот что нам рассказал Михаил:

— Когда мы прикрывали разведчика западнее Харькова, получилось так: впереди ниже меня появился истребитель. Я бросился на него очертя голову. Не предупредил Пашу и не заметил, что сзади еще несколько «мессеров». Погорячился и допустил непростительную ошибку.

Очнулся на земле. В стороне — воздушный бой. На земле — обломки самолета. Сразу все вспомнил: ведь я — на территории, занятой врагом… Приподнялся, но тут же упал — закружилась голова. Как же добраться к своим? Быстро ощупал себя — оказалось, отделался ушибами. Но ступать было больно, пришлось ползти. Полз, пока не потерял сознания. А когда очнулся, увидел фашистов.

Я попал в лагерь для военнопленных в Днепропетровске. Подлые гитлеровцы издевались над нами, били, морили голодом. Особенно жестоко обращался с нами рыжий плешивый фриц. И все грозил расстрелом. Сколько раз я готов был наброситься на мерзавца — удерживала мысль о побеге. Все время вспоминал всех вас, отца, мать. Не раз думал о самоубийстве. Но и тут меня поддерживала уверенность, что вырвусь из плена — отомщу фашистам. Сговорился с товарищами о побеге. Но бежать не удалось: фашисты усилили охрану, да и мы обессилели от голода. Нас куда-то повезли. Оказалось, в Проскуров. И вот по дороге несколько товарищей и я ночью на полном ходу выпрыгнули из товарного вагона.

Мы побежали в лес, откуда только силы взялись! Нас остановили партизаны. От радости я плакал, и мне не стыдно в этом признаться. Несколько дней пролежали мы в землянке. За нами заботливо ухаживали. Я быстро окреп и стал участвовать в боях. Партизаны — замечательные люди. Но я всей душой стремился к вам, в родную часть. И однажды командир отряда сказал мне: «Жаль отпускать тебя, но твое место среди летчиков». Я не знал, как благодарить его.

Не успел Михаил договорить, как раздался сигнал на вылет. Мы вскочили. Никитин умоляюще посмотрел на меня. Я подошел к нему:

— Несколько дней отдохни, Познакомься с районом боевых действий.

В тот день Брызгалов провел с Никитиным учебно-тренировочный бой над аэродромом. Я внимательно наблюдал за ними. Вот они вдвоем подходят ко мне. Брызгалов докладывает, что бой проведен успешно, и добавляет:

— Можно его брать, товарищ командир. Не подведет на задании.

— Видел. Можно брать. Глаза у Миши загорелись.

— А групповую слетанность не забыл? Миша ничего не забыл и вскоре доказал это.

Враг усилил сопротивление, но итоги трехмесячных боев войск фронта нас радовали. В тяжких условиях осенней распутицы, в сложной метеообстановке они добились немалых успехов, хотя противник перебросил резервы с других фронтов и с запада, да и возросла активность вражеской авиации.

Войска нашего и Третьего Украинского фронтов образовали на правом берегу Днепра Кременчугско-Днепропетровский стратегический плацдарм. На его правом фланге наш полк и встретил новый, 1944 год.

В тот памятный новогодний вечер мы подводили итоги боевой деятельности полка, почтили память погибших товарищей. Вспомнили многое. В марте 1943 года полк, в основном состоявший из необстрелянных летчиков, попал в сложную обстановку — в разгар контрнаступления немцев под Харьковом. Большие полк понес потери. Но духом мы не пали. В битве на Курской дуге летчики доказали это, и счет полка возрос. В ожесточенных схватках с врагом над днепровскими переправами и плацдармом наш полк окреп и возмужал. И сейчас нам предстояли ожесточенные бои. И мы к ним были готовы.

Ждать долго не пришлось: 5 января войска фронта начали наступление на Кировоград. Наше дружное звено, составляющее костяк эскадрильи, в сборе. Вылетаем на прикрытие наземных войск. И так же как летчики других эскадрилий, успешно ведем воздушные бои, хотя условия погоды и неблагоприятны.

7 января летчики полка уже дрались с воздушным врагом над окраинами Кировограда. А внизу за его освобождение героически сражались пехотинцы, артиллеристы, танкисты. Когда погода улучшалась, в ясном зимнем небе появлялись целые армады «Петляковых». И мы полком и эскадрильями сопровождали их на задание: они наносили бомбовые удары по подходящим резервам и скоплению войск противника.

Как на земле, так и в воздухе немцы яростно сопротивлялись. И нам, истребителям, приходилось вступать в жаркие схватки, не допуская атак по бомбардировщикам, даже частью сил сковывать противника и вести более затяжные воздушные бои. Опыт у нас уже был — удавалось успешно решать эту нелегкую задачу. Удары «Петляковых» достигали цели и способствовали успеху войск на Кировоградском направлении.

Город был освобожден 8 января. Стало известно, что войска на нашем фланге продвинулись вперед от 30 до 50 километров и расширили прорыв по фронту на 120 километров.

9 января в приказе Верховного Главнокомандующего было отмечено, что в боях за овладение Кировоградом наряду с воинами танковых, стрелковых, пехотных дивизий нашего фронта отличились летчики генерал-лейтенанта Горюнова. Нашей 302-й авиадивизии присвоено звание Кировоградской. А вечером, в 21 час, столица салютовала нам, воинам Второго Украинского фронта, освободившим Кировоград.

На нашем направлении войска были вынуждены временно прекратить наступление. Но вот 23 января после обеда командир полка собрал комэсков и, не вдаваясь в объяснения, приказал быть в повышенной боевой готовности.

— Проследите, чтобы личный состав эскадрилий хорошенько отдохнул, — добавил он, — может быть, завтра перелетим на другой аэродром, на правое крыло фронта. Там, очевидно, нас ждет напряженная работа.

Теперь наш полк уже как бы оказался в центре фронта, ближе к левому крылу. Правый фланг от нас далековат. Поблизости аэродромов нет. Надо предупредить летчиков, чтобы следили за горючим и тщательно вели ориентировку.

Весь следующий день мы провели в напряженном ожидании: стояла хмурая, нелетная погода. Узнаем, что войска фронта, сломив сопротивление противника, перешли в наступление из района севернее Кировограда и прорвали немецкую оборону. В образовавшийся прорыв введена наша танковая армия. К исходу 28 января войска вошли в район Звенигородки и соединились с войсками Первого Украинского фронта. Таким образом, в районе Корсунь-Шевченковский была окружена крупная немецкая группировка. Все это время наши войска нуждались в поддержке с воздуха: противник всеми способами пытался помешать им соединиться. Бои разгорелись в основном на правом фланге.

29 утром мы наготове: вот-вот перелетим на новый аэродром — в Красноселье, севернее Кировограда; Начштаба ознакомил комэсков с обстановкой, мы проложили маршрут. Он проходил над Чигиринским лесом, знакомым мне с детства по шевченковскому «Кобзарю». Недавно это был район активной деятельности партизан.

Командир предупредил, что погода на маршруте крайне сложная, — впереди нас пойдет разведчик погоды. Он будет передавать данные о погоде по радио; полетим небольшими группами.

Во время перелета низкая облачность прижимала нас к земле. Шел снег. Облака сливались с Чигиринским лесом, приходилось обходить его немного южнее. К вечеру все самолеты благополучно перелетели на новый аэродром. Здесь нас ждали: комбат Зажигалкин радушно, радостно встретил нас — даже под звуки духового оркестра.

Мы рассредоточили самолеты, и снова комэсков собрал командир. На этом участке фронта немцы наносили контрудары, стянув большое количество авиации на поддержку группировки, которая пыталась выйти из окружения.

Аэродром раскинулся за околицей деревни, местами поврежденной немецко-фашистской артиллерией. Кое-где виднелись воронки.

Жители, как всегда, высыпали из уцелевших хат. Никогда не забыть слез радости на изможденных лицах, голоса ребятишек, льнувших к нам — фронтовикам…

На пороге одной из хат стоял сухонький, шустрый Старичок. Он кричал нам издали:

— Добро пожаловать, сынки!

Адъютант нашей эскадрильи заметил:

— Вот и наш хозяин. У него в хате будем жить всей эскадрильей.