Каждый фронтовик хотел бы увидеть праздничную Москву, но как, пусть и ненадолго, покинуть фронт в решающие дни! Да и выступать мне доводилось только перед товарищами, в своей боевой семье. И этот трудный и необычный для меня приказ я должен выполнить.
Во время разворота смотрю в сторону Берлина, туда, где наши войска ведут последние бои, где летчики наносят последние удары по хваленому геринговскому воздушному флоту.
Самолет взял курс на восток. Пролетаем над свободной польской землей: над ней еще недавно нам приходилось вступать в жаркие воздушные схватки. Сколько мыслей, сколько воспоминаний проносится в голове!..
Лечу всего лишь несколько часов, а кажется, прошли годы. С волнением смотрю на землю: перелетаем нашу государственную границу. Здравствуй, Родина!
Под крыльями самолета — Подмосковье.
По привычке внимательно осматриваю воздушное пространство. Какое спокойное небо, как легко дышится!
И вот я иду по оживленным улицам столицы. Москвичи готовятся к празднику. Все с нетерпением, с радостным волнением ждут сводок о завершающих боях нашей армии-освободительницы, ждут мира.
30 апреля в Москве было отменено затемнение. Вечером впервые за годы войны во всех окнах, во всех витринах вспыхнул яркий свет, на улицах и площадях зажглись фонари.
Да, не такой была Москва осенью 1942 года, когда мои друзья и я — старшие сержанты — с таким нетерпением ждали приказа о вылете на фронт. Тогда она была сурова, затемнена — ни огонька на улицах.
И мы тогда были иными — необстрелянными летчиками. С той поры одни погибли смертью храбрых в боях с фашистскими захватчиками, другие стали испытанными боевыми летчиками. На личном счету каждого из нас теперь не один десяток сбитых вражеских самолетов, не одна сотня боевых вылетов. Мне довелось 330 раз вылетать на боевые задания, 120 раз вступать в бой с воздушным врагом, сбить шестьдесят два фашистских самолета.
Я стоял на улице у радиорупора плечом к плечу с москвичами. С волнением слушали мы долгожданную сводку Совинформбюро. Войска Первого Белорусского фронта овладели в Берлине рейхстагом и водрузили на нем Красное знамя Победы!
Вечером выступаю по радио. Волнуюсь так, как никогда, кажется, не волновался. О многом хочется сказать дорогим соотечественникам, поделиться тем, что испытывает сейчас, в дни завершающих боев, каждый фронтовик. Но выступление у меня короткое. Выполняю наказ боевых товарищей: докладываю об успехах на нашем фронте и от их имени благодарю партию, весь советский народ, передаю их сердечный фронтовой привет.
Собираюсь немедленно вылететь в часть, но меня вызывают в Главное Политическое Управление Красной Армии. Там узнаю о падении гитлеровского Берлина. Победоносно закончилась Берлинская операция, в которой участвовали войска нашего фронта, операция, начатая 16 апреля при свете зенитных прожекторов.
Поздравив меня с этим великим событием, мне говорят:
— Через несколько дней вернетесь в полк: он уже приступает к мирной учебе. А пока побывайте на заводах, фабриках: расскажите рабочим, как летчики добивались победы, как громили немецко-фашистских захватчиков.
И я каждый день бываю на предприятиях. Рассказываю о боевых делах тем, кто совершал трудовые подвиги в тылу. А со мной делятся мирными планами: все стремятся скорее восстановить то, что разрушил враг. Многие предприятия уже перешли на мирную продукцию. Заводы, выпускавшие боевые машины, выпускают первые комбайны и тракторы. Советский народ одерживает новые победы — в мирном труде.
Хотелось мне День Победы провести со своими боевыми друзьями, а довелось отпраздновать его в столице. В тот незабываемый день Москву заливал солнечный свет, на домах алели праздничные флаги. Я шел по улице рядом с теми, кто в тылу и на фронте отстаивал свободу и независимость нашей Родины.
Люди шли тесными рядами, пели, обнимались, поздравляли друг друга: казалось, все мы давным-давно знакомы. Военных встречали ликующими возгласами, качали. Я смотрел на взволнованные лица, видел слезы радости на глазах и с трудом сдерживал волнение. Никогда, кажется, не был я так счастлив. Только жалел, что нет со мной друзей-однополчан.
Мои раздумья были неожиданно прерваны. Меня подхватила ликующая толпа. И я полетел вверх под возгласы:
— Качать летчика!
— Ура советским воинам!
Вечерело, а на улицах было так же многолюдно. Все шли на Красную площадь к Мавзолею Ленина. В нескончаемом людском потоке шел и я. Вспомнилось мне гвардейское знамя нашего полка с большим портретом Ильича — портретом, вышитым руками наших ткачих в дни ожесточенных боев за Советскую Родину. Вспомнилась 24-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции. В тот день фашистские полчища рвались к Москве, а на Красной площади был военный парад. Мимо Мавзолея проходили наши героические войска. Отсюда, с Красной площади, они двигались прямо на фронт — на защиту Москвы. И многие герои обороны нашей столицы сейчас в Берлине празднуют победу над фашистскими захватчиками.
На площади вспыхнули огни праздничной иллюминации. Над Кремлем скрестились широкие яркие лучи прожекторои. Ровно в десять часов вечера раздались артиллерийские залпы — 30 залпов из тысячи орудий. Москва от имени Родины салютовала в честь великой победы советского народа.
Справедливая освободительная война завершена. И с первого ее дня до последнего, тысяча четыреста семнадцатого, советские люди совершали бессмертные подвиги во имя победы над фашистами — врагами всего человечества.
Снова в полку
И вот я снова в полку, на аэродроме северо-западнее Берлина. Какие у нас перемены! Нет маскировки, самолеты не рассредоточены, а выстроены в линейку, и вокруг них, как всегда, хлопочут техники. Вижу знакомые фигуры летчиков: вместе с техниками они осматривают самолеты. По всему видно, в полку — день подготовки материальной части.
Шумно и радостно встречают меня друзья. Попадаю в их крепкие объятия. Горячо поздравляем друг друга с победой. Вот подошли Куманичкин, Титаренко, подбежал Давид Хайт, и снова объятия и поздравления. Ищу глазами техника Васильева: вот он, у моего самолета. Иду к нему и обнимаю своего верного помощника. Друзья наперебой расспрашивают меня, а я прошу рассказать о последних боях, о разгроме берлинской группировки.
На КП снова шумная и радостная встреча с командиром части, замполитом, начальником штаба. Вместе слушаем последнюю оперативную сводку Совинформбюро: прием пленных фашистских солдат и офицеров на всех фронтах прекращен.
Весь вечер друзья рассказывают мне о последних днях войны. Авиация противника уже почти бездействовала. Вражеские самолеты вылетали, а садиться им было некуда — наши войска стремительно захватывали аэродромы. Летчикам нашего полка приходилось вылетать на штурмовку отступающих войск и немецко-фашистской группировки, пытавшейся прорваться на запад недалеко от нашего аэродрома; личный состав полка подготовился к боям на земле.
Вот что рассказали о своем последнем воздушном бое Куманичкин и Крамаренко. 30 апреля их вызвал командир и сказал, указывая на карту: «Вот здесь пытается выйти из окружения вражеская группировка. Немецкое командование, стараясь помочь гитлеровским воякам выбраться из котла, бросило им на поддержку большую группу „фокке-вульфов“ с бомбами. Ваша задача искать и уничтожать противника в этом районе».
Боевая пара немедленно вылетела на задание и за линией фронта встретилась с шестнадцатью «фокке-вульфами». «Лавочкины» стремительно понеслись наперерез врагу. Группа «фокке-вульфов» разбилась надвое. С восьми самолетов на поле и лес беспорядочно посыпались бомбы — летчики поспешили облегчить самолеты. Затем восьмерка встала в круг и начала обороняться. Враг старался оттянуть наших летчиков в сторону от другой восьмерки, которая продолжала с бомбовым грузом лететь к позициям советских войск. Но наша боевая пара оторвалась и ринулась вдогонку. Нагнать врага удалось недалеко от линии фронта.