Войска Первого Белорусского фронта под командованием маршала Советского Союза Г. К— Жукова в тесном взаимодействии с воинами Войска Польского 1.7 января освободили столицу Польши — Варшаву.

В тот вечер Москва в ознаменование победы салютовала соединениям Первого Белорусского фронта и частям Первой армии Войска Польского.

…Итак, закончен первый этап Висло-Одерской операции. Наши войска стремительно продвигаются вперед, на запад.

Передовые бронетанковые части с ходу захватывают аэродромы. В Сохачеве — еще несколько дней назад важном узле обороны фашистов — танкисты захватили врасплох летный состав в столовой. Нам известно, что на сохачевский аэродром сели штурмовики.

— Как же так, ведь линия фронта недалеко, — замечает кто-то.

— Да так, — говорит командир, — начинают штурмовать врага сразу после взлета.

Наконец перелетает и наш полк. На сохачевском аэродроме картина своеобразная: виднеются и наши штурмовики и оставленные «фокке-вульфы».

Здесь мы встретились со штурмовиками, и мне вспомнилась весна прошлого года — бои севернее Ясс…

Встреча была теплая. Летчики говорили:

— Противник, отступая, старается закрепиться на новых рубежах. Бить его надо, а нам мешают немецкие истребители. Уж вы их там покрепче колотите!

Из Сохачева летаем в район Плоцка, Кутно и Лович на поиск противника. Вступаем в бои, хотя противник и уклонялся. Здесь полк понес тяжелую утрату: в неравном бою был сбит Кирилл Бачило — опытный, отважный летчик…

Спустя несколько дней после гибели нашего товарища перелетаем в Иноврацлав, ближе к войскам, которые продолжали стремительное наступление. И всюду читаем надписи, сделанные советскими воинами: «Вперед — на Берлин!»

Рядом с нашим находится аэродром, забитый брошенными «Юнкерсами-87»; иногда мы тренируемся в атаках по ним. И снова приказ: срочно перебазироваться на аэродром южнее Познани — крупного промышленного центра, важного железнодорожного узла и одного из древнейших городов Польши. Наши войска уже продвинулись вперед километров на 80—90 от Познани, но частью сил ведут там бои по уничтожению окруженной группировки, засевшей в цитадели. Враг ожесточенно обороняется. Нам приказано при перелете проштурмовать немецко-фашистскую группировку.

Снимаемся с аэродрома немедленно, спешим. А в Иноврацлаве пока остаются наши любимцы — Зорька и Кнопка — и часть хозяйства.

С самолета я увидел аэродром, буквально забитый «хейнкелями» и «юнкерсами». Вот-вот снимутся, помчатся бомбить наши войска. Неужели там враг? Но нам сообщают по радио, что они брошены фашистами при отступлении.

Познанская цитадель — старинная крепость, оборудованная оккупантами по последнему слову техники. Она стоит на возвышенности и занимает немалое пространство.

Чуть не задевая крыш, на бреющем полете проносимся над самой цитаделью. Обстреливаем из пушек окруженные фашистские войска. Противник открывает бешеный зенитный огонь. Но мы выполняем задание. Цитадель позади. Благополучно приземляемся на заводском аэродроме, принадлежавшем до освобождения немецко-фашистскому авиаконструктору Фокке-Вульфу, как и вилла, в которой мы расположились. Невдалеке стоял громадный завод, еще недавно выпускавший самолеты для немецко-фашистской армии. В цехах видны следы боя — еще не убраны трупы фашистов. На полу валяется скомканный портрет ненавистного Гитлера, сорванный со стены нашими солдатами.

Враг не успел вывести завод из строя. Готовые самолеты не успели подняться: сотни новых «фокке-вульфов» стояли под землей и на аэродроме, многие — на застывших конвейерах.

— Да, не раз приходилось каждому из нас вести с ними жаркие бои. А теперь они стали нашими трофеями, — говорили летчики.

Но нам еще предстояли жестокие воздушные схватки с «фоккерами». И мы подробно изучали вражеские самолеты.

Около завода был концлагерь, в основном для наших соотечественников, угнанных из оккупированных районов. Совсем слабых и больных уже отправили самолетами в госпитали. Остальные ждали отправки на Родину.

Мы пошли навестить бывших узников. После просторных цехов завода особенно низкими и тесными казались бараки, обнесенные колючей проволокой.

Люди плакали от радости, увидев нас, обнимали, рассказывали о себе глухими, невнятными голосами. Ком подступил у меня к горлу. Никогда не забыть эту скорбную картину. Изголодавшиеся, изнуренные каторжной работой женщины и мужчины; сутулые спины, иссохшие дрожащие руки. Звучала русская, белорусская, украинская речь.

— Заставляли нас, проклятые, под страхом смерти работать. Морили голодом, истязали. Мы выполняли черную, самую тяжелую работу. Отступая, изверги собирались всех нас уничтожить. Да наши вовремя подоспели.

Впервые мы увидели соотечественников — бывших узников фашизма, в бывшем фашистском концлагере. И были так взволнованы, что в тот вечер долго не могли уснуть. А ночью нас разбудили по тревоге: слышались автоматные очереди, артиллерийская стрельба.

Оказалось, частью сил противнику удалось сделать вылазку из цитадели. Как мы узнали потом, фашисты намеревались захватить аэродром, обеспечить посадку транспортных самолетов «Юнкерс-52» и вывезти из цитадели основной командный состав.

На окраине аэродрома танкисты ведут бой с противником; нам выдают гранаты, мы готовы вступить в схватку с врагом на земле, но наши наземные части быстро заставляют фашистов снова спрятаться в цитадель.

Только к утру, когда уже стало светать, все успокоилось. И вдруг снова тревога:

— По самолетам! По самолетам!

В небе вблизи аэродрома на юго-западе показалось около тридцати «Фокке-Вульфов-190». Они пикировали на аэродром, но, очевидно, торопились, и бомбы, по счастью, легли на окраине. Самолеты тотчас же скрылись.

— Да, они поспешили, а вот мы прозевали. Надо быть еще бдительнее! — говорили летчики.

Через несколько дней на познанский аэродром приземлился «ЛИ-2». Дверь самолета распахнулась, и на землю соскочил Фомин, а за ним — Давид с Кнопкой на руках. Зорьки не было видно: оказывается, она была убита случайным выстрелом. Жаль было медвежонка. Сколько раз его забавные выходки заставляли нас ненадолго забывать о тяготах тревожной фронтовой жизни.

…Из района Познани мы вылетали на охоту километров за 175 в тыл врага на малой высоте — на пределе горючего. Глядя вдаль, на немецкую землю, я думал о Родине. Вспоминались пепелища, села, сожженные немецко-фашистскими захватчиками. Развалины наших и польских городов…

В начале февраля войска нашего фронта, успешно продвигаясь на главном направлении, вышли на Одер, форсировали его и захватили плацдармы на левом берегу севернее и южнее Костшина (Кюстрина). Этот старинный польский город у впадения Варты в Одер был превращен фашистами в сильный узел обороны, и с ходу его взять не удалось. Немцы упорно сопротивлялись, и наши наземные войска вели кровопролитные бои, закрепляя и расширяя плацдармы.

Началась распутица. К нашей великой досаде, мы отстали от наземных войск. Радиус действия «Лавочкиных» не позволял вылетать на задание к Одеру.

К полудню туман рассеивался, но низкая облачность мешала перелету на новый аэродром. А промежуточных аэродромов с бетонированным покрытием не было до самого Одера.

Авиация противника резко активизировала свои действия. Немцы использовали свою аэродромную сеть — бетонированные аэродромы Берлинского района противовоздушной обороны. К тому же условия погоды были в том районе лучше, и немецко-фашистские бомбардировщики, налетая группами в 50 — 60 самолетов, обрушивали удары по плацдармам, переправам и подходящим войскам наших армий. В районе кюстринских плацдармов противник временно захватил господство в воздухе. Тяжело приходилось нашим зенитчикам. Прикрытие с воздуха для наших армий уже стало жизненно необходимым.

Немцы пытались остановить продвижение наших войск на Берлин и подтягивали крупные резервы.

…Несмотря на тяжелые условия, наши войска успешно завершили Висло-Одерскую операцию, выполняя задачу, поставленную Ставкой: освободить от немецко-фашистских оккупантов Польшу, выйти к Одеру и перенести военные действия на территорию фашистской Германии.