Нина Васильевна с доброй улыбкой посмотрела на меня.

— А мне бы хотелось, Ваня, чтобы ты учителем стал.

Я наблюдала, как ты с товарищами занимаешься. Вспомни-ка, ведь ты любил эти занятия.

— Любил, Нина Васильевна. Даже сам подумывал — не стать ли учителем, но ведь не примут меня ни в педрабфак, ни в техникум. Мал — скажут.

— Ты сначала в школу рабочей молодежи поступи. А там видно будет.

И я тут же у Нины Васильевны написал заявление и снова отправился в Шостку. Решил так: все узнаю, тогда уж и уговорю отца.

Заявления принимали директор и завуч. Они просмотрели мои документы, и директор сказал:

— У нас учится рабочая молодежь без отрыва от производства, а ты ведь нигде не работаешь.

— А мне тоже хочется учиться и работать, — отважился сказать я.

Директор улыбнулся, стал расспрашивать о семье, о том, как я учился, вел ли общественную работу в школе, в колхозе. После недолгого разговора с завучем он сказал:

— Раз тебе так хочется учиться, зачислим тебя в школу. Может, и на работу устроим.

На этот раз я вернулся домой, весело напевая. Но когда я сообщил радостную весть отцу, он нахмурился. Я поспешил сказать про обещание директора. А мой батька, вздохнув, заметил:

— Упорливый ты у меня, Ваня. Что ж, учись! Я побежал к Нине Васильевне. Узнав о новости, она обрадовалась, поздравила меня и сказала:

— Помни, Ваня, знания тебе для любой профессии пригодятся.

Занятия начались с осени. В школе училась рабочая молодежь с заводов. Но было несколько человек из пригородных колхозов. Поступил туда и Ивась, за которого я дрался в классе.

Уроки кончались в одиннадцать часов вечера. Два наших односельчанина учились на педагогическом рабфаке, и мы возвращались в Ображеевку вчетвером. Наши дороги расходились за километр до села. Товарищи сворачивали в сторону — на противоположную окраину, и я шел дальше один, долго перекликаясь с приятелями.

В слякоть, в пургу и мороз мы ежедневно ходили по семь километров до Шостки да по семь обратно.

Учиться было нелегко, особенно много приходилось заниматься русским языком: у нас в сельской школе занятия шли по-украински.

Мы с Ивасем были всех младше в школе и, попав в незнакомую обстановку, первые дни стеснялись и робели. Учащиеся — молодые рабочие — заметили это и отнеслись к нам внимательно, по-товарищески. Никто ни разу не позволил себе посмеяться, подшутить над нами. Напротив, все нас подбадривали, поддерживали:

— Да вы не робейте, ребята! Учение — дело хорошее. Подрастете — на завод поступите.

Мы с Ивасем быстро освоились и вошли в дружный круг молодых рабочих. Любознательные, начитанные ребята были в курсе всех событий тех дней, всем интересовались: и делами новаторов производства, и авиационными рекордами. Они часто обсуждали газетные статьи о реконструкции народного хозяйства, об успешном осуществлении второй пятилетки, принятой на XVII съезде партии. С интересом и пользой для себя слушал я их разговоры. Уже не робея, расспрашивал о производстве. А как-то, совсем осмелев, сказал, что мне хочется и нужно работать. Товарищи охотно вызвались меня устроить учеником на производство.

— Вот подожди: на завод тебя поведем, все тебе покажем. Подучишься, подрастешь — будем вместе работать. Через некоторое время меня вызвал директор:

— У нас организуется библиотека. Хочешь работать библиотекарем?

— Да вот ребята обещали мне на заводе работу найти…

— В библиотеке у тебя тоже работа будет. И еще какую тебе пользу принесет! Ведь недаром говорят: книга — лучший друг. Сколько книг прочтешь! Товарищи будут спрашивать, что им почитать.

— Мне зарабатывать надо: отцу помогать.

— Не беспокойся, будешь у нас зарплату получать. Ну, согласен?

— Согласен! Согласен!

Мне дали двухнедельный испытательный срок. …

В канцелярии стояло несколько книжных шкафов — это и была наша библиотека. Книг еще было немного, но они все приходили и приходили. Все надо было начинать сначала. Как же приступить к делу?

Леня Дмитриев, секретарь учебной части, вручил мне ключи от шкафов, помог разобраться в книгах. В городской библиотеке меня познакомили с библиотечным делом, несколько дней терпеливо со мной занимались.

Работа оказалась сложной. Приходилось ездить за книгами, заприходовать их, заносить в каталог, расставлять по полкам. Но вот все приведено в порядок, заведены учетные карточки, и я начинаю выдавать ребятам книги, каждый раз напоминая, как меня учили в городской библиотеке: «Книгу надо беречь!»

Неизгладимое впечатление произвела на нас книга Николая Островского «Как закалялась сталь». Не раз я перечитывал это удивительное произведение и всегда находил что-то новое, полезное для себя. Павел Коргачин стал моим любимым героем.

С увлечением прочел я «Разгром» Фадеева, «Чапаева» Фурманова. Все эти книги пробуждали желание сделать что-то полезное, нужное для Родины.

Пристрастился я и к научно-популярной и технической литературе, к чтению газет.

Вечерами после уроков я приводил в порядок библиотеку. Заводские ребята охотно помогали, допоздна засиживались за книгой. А мне нередко приходилось ночевать в канцелярии: спал на столе, подложив под голову пачку книг.

Испытательный срок прошел. Меня зачислили приказом на должность библиотекаря. Весело я шел домой с гостинцами, купленными на первые заработанные деньги.

Два года я проучился в школе. Мне исполнилось шестнадцать лет, и я получил паспорт. Надо было решать — куда поступить учиться, кем быть? Все было интересно: и техника, и медицина, и рисование, и педагогика. Хотелось все знать, но уезжать далеко от дома я не мог. Решил учиться в Шостке. И подал заявление в техникум и в педрабфак. Сдал экзамены. Чему же отдать предпочтение?

— Иди в техникум, — посоветовал отец. — Закончишь — станешь работать на производстве: сам ведь этого хотел. А пока учишься, приработок найдешь.

— Пожалуй, тату, так и сделаю. И ребята советовали. Решено: буду учиться в техникуме!

Я попал на химико-технологическое отделение. Заниматься приходилось много, а на дорогу домой я тратил немало времени. И я решил переселиться в общежитие. Отец согласился на это сразу, а мать молча заплакала.

— Полно, мамо! Ведь я буду на выходной день домой приходить, — говорил я, хотя и сам чуть не плакал.

Наконец мать, вздыхая, согласилась, что так будет лучше, и стала собирать мои скромные пожитки.

Рано утром я уходил с котомкой из дому. Мать смотрела мне вслед, пригорюнившись. Я оборачивался, махал рукой, пока не завернул за угол.

Перед выходным сразу после занятий пошел домой. Соскучился по матери и беспокоился о ней: последнее время она все чаще хворала. Казалось, никогда не дойду до села.

У дверей меня ждал отец.

— Плохо матери, Ваня. Надо уговорить ее поехать в больницу.

Я бросился в хату.

Мать стонала. Я сел рядом и долго уговаривал ее поехать в больницу, но она и слышать не хотела.

— Краще умру, а з дому никуды не уйду. На следующий день под вечер мать сказала:

— Сынок, иди дотемна. Мне легче стало. Батько присмотрит, не тревожь себя.

Я хотел остаться, но мать разволновалась, настаивая на своем. Знала, как я не люблю пропускать занятия. И я ушел из дому с тяжелым сердцем.

До ночи сидел я за книгами, но сосредоточиться было трудно — все упрекал себя, что не заставил мать поехать в больницу.

Кто-то разбудил меня на рассвете. Это был брат Яша.

Я вскочил, взглянул ему в лицо, залитое слезами, и сразу все понял.

— Мамо?

Яша молча кивнул головой.

Не помню, как я дошел до дому. В хате было полно народу. Плач, причитания. Отец стоял, закрыв лицо руками. Плечи у него вздрагивали. Не помня себя я убежал на погреб, бросился ничком на землю и долго пролежал там в оцепенении, без слез.

Сразу после похорон вернулся в Шостку.