Среди всего этого невероятного, нечеловеческого ужаса блеснул ободряющий симптом — со всех фронтов в течение десяти дней были взяты отдельные авиационные части, и их присутствие стало ощутимым для защитников города. Это вызвало понятную нервозность немецких солдат, впервые побывавших в шкуре постоянно, два месяца атакуемого с воздуха противника. Советская авиация любила ночной воздух, она чувствовала себя уютнее в ночном небе. А немцы жаловались (ежедневный доклад командования 6-й армии): «Отмечается неоспоримое ночное воздушное доминирование русских… Оно выросло, превосходя все возможные пропорции. Войска не могут отдыхать, их боеспособность уменьшается до опасного предела. Потери нашего личного состава и потери материальных средств чрезвычайно велики. Армия просит группу армий «Б» осуществить дополнительные атаки против аэропортов противника и днем и ночью с тем, чтобы помочь войскам, сражающимся на линии фронта».

В штаб-квартире германских вооруженных сил 14 октября был издан Оперативный приказ № 1, который приказывал остановить все летние наступательные действия вермахта на Восточном фронте за исключением района Сталинграда и Кавказа. На остальных фронтах предписывалось перейти к решительной обороне, одержать успех в зимней кампании и заложить основания для «окончательного разгрома» Красной Армии в 1943 году. Подразумевалось, что Россия стоит на краю могилы. В пояснении к вышеназванному приказу генерал Цайцлер подчеркивал (23 октября), что «русские не владеют силами, дающими им возможность крупного наступления, имеющего далеко идущие цели».

В Германии было предписано обозначить в городах расстояние до Сталинграда — чтобы подчеркнуть, как далеко продвинулся на восток вермахт за шестнадцать месяцев войны.

В Англии начало возникать ощущение, что Черчилль переиграл и что давление на советско-германском фронте достигло такой точки, когда восточный союзник не выдержит. В Лондоне начали обсуждать возможности посылки на восток тяжелой авиации Англии для того, чтобы бомбить немцев на Сталинградском фронте, «если даже это может означать ее потерю». Имея возможность читать германские сообщения, Черчилль узнал в конце сентября о немецких планах провести военно-морские операции в Каспийском море сразу же после того, как германские войска пересекут Кавказ. Черчилль немедленно сообщил информацию о германских намерениях Сталину: «Я получил эту информацию из того же источника, который позволил мне предупредить вас о намечающемся нападении на Россию полтора года назад. Источник этих сведений абсолютно достоверен». (В перехваченном немецком сообщении говорилось о назначении адмирала, который будет командовать военно-морскими операциями в Каспийском море. Махачкала была избрана в качестве основной военно-морской базы. 20 военных судов, включая подводные лодки, торпедные катера и минные тральщики предполагалось транспортировать по железной дороге из Мариуполя).

Учитывая эту опасность, Рузвельт согласился с предложением Черчилля, чтобы 20 англо-американских военных эскадрилий были посланы в район Каспия и Кавказа. Черчилль объяснил Сталину, что эти эскадрильи будут действовать под началом советского Верховного командования и прибудут в самом начале следующего года.

В Вашингтоне начинает воцаряться уверенность. Английскому королю Георгу Рузвельт пишет в середине октября 1942 года: «В целом ситуация для всех нас осенью 1942 года лучше, чем она была прошлой весной, и хотя на протяжении 1943 года мы еще не достигнем полной победы, события повернулись в положительную для нас сторону, в то время как страны «оси» уже почти миновали пик своей эффективности». Историческая истина вынуждает сказать, что в этот самый суровый час для СССР его союзники — американцы и англичане — застыли в выжидательной позиции. Стало ясно, что обещанный второй фронт в Европе открыт не будет. Политический соперник Рузвельта на президентских выборах Уэнделл Уилки говорил тогда в Москве, что невыполнение решения об открытии второго фронта порождает «страшный риск». Между тем замену операции в Европе Рузвельт и Черчилль нашли в идее высадки в Северной Африке.

Когда американский дипломат Р. Мэрфи прибыл в Вашингтон 31 августа 1942 года, он увидел, что Северная Африка получила почти полный приоритет в работе военного и внешнеполитического ведомств правительственного аппарата. Его тотчас же принял президент. «Рузвельт был более ответствен за принятие плана африканской операции, чем кто-либо другой». Восстановление французской империи и политическое признание французских властей не соответствовали тому курсу, которым следовала американская сторона в своих взаимоотношениях с французами. Это и привело впоследствии к недоразумениям, противоречиям и столкновениям. Осенью 1942 года политические разногласия еще крылись за военной стороной дела, за подготовкой к операции «Торч». Мэрфи ознакомил Рузвельта с кандидатурой генерала Жиро как будущего высшего французского администратора.

В Шангри-ла Рузвельт в нервном нетерпении ждал первые сообщения о высадке американских войск в Северной Африке, которой с гибралтарской скалы командовал генерал Эйзенхауэр. На шестидесяти судах семьдесят тысяч американских пехотинцев изготовились к броску на север африканского континента. Среди них был и сын президента Франклин Делано Рузвельт-младший, офицер-артиллерист на эсминце «Мейрант». Десант был оснащен лучшим американским оружием, танками «Шерман», амфибиями, только что появившимися базуками. Впечатляло снабжение отдельного десантника: черные баскетбольные ботинки, дополнительные шерстяные одеяла, респираторы от пыли, антимоскитные сетки, носки для сна, увеличительные стекла, резиновые сапоги, велосипеды и многое другое.

Испытав большие опасения, и Черчилль начинает верить в способность советских вооруженных сил выстоять в районе Кавказа. Он пишет в эти дни, что «в целом кампания Гитлера против России в 1942 г. является для него, видимо, большим разочарованием». И хотя ежедневные сообщения говорили о том, что немцы все еще рвутся вперед в южной России, Черчилль пришел к выводу, что германские военные планы здесь не выполняются. 8 октября Черчилль информировал Сталина: «Последние сведения говорят о том, что немцы отложили посылку военных судов на Каспийское море по железной дороге».

Именно наступление, о принципиальной невозможности которого говорил начальник штаба ОКХ генерал Цайцлер, обсуждали Жуков и Василевский со Сталиным. Была специально отмечена слабость румынских войск, оборонявших фланги германской группировки на Волге. Пришли к выводу, что предпосылкой успеха является способность защитников Сталинграда выстоять в период подготовки контрнаступления. «Тайна троих» базировалась на убежденности, что немцы непродуманно выдвинули свои ударные силы и сделали их уязвимыми для операции окуржения. Фронт Паулюса был растянут почти на семьсот километров, от Павловска до Халкута. Не много ли? Румынские, итальянские и венгерские компоненты группировки «Б» едва ли могли сравниться по боевым качествам с германским ядром. Пятьдесят дивизий (девять механизированных) находились в огромном выступе, не видеть который мешал лишь фанатизм Гитлера (Гальдер покинул свой пост именно потому, что отказывался закрыть свои глаза).

Исключительную важность приобретало то обстоятельство, что оказать оперативную помощь забравшемуся слишком далеко на юго-восток Паулюсу было чрезвычайно сложно. Германия была далеко, а на фронтах советско-германского фронта советские части демонстрировали активность, связывая возможные силы помощи. Единственная железнодорожная линия и авиационные перевозки — вот на что рассчитывали в германских штабах.

Жуков и Василевский тщательно изучали местность, инспектировали войска и формировали резервы. Жуков на Сталинградском фронте изучал ситуацию на севере, особенно его интересовала возможность для советских войск использовать плацдармы на западном берегу Дона у станицы Клетская и у города Серафимовича. Здешний плацдарм был десятикилометровой глубины, что позволяло советским войскам в случае наступления меньше опасаться германской артиллерии. Делу помогало и то, что оба фронта — Сталинградский и Юго-Восточный — подчинялись теперь одному командующему — генералу Еременко. Возможно, Еременко чувствовал, что нечто витает в воздухе, он спросил заместителя Верховного главнокомандующего о возможности «мощного удара». Жуков свел разговор к тому, что нечто подобное будет возможно в будущем.