Обдумывая свою политику на послевоенный период, Черчилль в сентябре 1943 г. все более открыто начинает говорить о союзе англоязычных народов, о том, что Великобритания и Соединенные Штаты разделяют общую концепцию того, что «справедливо и достойно». Обе страны стремятся к «честной игре», разделяют «чувство беспристрастной справедливости и прежде всего любовь к личной свободе». Черчилль всячески превозносит «божий дар общего языка» — бесценное орудие для создания нового мира. Он говорит в эти дни даже об образовании общего гражданства между Соединенными Штатами и Великобританией. «Мне хотелось бы верить, что англичане и американцы будут свободно пересекать океан, не думая, что они иностранцы, приезжая друг к другу». Такой союз открыл бы безбрежные перспективы для «расширения того пространства, где говорят на нашем языке».
Черчилль предложил сохранить объединенный англо-американский комитет начальников штабов после войны «ну, скажем, еще на 10 лет». (Черчилль объяснял Эттли, Идену и Объединенному комитету начальников штабов, что это «его самая любимая идея»). Сохранение объединенного комитета штабов дало бы обеим странам «огромные преимущества». Предусматривался обмен офицерами в военных колледжах, система совместной подготовки войск, обмен новыми видами оружия, результатами новых исследований, «общее использование военных баз, фактическое взаимосплетение двух стран». В третий раз в своей жизни сталкиваясь с проблемой нарушения европейского баланса в ущерб Британии, Черчилль полагал, что делу может помочь лишь привлечение крупнейшей неевропейской страны.
В телефонном разговоре 10 сентября 1943 г. с Иденом, Черчилль сказал, что «наши отношения с русскими развивались бы лучше, если бы вначале мы сумели обеспечить тесные связи с американской стороной. Очень важно для нас не позволить русским пытаться каким-либо образом сыграть на противоречиях с Соединенными Штатами». Черчилль отмечал растущее влияние побед СССР на расстановку сил, возникающую в Италии, где западные союзники пока не владеют контролем над всей ситуацией. Но более всего Черчилль считал в этом смысле взрывоопасной зону Балкан. Здесь он предвидел возможность быстрых и резких перемен в Венгрии, Румынии и Болгарии, «которые открывают доступ к Дарданеллам и Босфору для русских».
Идену, отправляющемуся в Москву, Черчилль сообщил о своей беседе с новым советским послом Гусевым. «Я сказал ему о нашем желании сотрудничать с Россией, быть с нею друзьями, что мы видим, какое большое место она займет после войны, и мы приветствуем это и сделаем все возможное, чтобы укрепить хорошие отношения между ними и Соединенными Штатами». Самое большое раздражение у Черчилля вызывало выдвигаемое Москвой пожелание присутствовать на заседаниях англо-американского объединенного комитета начальников штабов. Здесь дело касалось самых дорогих для Черчилля материй, здесь он готов был стоять до конца. И ничто не настораживало его больше, чем те операции, которые предусматривали хотя бы косвенное взаимодействие американской и советской сторон.
Именно имея в виду возможность усиления Советского Союза, Черчилль указал Идену 6 октября 1943 года: «Я не знаю, в каком состоянии будет Германия после окончания войны, но мы не должны ослаблять ее до крайней степени — мы можем нуждаться в ней против России». Как записала одна из стенографисток, члены кабинета министров были «поражены до ужаса, услышав все это». Черчилль очень хотел, чтобы Иден узнал в Москве, «что русские действительно думают о Балканах, и поэтому он задал ему следующий вопрос: Будет ли их привлекать возможность нашей инициативы в Эгейском море с целью включения Турции в войну и открытия Дарданелл и Босфора… Заинтересованы ли они еще в высадке во Франции?»
Московская конференция
Московская конференция министров иностранных дел трех великих держав, состоявшаяся в октябре 1943 года, имела, вопреки мрачным предсказаниям, определенный успех. Идя навстречу западным союзникам, СССР предложил создание трехсторонней комиссии для подготовки создания всемирной организации — в 1943 году это было даже более серьезным шагом, чем предлагавшаяся западными союзниками декларация о намерениях в этом вопросе. Английскую делегацию на этой встрече министров иностранных дел более всего интересовали вопросы мирного урегулирования с Италией — здесь были затронуты главные интересы англичан — обеспечение связей с отдельными и уязвимыми частями империи через Восточное Средиземноморье. Хэлл же зондировал почву создания института «четырех полицейских», четырех главных сил послевоенного мира, он был занят выработкой декларации четырех великих держав (трое представленных плюс Китай) о послевоенном мировом устройстве. Желая скрепить межсоюзническое сотрудничество и приблизить день открытия «второго фронта», советская сторона согласилась подписать указанную декларацию. С той же целью Сталин сделал поразившее Идена и Хэлла обещание выступить против Японии после победы над Японией.
Выступая в Мэншн-хаузе 9 ноября 1943 года, Черчилль предупредил, что «не наступило еще время для расслабления, для светлых мыслей о радостях мира и победы». В руках Гитлера еще находятся четыреста дивизий. Черчилль особо отметил роль в текущей войне Советского Союза. Хотя «в Сицилии и Италии Великобритания имела честь внести преобладающую долю и заплатить самую большую цену», в то время как американцы, австралийцы и новозеландцы осуществили «блестящие операции» на Дальнем Востоке, «я рад признать и даже провозгласить, что самым выдающимся событием этого примечательного года является победоносное продвижение русских армий от Волги к западу через Днепр, освобождение, как сказал маршал Сталин, двух третей русской земли от завоевателя». В ходе этой борьбы «русские советские армии нанесли глубокие удары по общей структуре германской военной мощи. Устрашающая чудовищная машина германского могущества и тирании преодолена и разбита русской доблестью, военным искусством и наукой».
Однако с этого времени (осень 1943 года) в стратегии Черчилля начинает просматриваться еще один элемент. Черчилль прохладно относится к высадке в Северной Франции уже не только потому, что следует экономить силы и дать выдохнуться СССР и Германии. Он видит, что военный баланс на Западе очень быстро начинает смещаться в американскую сторону. Англичан и американцев уже трудно было назвать равными союзниками. Американцы становились главной силой западной коалиции, поскольку их превосходство в наземных войсках становится преобладающим и дальнейшее накапливание их сил лишь еще более умаляло роль Лондона. Черчилль же, разумеется, не хотел становиться «слишком уж» очевидным младшим союзником. Мы видим, как в это время, находясь на пути к Тегерану, Черчилль начинает позволять себе критические замечания в адрес американской политики. В своем дневнике Иден записывает впечатления Черчилля об американском президенте и методах его руководства: «ФДР является очаровательным джентльменом из провинции, но методы бизнеса, деловые методы у него почти отсутствуют. Так что Уинстон обязан постоянно перехватывать инициативу там, где возникает необходимость. Я был поражен исключительным терпением, с которым он это делал».