Но эта тактика имела слабости. Рузвельту не удалось вызвать соперничества за свое благоволение у французов, и он капитально антагонизировал де Голля. Советское руководство в конечном счете вынуждено было обратиться к собственным ресурсам, видя политиканство Рузвельта. Возможно, Рузвельт сумел выиграть войну максимально экономичным путем, но те, кто заплатили наибольшую цену, не забыли этого.

8 сентября 1944 года Лондон после 1843 темных ночей загорелся электрическим светом. Некоторые дети впервые видели чудо освещенного города. Но именно в этот день Вернер фон Браун начал обстрел Лондона ракетами «Фау-2», и Черчилль снова ввел светомаскировку — до весны 1945 года.

Черчилль мысленно уже завершил войну. Теперь он как бы размышлял над ее итогами. Возможно, принимая решение вступить в союзные отношения с Советской Россией, он хотел поддержать Россию на плаву до тех пор, пока Великобритания и США не сумеют склонить чашу весов на свою сторону. История распорядилась иначе. Именно СССР стал той силой, которая сокрушила Германию, и от нее — а не от Британии — через три года боевых действий больше всего зависела расстановка сил в Европе. Расчет на то, что в конечном счете Россия и Германия взаимно ослабят и нейтрализуют друг друга, оказался неоправданным. Черчилль, как и Рузвельт, не сумел верно оценить потенциал Советского Союза.

Советская армия стала выигрывать войну, и Черчилль начал колебаться между надеждой и отчаянием. Периодически его речи звучали весьма оптимистически. Так, выступая перед палатой общин 24 мая 1944 г., он сказал: «Глубокие перемены произошли в Советской России. Троцкистская форма коммунизма полностью выметена из страны. Победа русских армий приведет к гигантскому укреплению мощи русского государства и несомненному расширению его кругозора. Религиозная сторона русской жизни теперь переживает удивительное возрождение». Периодически Черчилль считал нужным делать публичными самые лестные оценки советских военных усилий. 28 сентября 1944 г. в палате общин он сказал, что британские и американские союзники «никогда не должны забывать о неизмеримых услугах, которые Россия оказала в общем деле. Выстояв в течение долгих лет страданий, она сумела выбить жизнь из германского военного монстра». Россия, — добавил Черчилль, — «сдерживала и уничтожила большую часть противостоящих нам сил, чем все те, кто сражается с немцами на Западе. И она за эти долгие годы заплатила огромную цену. Именно на нее упала основная тяжесть борьбы в наземных сражениях. Будущее мира и, конечно же, будущее Европы зависит от сердечности, доверия и понимания ассоциации народов Британской империи, Соединенных Штатов и Советской России».

В более мрачном настроении Черчилль говорил о «грядущих реках крови». Пассивность была премьером отметена, и он отправляется в Москву. 9 октября 1944 г. он разместился на даче Молотова, которая находилась примерно в 45 минутах езды от центра города. Вечером Черчилль направился на автомобиле в Кремль на встречу со Сталиным, во время которой пообещал, что «будет поддерживать установление такой границы с Польшей, которая зафиксирована в Тегеране… Эта граница необходима для безопасности и будущего России, что бы там ни говорили лондонские поляки». Это решение уже поддержано британским военным кабинетом. Желая получить компенсацию, Черчилль обратился к Сталину со словами, что «Британия должна быть ведущей средиземноморской державой», и он надеется, что «маршал Сталин позволит ему иметь решающее право при определении положения Греции. Подобным же образом маршал Сталин будет иметь решающее слово в отношении Румынии. Лучше было бы объяснить стратегические пожелания великих держав дипломатическими терминами и «не использовать фразы «разделение сфер влияния», так как американцы могут быть шокированы. Но до тех пор, пока он и маршал Сталин понимают друг друга, можно будет объяснить всю ситуацию американскому президенту».

Сталин ответил, что Рузвельт, по-видимому, потребует «слишком многого для Соединенных Штатов, оставляя слишком мало для Советского Союза и Великобритании, которые, в конце концов, имеют договор о взаимопомощи». Согласно собственным записям Черчилля об этом моменте переговоров со Сталиным, он поставил вопрос так: «Давайте решим наши проблемы на Балканах. Ваша армия находится в Румынии и Болгарии, у нас в этих странах имеются интересы, миссии и агенты. Давайте не сталкиваться в мелких вопросах». Черчилль взял лист бумаги и написал на нем следующее: «Румыния — Россия — 90 %, другие страны — 10 %; Болгария — Россия — 75 %, другие страны — 25 %; Югославия — 50–50; Греция — Великобритания — 90 %, другие страны — 10 %». Помолчав, Сталин синим карандашом поставил на странице галку и вернул калькуляцию автору. Он принял предложение разделить сферы влияния на Балканах.

Как вспоминал Черчилль, в душе у него пронесся вихрь сомнений. Он даже думал, не обратить ли все в шутку. Он спросил Сталина, понимает ли тот, что речь идет о судьбах миллионов людей? И все же премьер посчитал эту сделку необходимой. Контроль над Грецией был нужен ему для господства в Восточном Средиземноморье.

В качестве компенсации Черчилль заявил, что «англичане не намерены преграждать Советской России доступ к тепловодным портам. Мы больше не следуем политике Дизраэли или лорда Керзона. Мы не собираемся останавливать русских». Сталин сравнил интерес России в черноморских проливах с заинтересованностью Британии в Суэце и Гибралтаре, с интересом США в Панаме. «Россия находится в уязвимом положении». Черчилль еще раз подчеркнул, что, по его мнению, у России «справедливые и моральные претензии». Сталин попросил Черчилля запомнить их беседу, придет время — и СССР поднимет эту международную проблему. (В Ялте и Черчилль и Рузвельт согласились с тем, что конвенция в Монтре, регулирующая статус проливов, должна быть пересмотрена в пользу СССР. В Потсдаме все три великие страны подтвердили эту свою позицию. Но когда СССР потребовал выполнения этого союзнического решения, и Англия и США не сдержали своего слова.)

Еще в декабре 1943 года Рузвельт в Каире задал генералу Стилуэлу вопрос: «Как долго продержится Чан Кайши у власти?» Стилуэл не верил в политическую крепость и жизнестойкость чанкайшистского режима. 1944 год принес еще большие сомнения. По мере того как проходил этот решающий военный год, становилось очевидным, насколько слаб Чан Кайши, насколько недееспособна его армия. Именно тогда (июнь 1944 года) журналист и будущий историк Т. Уайт писал, что режим гоминдана «заключает в себе худшие черты Таммани-холла и испанской инквизиции». Рузвельт начал испытывать сомнения в отношении надежности «китайской карты». Совсем недавно в Каире он обещал генералиссимусу полную поддержку (веря, в отличие от скептически настроенного Черчилля, в возможность создания мощного централизованного китайского государства, модернизирующего свою систему жизни по западному образцу). Президент требовал от своих дипломатов и военных, чтобы они обращались с Чан Кайши как с руководителем великой державы, одной из «четырех великих». Но американские генералы видели слабости Чунцина так же ясно, как и англичане. Однако Рузвельт не видел на китайском горизонте более надежной политической фигуры, готовой на тесный союз с американцами. Он приложил большие усилия для регулярных поставок националистическому Китаю оружия и снаряжения. По бирманской дороге доставлялись грузы, которые должны были укрепить мощь китайского союзника.

Несмотря на поддержку Америки, китайцы в 1944 году дрогнули с началом очередного японского наступления. В критической ситуации 6 июля Чан Кайши сделал еще один шаг в процессе предоставления американцам контроля над китайскими вооруженными силами. Обращение президента Рузвельта было передано по радио: «Чрезвычайно серьезная ситуация, которая явилась результатом японского наступления в Центральном Китае, угрожает не только вашему правительству, но и частям американской армии, развернутым в Китае, это приводит меня к заключению, что для исправления положения должны быть предприняты чрезвычайные меры». Рузвельт хорошо знал о враждебных отношениях Чан Кайши и генерала Стилуэла, но предложил генералиссимусу предоставить американскому генералу всю полноту военного руководства, практически абсолютную власть над всеми китайскими войсками. По существу Рузвельт говорил (словами Б. Такмэн), что «Чан Кайши не способен управлять своей страной в ходе войны. Он… назвал его “земляным орехом»». Девятого августа 1944 года Рузвельт объявил имена своих посланцев «ко двору» Чан Кайши: генерал П. Хэрли и промышленник Д. Нелсон.