Маршал Конев расположил свою штаб-квартиру в замке, склонившемся над рекой на окраине Котбуса. Редкие снаряды тревожили его в этом старинном и тихом уголке, где маршал знал только одну страсть — о ней он детально говорил двум своим лучшим полководцам, Рыбалко и Лелюшенко. Основную атакующую колонну на его фронте обслуживал 2-й воздушный флот генерала Красовского — шесть авиационных корпусов и дивизия дальней авиации (всего 2150 самолетов). Но для Конева наибольшую важность представляла работа инженеров и саперов — именно они должны были помочь ему форсировать Нейссе. И Конев — нет сомнения — смотрел налево, где в сорока километрах к северу текла Шпрее. Она вела к германской столице и пройти по долине этой реки было его мечтой.

Жуков был неутомимым аналитиком. Штабные игры и штабной анализ продолжались непрестанно, давая командарму постоянную пищу для размышлений. Конев был полководцем иного склада. Он уже определенно знал последовательность своих действий. Его надежда покоилась на моторах, броне и орудиях танковых армий Рыбалко и Лелюшенко. Оба получили приказ маршала в своем рывке «забыть» о пехоте и смотреть только на спидометры и в танковое жалюзи — вперед и вперед, обходя пункты германского сопротивления, орудия, доты, бункеры. Скорость назовет победителя в этой самой страшной в мире гонке, к концу которой придут, увы, не все. И при этом нужно сказать, что никогда, начиная с августа 1941 года, советское командование не преуменьшало способностей и возможностей частей вермахта. В отношении потенциала германских войск царило порожденное унизительным опытом общее понимание — это страшный противник. Никаких иллюзий на этот счет. А наступающему втрое сложнее, он должен преодолеть врага будучи открытым и уязвимым. Немцы ошибок не прощали.

Стало почти традицией подавать соперничество двух самых выдающихся советских военачальников — маршалов Жукова и Конева — как соревнование «официоза» и «вольного стрелка», первого заместителя Верховного главнокомандующего и человека боевого успеха, полагающегося только на себя. Это несправедливо. Жукова судьба бросила на дыбу — взять Берлин в лоб, преодолевая германские укрепления на германской земле, построенные специально, чтобы преградить путь наступающей на Берлин армии самыми искусными из действовавших в ту пору германских военачальников. Хейнричи был достойным противником, серьезным, хладнокровным и опытным. Конев был блистательным полководцем, но в данном случае ему досталась относительно несколько менее сложная задача. Коневу улыбнулась военная удача — немцы не ждали его обходного маневра и танки 1-го Украинского фронта лихо готовились решить свою задачу. Не забудем и о страшном психологическом прессе: Жуков был обязан взять германскую столицу, а Конев — только в том случае, если ему повезет. Зная характер Сталина, можно удвоить гнет этого коэффициента.

14 апреля Жуков провел широкомасштабную разведку боем. Его войска вошли в передовую линию германской обороны. Жуков трепетал перед тем, что немцы могут раскрыть час его выступления. Он сознательно сократил период артподготовки (по плану от 8 апреля — до 10 минут; затем 10 минут била артиллерия малого калибра, потом еще 10 минут фронтовой артподготовки). Увы, военная судьба коварна, случилась фатальная неудача. Плененный близ Кюстрина советский солдат рассказал допрашивающим германским офицерам, что данное наступление «ненастоящее», что подлинное грядет в ночь с 15 на 16 апреля. Готхард Хейнричи был убежден, что это правда. Даже переставший верить во что бы то ни было Гитлер склонялся к тому, чтобы поверить в это. В результате 9-я армия генерала Бюссе была в краткие оставшиеся часы ночи с 15 на 16-е отведена на вторую линию обороны.

В этот день Гитлер распорядился: «Всякий, кто отдаст приказ отступать, должен быть расстрелян на месте». Он уволил своего персонального врача и министра здравоохранения Брандта, когда узнал, что тот отослал свою семью в Тюрингию, в которую входили американцы.

Дух ожидающих решающего боя войск был исключительно высок. Никто не обольщался относительно степени выживаемости, идя под вражьи стволы, но чувство долга, патриотизма, желание сделать буквально невозможное было ощутимо. Разлита была в воздухе и гордость за огромную силу, которую ковал стар и млад в тылу. Стоило только оборотиться — и видна была немыслимая концентрация артиллерии и движущейся техники. Но советская разведка так и не получила бесконечно необходимых сведений о второй и третьей линиях обороны немцев; немцы сохранили в тайне позиции смертельных для танков 88-милиметровых орудий и другие точки обстрела.

В эту ночь не спал практически никто. Офицеры объясняли своим (уже многоопытным) солдатам боевую задачу. Все вокруг в последний раз проверяли оружие. Громадные орудия расчехлили. Орудия 203-мм калибра грозно взирали в небо. Мощные прожекторы стояли на расстоянии 70 метров друг от друга и на разном расстоянии (от 100 до 300 метров) от линии фронта. Идея ослепить противника лучами прожекторов, атакуя ночью, пришла к Жукову спонтанно. Он опробовал эффект освещения на советских частях — получилось внушительно. Гвардейские части повторяли клятву сражаться с честью. Но Чуйков был верен себе, он пил чай и предпочитал не суетиться. Его командный пункт стоял на песчаном холме над деревней Райтвайн на западном берегу Одера. Большой путь от волжских утесов. Время неумолимо приближалось к 5 часам по московскому времени. Жуков прибыл на командный пункт Чуйкова — но кто любит начальство в час перед атакой? Жукову налили очень крепкого чая. В передних окопах бойцы докуривали последние самокрутки. Увы, для очень многих из них они были действительно последними.

В 5 утра в воздух взлетели три красные ракеты и через секунду большой калибр и «катюши» разорвали ночной воздух. Штурмовики пошли прямо на цели. Земля содрогалась тридцать минут — миллион снарядов пал на 9-ю германскую армию, которая залегла в траншеях и блиндажах второй линии обороны Зееловских высот. Семикилометровое пространство было просто вспахано, но, к незадаче атакующих, немцы успели отвести войска. Девушки, обслуживающие осветительные системы, включили 143 прожектора, которые должны были слепить германских солдат. Мнения об их воздействии разнятся. Прожекторы высветили, прежде всего, колоссальные облака пыли, поднятые артподготовкой. К северу и югу от Кюстринского плацдарма войска должны были форсировать Одер — на плотах, вплавь, на всевозможных плавающих предметах. 60 германских летчиков-самоубийц ринулись на импровизированные мосты и понтоны, но их жертвы не имели особого значения. В небе над Берлином были сбиты последние 22 реактивных самолета люфтваффе.

Но достичь превосходства на земле было труднее. Немцы сделали из невысоких Зееловских высот огромное хорошо простреливаемое пространство. Старые 88-мм пушки и новые «фаустпатроны» буквально истребляли технику на переходах. Жуков бросал вперед все новые батальоны и полки, но плотность огня была такой, что гибло все живое. Увы, лучшей мишенью были храбрецы. Это вязкое немецкое поле стало могилой для очень многих. И жертвы не давали главного — движения вперед. В полдень Жуков решил рискнуть и обратился к самому действенному средству, к своим танкам. Он отошел от прежней договоренности выводить танки только после взятия убийственных высот, он уже физически не мог ждать. Танки не любят маневрировать между группами пехотинцев, минными полями и пушечными прицелами — а именно это им и досталось. С ноющим сердцем мастер своего дела Катуков бросил доблестных танкистов на ограниченную площадь фронтовой полосы, где они шли по песку и поднимались на холмы с черепашьей скоростью, представляя собой хорошую мишень.

Надежда была только на левом фланге, где солдаты Чуйкова, доблестно и беззаветно, по-русски отдававшие жизнь за святое дело, сумели потеснить 9-ю германскую армию. Как ни странно, но ему помогало здесь именно меньшее присутствие танков, так обильно горевших слева, где они попадали в оптические прицелы немецких артиллеристов и под огонь «фаустпатронов». Более изощренные, менее видимые люди Чуйкова, полагавшиеся только на мать-землю, сумели пройти боевой участок и взяли вскоре после полуночи несколько домов на околице деревни Зеелов. Справа же танки шли волна за волной, так и не перебивая германский волнорез. Сколько их дымилось, сколько молодых жизней погибло в развороченном металле. Это был отчаянный день, и он не дал особых результатов.