Откровенный, нежный, чарующий. Напоминающий о том, что не случилось… и уже никогда не случится.

— Потому что я тебе больше не верю. Ни одному твоему слову. Можешь говорить все что угодно, приводить доказательства, давить на жалость или логику. Я. Тебе. Не верю. И уже не поверю никогда.

— То есть у меня нет шанса, — понимающе кивнул Мейнор.

И эта кажущаяся покорность тоже злит.

Я хочу, чтобы ему было больно. Хочу, чтобы он страдал также, как и я, испытал все муки предательства, от которых ломало мое тело!

— Нет. У тебя нет шансов и у этого брака тоже. Я не хочу быть твоей женой и не буду. Ты можешь ругаться, не соглашаться, но я добьюсь, чтобы этот брак признали недействительным.

— Не стоит…

— Не надо мне указывать! — выдала я, повышая голос.

Ведь обещала себе молчать. Обещала, что сдержусь и не потеряю контроль. Но рядом с ним это невозможно.

Мне больно. Все равно больно.

Видеть его, смотреть на него. Знать, что все кончено!

— Я не стану настаивать, Ник. Если хочешь уйти — уходи, — тихо произнес он.

Снова дрожь, которую уже не скрыть.

И ком у горла, перекрывающий дыхание.

«… уходи…»

— Неужели? Вот так просто? А совсем недавно ты говорил, что не отпустишь, что не дашь сбежать, — напомнила ему.

Я ждала сопротивления, заверения, объяснения.

Они мне были не нужны. Но я их ждала.

А ему… ему все равно.

Надо же, мне казалось, что больнее уже не будет. Ошиблась.

— Ты же этого хочешь.

— Хочу? Хочу?!

Я подскочила к мужу, хватая его за рубашку и дергая на себя. Смотря прямо в черные как ночь глаза и почти крича:

— Знаешь, чего я хотела от тебя? Правды. Правды! Ведь это не так много! Я осталась одна! Одна в этом мире. Преданная всеми! И хотела лишь правды! А ты… ты лгал! С самого начала ты мне лгал! Что я нужна тебе! Я! А не моя мать или эта печать проклятая! Я!

Отшатнувшись, я не нашла ничего лучше, чем стукнуть Мейнора кулаком. Это и ударом назвать было сложно. Так, хлопнула.

А потом еще раз и еще.

Словно этого могло помочь, облегчить мою боль и отчаянье.

А муж даже не дернулся. Словно я била не по нему, а по деревяшке какой-то бесчувственной.

— Титул! Земли! Замок! А тебе нужна была лишь эта печать!

— Ник…

Мейнор наконец-то шелохнулся, пытаясь поймать мои руки. Но я не собиралась сдаваться так просто, вырывалась и снова била.

— Эта проклятая печать! Ненавижу тебя!

— Ник!

Вырываться было все сложнее.

Он поймал, схватил, скрутил, лишая возможности двигаться, прижимая к себе так сильно, что нечем дышать.

— Пусти, — прорычала я в бессильной ярости, не в силах понять, откуда слезы на щеках и губах.

Я же не хотела плакать. Не хотела показывать ему свою боль!

— И не подумаю.

— Ненавижу тебя! Ненавижу, Мейн-оир!

Пламя, вспыхнувшее в его глазах, было такой силы, что я замерла, забыв обо всем на свете.

Демон отпустил, но лишь для того, чтобы обхватить мое лицо руками, и поцеловал в губы.

Жадно, требовательно, болезненно.

С таким пылом и страстью, что я полностью растворилась в нем и этом огненном безумии. Жёсткие губы сминали мои, лишая даже возможности вырваться, выбивая почву из-под ног и воздух из легких — а я только недавно вновь научилась дышать.

Больно и сладко одновременно. Головокружительно, опасно и горячо.

Этот поцелуй, как клеймо, припечатывал меня к нему, лишая рассудка и права выбора.

«Ты моя! И только моя!»

Эта мысль пронеслась в голове, заставив похолодеть.

«Нет! Нет! Я не могу! Не хочу!»

Лишь спустя долгие минуты мне удалось освободиться. Застыть напротив мужа, пытаясь вырваться из черной бездны его тяжелого взгляда.

А потом…

Пощечина получилась звонкой. И болезненной. У меня даже ладонь загорелась.

— Никогда, — прошипела я, тяжело сглотнув и отступая на два шага назад. — Никогда больше не смей так делать!

— Прости, — криво усмехнулся Мейнор, а у самого огонь бушевал в глубине глаз. И ни капли раскаяния. — Не сдержался. Надо же было тебя как-то успокоить.

— Не так. Но не переживай, истерик не будет.

— А я и не переживаю. Я действительно позволю тебе уйти. Когда все закончится. Если ты сама этого захочешь.

Это уже было.

«Однако, если вдруг ты передумаешь и решишь, что готова к более тесному сотрудничеству, то я не буду против».

— Опять твои игры? — скривилась я. — Только я не передумаю. И не мечтай.

— Мечтать не стану, — кивнул Мейнор. — Буду действовать. И сделаю все, чтобы ты осталась со мной, Николетта Дэрринг. Больше никаких игр, загадок и реверансов. Ты моя жена, пока номинально, но я сделаю все, чтобы наш брак стал реальностью.

— Ты… угрожаешь мне?

— Нет, предупреждаю, что не отступлю от тебя и сделаю своей.

— Этого не будет! — выкрикнула я, стараясь скрыть волнение.

— Давай поспорим?

— Что?

— Давай поспорим, Ник.

— Что за глупости, — пробормотала я.

— Боишься проиграть? — тут же зацепился демон.

— Нет! Но это глупо! Спорить на собственную жизнь.

— Зато интересно. Если до того момента, как мы найдем печать, ты по-настоящему не станешь моей женой, то я отступлюсь и больше никогда тебя не потревожу, сделаю все, чтобы наш брак признали недействительным, прилюдно попрошу у тебя прощения. Могу даже компенсацию выплатить.

— Не надо, — отозвалась я, все еще отказываясь верить, что это не шутка. — Мне не нужна компенсация.

— Значит договорились?

— А если выиграешь ты?

Мейнор одарил меня такой улыбкой, что у меня коленки задрожали.

— То ровно через год ты родишь мне сына. Или дочь. Не важно. Я буду рад любому младенцу. Лишь бы он был наш.

«Пресветлая, спаси и сохрани!»

8.3

Ребенок.

Мальчик или девочка.

Действительно не важно.

Розовые щечки, крохотный подбородок, аккуратный подбородок и глазки-пуговки. Темный пушок на голове. Не черный, как у отца, а просто темный. Такой мягкий, невесомый.

Маленькое тельце со сладкими складочками в ворохе белоснежных кружевных пеленок.

Пальчики… крохотные, пухленькие. Так хочется поцеловать каждый.

Прижать его к груди, затискать и задохнуться от сладкого, только ему присущего аромата. Аромата нашего ребенка.

— Нет!

Не крик, не стон… страх.

Я ведь забыла об этой мечте, забыла и похоронила в задворках сознания. Как можно дальше, чтобы точно не вспомнить. Смирилась, что никогда не смогу стать матерью. Мой удел признавать детей моего мужа.

Одна мысль об этом вызывала тупую боль в груди.

«Пресветлая, как мне вообще пришло такое в голову? И я еще гордилась тем, что нашла выход из положения, считала себя умной. Дура!»

— Нет? — обманчиво ласковым голосом переспросил Мейнор.

Мне невыносимо от его взгляда, от темного пламени, от которого все внутри горит. Я горю от фантазий, что уже не забыть.

Кто бы мог подумать, что всего одна фраза перевернет все вокруг.

В голове уже начала рождать мысли о том, что не все так страшно. Подумаешь, обманул, солгал. Может стоит простить, смириться, ради чего-то большего?

Я так ярко видела этого ребенка перед глазами. Его личико с крохотными ямочками. Личико, в котором удивительным образом перемешались наши черты.

Я хотела его рождения и нормальной жизни!

Будь все проклято, но я хотела почувствовать первое шевелении, мечтал ощутить всю тяжесть и боль бремени. Хотела продолжения нас в этом ребенке!

— Нет! — упрямо прошептала в ответ, отворачиваясь.

Мне стало страшно от того, что демон прочтет мои мысли.

Страшно быть такой беззащитной, беспомощной и слабой перед ним.

— Почему?

Не кричит, не рычит.

В голосе любопытство и странное понимание.

— Что почему? Почему я не хочу с тобой спорить? Потому что это глупо! Особенно… так.

«…потому что иначе захочу проиграть. Захочу все забыть, простить и проиграть тебе. Только как потом жить с мыслью, что ты не любишь меня? Что это всего лишь игра, обман?»