Я пришла в этот мир с единственной ценностью. Моя личность разрушалась не сразу, а постепенно. Мне нечего было предложить Фадрагосу, но я могла гордиться хотя бы тем, что мои моральные ценности гораздо выше, чем у местных жителей. Теперь все было разбито.

Удерживать крупицы сознания становилось больнее. Я целовала Волтуара в шею, обнимала его за плечи, закапывалась пальцами в короткие волосы на затылке, возбуждаясь. До сих пор боролась, балансируя на границе и не позволяя себе провалиться в сон.

Вот только мягкая трава иногда превращалась в острые осколки. Они впивались в душу, болезненно отрезвляли, вытягивали опьяняющий восторг. Вместо стона выбивали последний воздух и останавливали дыхание. Словно подталкивали оборвать жизнь, ставшую в большей степени ненавистной.

Наверное, мне бы помогла болезнь солнца.

Я с силой зажмурилась, прижавшись к Волтуару крепче и отгоняя реальность. Он замедлился, шумно выдохнул и, положив ладонь на мою щеку, поцеловал меня. Медленно, осторожно, но уже так, как привыкла я. Как целовались на Земле. Я ответила и в это же мгновение позволила себе провалиться в сон. И только оказавшись в нем, поняла: я не хочу обратно…

Не хочу прекращать целоваться с Кейелом. Ощущать его прикосновения. Иногда царапающие, но точно его. Не хочу, чтобы он останавливался. Каждое движение сводило с ума. Сладкое тепло разливалось по телу, ласкало изнутри, убаюкивало нежностью. Мне хотелось услышать голос, по которому я так скучала. Голос, словно немного простужен. Приоткрыла рот, чтобы обратиться к Вольному по имени. По имени, которое я не разрешала себе произносить вслух… Новое движение сорвало лишь хриплый стон, не позволило произнести больше ни звука. Выгибаясь в пояснице, я погладила мягкие волосы Кейела и вздрогнула, наткнувшись на рог. Открыла глаза и, увидев Волтуара, едва не скривилась. Вновь зажмурилась, но теперь не позволяла себе отдаться во власть сна.

Нельзя рисковать, когда уже прошла так много. Осколки будут жалить даже тогда, когда подо мной будет ласковая ткань постельного белья. Осколки будут повсюду. Я сама рассыпала их под собой.

Придется привыкнуть.

Искренность в отношениях важна. А еще важны чувства. Сильные, не поддающиеся сомнению, не признающие и капли расчета. Только искренность. Все еще веришь в это, Аня?

Больше двух недель прошло с ночи, которая изменила многое в наших с Волтуаром отношениях. Когда мы, промокшие, продрогшие, уставшие, вернулись во дворец, правителя словно разрывало на части: он порывался отчитывать меня, но почти сразу обрывал высказывания. Злился, но сдерживался, чтобы не выплеснуть злость. Позже выслушал мои объяснения, почему я так поступила и какого результата ждала, но ничего на это не ответил. Только попросил пообещать, что я не повторю безумства, а затем оставил меня одну. Наутро я проснулась от его поцелуев и нежных ласк, а после он остался со мной на весь день.

Зелье стало действовать сильнее. Все чаще я сама тянулась к Волтуару, понимая, какое наслаждение получу в ответ. Человек привыкает ко всему… Мое стремительное привыкание уничтожало стыд перед собой и правителем. Но что‑то неприятно продолжало грызть изнутри, отвращало от собственного отражения, медленно убивало привкус радости.

Волтуар продолжал читать мне, но лишь по вечерам. Все остальное время он уделял правлению. Однажды разрешил мне самой почитать в его кабинете, но при условии, что буду сидеть очень тихо. Я пробыла там недолго. Меня каждый раз выставляли за дверь, если кто‑то приходил с отчетом, посланиями и прочим. В итоге проще было бы разместиться в коридоре, поэтому я просто вернулась к варианту с библиотекой, снова углубившись в самостоятельные безрезультатные поиски.

В эту ночь Волтуар разбудил меня слишком поздно. Он не извинялся, но вместо этого шептал, что спешил ко мне, что доволен мной. Нежно ласкал, целовал до нехватки воздуха, до головокружения. Позже пытался меня разговорить, но потом смирился с моей усталостью – обнял и пожелал сладких снов.

Только утром я поняла причину его позднего визита и настойчивости. Правители следующим рассветом отправлялись в Обитель гильдий. Большая часть совета проголосовала за то, чтобы рассказать миру о возникшей угрозе, но без уточнений. Они рассчитывали найти того, кто смог бы стать мостом между двумя сторонами. Но больших надежд на затею не возлагали, поэтому в пограничный с севером город отправили весточку, чтобы там ожидали прибытия правителей. Пугающе неприятная новость с утра поселила во мне панику, но я сумела взять себя в руки.

– И вы рискнете найти посредника среди бывших северян? – спросила, приподнявшись на локтях, чтобы видеть лицо Волтуара.

– Он выступит послом. К тому же совет приставит к нему надзор.

Волтуар вопреки своим утверждениям о шан’ниэрдах лежал на спине, подложив под голову валик‑подушку из пестрой ткани. Легкий сквозняк, нагретый ласковым утренним солнцем, играл с полупрозрачными белыми занавесями, разносил ароматы раскрывшихся цветов по комнате, подхватывал запах дыни, местного медового фрукта и крупного винограда с подноса, стоявшего прямо на белоснежной простыне.

– Разве можно доверять такую ответственную задачу неподготовленному… жителю? – нахмурилась я, думая совершенно о другом. Если Волтуар отправится в пограничный город, то я должна отправиться с ним. А если не он поедет туда?

– Поэтому условия будут похожими на условия для кандидаток в любовницы, – ответил он, улыбнувшись мне. – Те, кто перебрался к нам с севера, стараются скрываться. Думаю, что сбежавшие оттуда высокопоставленные лица – тем более.

– А если не найдете, кто поедет на переговоры? – не отступала я с расспросами.

Приподняла невесомое одеяло и придвинулась ближе к Волтуару. Удобнее улеглась рядом, обняв его и положив голову на твердую грудь. Он сразу же обнял меня за плечи и прижал к себе крепче.

– Придется кому‑то из нас троих, – произнес, тяжело вздохнув. – Еще ни разу регион не оставался надолго с двумя правителями…

Кому‑то из нас троих… Значит, Волтуар не рассматривает вариант, что отправятся правители другого региона.

– Северяне пишут только вам? Особая дружба?

– Не произноси подобное при других, – миролюбиво прозвучал приказ.

– Простите, – извинилась я и прикусила губу.

– Они отправляют ящерицу с письмами через священные кольца. Ближайший путь от севера ведет к нам. Потом ящерица исчезает, появляясь раз в несколько рассветов, чтобы получить ответное письмо. И только с ним возвращается к северянам.

– Не проще ли тогда птицами? – взяло вверх мое любопытство.

– Птицы часто погибают из‑за драконов, грифонов, виверн… Ящерицы практически неуловимы. К тому же детеныш иварнии, попавший в дом разумной расы, легко обучается. Он невероятно умен, хитер и понимает речь. И он не стягивает с себя защитные амулеты. Лучше ответь мне: тебя все устраивает? Может, появились пожелания. Я ведь уеду, Асфирель, и потом без моего разрешения изменить что‑то будет невозможно.

Я задумалась. Основательно и надолго задумалась, перечисляя в уме все, что мне нужно, чтобы добыть информацию. Не обо всем я могла просить, не раскрыв собственного интереса. С другой стороны, появился шанс хоть как‑то облегчить себе поиск, тем более Волтуара не будет какое‑то время.

– А можно мне письменные принадлежности, стол и карту Фадрагоса в комнату? – осторожно спросила я, чуть сильнее прижавшись головой к груди Волтуара. Его сердце билось размеренно, тихо. С каждым ударом в моей голове прибавлялось на одно пожелание. Главное, чтобы сначала эту малость разрешил…

– Можно.

– А книги?..

– Какие?

Мне показалось, что он улыбнулся, но я не стала поднимать голову, чтобы увидеть его лицо.

– Я искала интересные книги в библиотеке, но, кажется, самые интересные у вас. Можно мне их в комнату? Я обещаю, что буду бережно с ними обращаться.