Ребята топтались на берегу, терпеливо выжидая. Солнце казалось никуда не спешило. Я тряхнула головой и убрала с лица налипшие волосы, снова собираясь нырять, но непуганая рыба отвлекла, проплыв слишком близко ко мне.

«Вода и есть жизнь».

Недолго думая, я закрыла глаза и отпустила духов, как это делала на севере, чтобы отслеживать погоню. Ив была права: наверное, самое большое скопление микроорганизмов находится в воде. Духи не показывали детали, но вода, казалось, сияла жизнью. Мальки основались у берегов, поближе к теплу, крупная живность не боялась холодной глубины. Сгнивающие ветки и коряги лежали под илом, и даже под камнями находилось пристанище каким‑то моллюскам. И лишь одно место духи огибали, словно темное пятно среди света. К нему я и направилась.

Водоросли пришлось убирать, осторожно обрывать их, чтобы не мутить воду почем зря. Вокруг сундука торчали те же прутья, которые пугали фадрагосцев, на них висели защитные амулеты, а сам сундук был покрыт чем‑то черным, блестящим. Смола? Быть может, или что‑то местное. Главное, чтобы это что‑то не было смертельно ядовитым. С трудом удалось разглядеть и ржавую цепь, намотанную на прутья, и достаточное пространство в их переплетении, чтобы протащить через него сундук. Воздуха становилось недостаточно, но нырять заново не хотелось. Я потратила еще времени, чтобы отмотать цепь, а затем, выпуская пузырьки, потянула сундук к себе. Осевший в иле больше чем на половину, он не поддался. Я потянула снова и едва не глотнула воды. В висках запульсировало, легкие сдавило сильнее. Я скривилась, отпустила цепь и оттолкнулась. Рисковать нельзя.

Вынырнув, я жадно глотнула воздуха – легкие обожгло. Отдышалась, отфыркалась, позволяя себе отдохнуть. Услышала плеск воды и повернула голову – Кейел спешил ко мне, и это безумно обрадовало. Подплыв, Вольный первым делом спросил:

– Все хорошо?

Я кивнула и еще раз потерла глаза.

– Я нашла сундук, но сил не хватает вытащить.

– Показывай.

С Кейелом мы справились быстро, и уже после первого ныряния извлекли сундук из сети прутьев. Совместно вытащили его на берег. Черное покрытие оказалось скользким и плотным, и спасало не только от воды, но и от огня Ксанджей. Однако Роми, не особо утруждаясь, взломал замок.

На светлой подушечке лежали, перевязанные вместе, клочок серой шерсти и длинное перо, фрагмент карты и последняя подсказка. Никто не спешил притрагиваться к вещам, никто не нарушал безмолвие. Кейел пришел в себя первым – покашлял в кулак, убрал волосы за уши, присел на корточки и, поджав губы, вытащил крохотный свиток. Глубоко вздохнув, развернул его, пробежал взглядом по строкам, а затем поднял глаза на меня.

– Что? – Я невольно отступила под его обреченным взором и прижала руки к груди. Сердце, казалось, остановилось.

Кейел выдохнул:

– Бред какой‑то…

– Что там? – Ив быстро приблизилась к нему и выхватила подсказку из рук, после чего вслух прочла: – Любовь наградила ее крыльями, а тайна крыльев сожгла сердце любимого. Без него солнце погибло, ветер разжигал пламя необъятного горя, вода стала для нее смертельными силками, а горы обратились острыми клыками. Она, ослепшая, с разбитым сердцем, оглушенная собственным плачем, рухнула во тьму.

– Ил? – изогнув брови, уточнила Елрех.

– Она и Аклен пожертвовали собой, ради сохранения тайны о драконах. – Кейел протянул ей фрагмент карты, где была и скала, с которой сбросилась Ил.

– Она убила его, а затем и себя, – недовольно поправил Роми, скрещивая руки на груди. – Никогда не понимал, почему ее жалеют.

И впрямь бред какой‑то. Если нам ничего дельного не покажут ключи и эти клочки бумаг в своих воспоминаниях, то…

– Круг замкнулся, – проговорила я.

Во всем Фадрагосе не найдется лучшего места для укрытия, чем Древний лес. Фадрагосцы не отмечали его смертельно опасным знаком, но при этом боялись углубляться в чащу и приближаться к реке Истины. Я же чувствовала себя возле нее невероятно прекрасно: возвращался здоровый аппетит, исчезали многие волнения, сон становился крепче, спокойнее, а энергии за пары часов отдыха на волшебном берегу скапливалось столько, что хватило бы еще на множество дней похода к северу. Я наслаждалась близостью с источником своих новых сил, пока ребята, наоборот, едва ли не страдали. Впрочем, уходить нам было особо некуда до тех пор, пока мы не разберемся, как разомкнуть круг загадок Энраилл.

Ив была уверена, что рано или поздно Дриэн устанет ждать меня, и тогда на мои поиски спустят всех псов. Получать новости нам было не от кого, поэтому приходилось лишь надеяться, что сейчас старому эльфу‑узурпатору не до нас. Ведь наверняка, кроме гильдии мудрецов, по всем регионам Фадрагоса найдутся высшие гильдии, которые будут стараться призвать население к рассудительности и ответственности. Да и многие ли отрекутся от духов, как это сделал разбойник, повстречавшийся нам на пути? Неприятно осознавать, но зародившийся конфликт играл мне на руку. Огорчала не только злоба и насилие, но и переживания ребят, не догадывающихся, что им не суждено будет увидеть войну, которая, вероятнее всего, без моего участия и не возникла бы…

– Асфи! – не осмеливаясь подходить совсем близко к берегу, окликнула Ив. – Ужин готов!

Я вытащила руку из теплой воды, и она жидким шелком стала стекать между пальцев. Звездное небо отражалось на сиреневой глади, и создавалось впечатление, будто на воду, усыпанную мельчайшими, еле уловимыми взору, блестками, бросили множество крупных алмазов. В безветренный поздний вечер, а может, раннюю ночь, раздавался лишь шелест реки и стрекот одинокого сверчка. Протоптанная мною тропа давно укрылась в глубоких тенях низкорослых деревьев. Я взобралась по склону, обошла кустарники и оказалась на поляне, освещенной светом костра и Охарс. Кейел, как и каждый вечер, склонился над подсказками и картами, перекручивая их, играя словами. Он надеялся, что настоящая подсказка спрятана в нескольких предложениях, нужно лишь упростить их, отыскав главное.

Ив обычно сидела отстраненно над своими записями, но сегодня, еще в обед, усадила рядом с собой Роми и мучила его, заставляя вспоминать обо всем, что он мог услышать, следуя за своей подопечной по пятам. Ей казалось, что в массе легенд, мифов и реальных историй обнаружится связь, которая обязательно объединит все подсказки и укажет на разгадку, а та в итоге приведет к сокровищнице.

Елрех иногда бормотала себе под нос легенды, то улыбаясь, то хмурясь, и попутно не позволяла нам умереть с голоду и от жажды. Тодж за пару дней даже привык к тому, что чаще носил ее за водой, чем Кейела. Я иногда помогала ей, но старалась пользоваться малейшим желанием поспать, чтобы еще раз заглянуть во все воспоминания предметов. Кажется, я успела выучить многие реплики мудрецов наизусть…

Ис’сиара Ил вызывала жалость и симпатию к Аклену – я знала, как он хотел, чтобы чудо вдруг произошло, пусть и прекрасно понимал, что Ил откажет. Его желания, его страхи и чувства поселили во мне любовь к Ил. Не всепоглощающую, не сводящую с ума – наверное, крохотных воспоминаний все же для сильных и долговечных чувств недостаточно, – но ее хватило, чтобы, думая о Вестнице, вдыхать глубже и сдерживать ласковую улыбку.

Как бы нелестно вслух я ни отзывалась об Эриэеле, этом излишне прагматичном и занудном эльфе, все равно уважала его. Думая о нем, о том, что Фадрагос лишился такого мудреца, я злилась. Отцовский перстень и яркое ядовитое перо показали мне, что эльф пошел на огромные жертвы ради спасения фадрагосцев. Он позволил отцу лечь на алтарь, взвалив на себя вину за бездействие, к тому же согласился жить с этой виной вечно…

Линсира запала в душу маленькой девчонкой: сначала – совсем крохотной глупышкой, в один миг потерявшей родителей, а позже – изумленным подростком, впервые столкнувшимся с линькой драконов. Первую чешую из своего зеленого друга, еще не успевшего обзавестись смертельным ядом, она стянула осторожным поглаживанием – и сильно испугалась, решив, что собственноручно навредила ему. Подняв чешую опрометью помчалась к брату, но споткнулась, упала, разбила колени и разодрала ладони. Небольшой ящер, прямо как бывает с Тоджем, взволнованно бегал вокруг и рычал, пока из приземистой избы не показался Линсар. Тогда его звали Ликвиром, и к сестре он обращался ласково – Ланка.