Увидев, как я покачал головой, рот закрыла и благоразумно отступила в тень.

Правильно.

Неправильно то, что мне отвратно видеть ее боль, отраженную на привлекательном личике. Ее боль быстро проникала в меня, и я разделял ее, словно свою. Безвольный…

Фангра поднялась молча и направилась к кольцу. Заметив ее движение, Ромиар потерял ко мне интерес и, взволнованный, последовал за ней. Я воспользовался освободившимся местом. Неспешно подошел к стене и, привалившись к ней спиной, сполз. Уселся, вытянув ноги, закрыл глаза и расположил затылок на прохладной поверхности.

Услышав тихие шаги, напрягся вновь. Ярость затопила нутро, вытеснила покой. Попытался нащупать кинжал, но успокоился и топору. Вспомнил, как сидел так же под священным кольцом совсем недавно и ждал ее . Только чувства растратил попусту. Знал бы сразу, что не нужен ей… Она отвергла меня, когда я дважды отдал ей все, что у меня было в жизни. Выложил все связи, назвал места тайников, поделился всеми тайнами о выживании в самых суровых местах Фадрагоса… И еще: отказался ради нее от будущей жены и ребенка – семьи. И она все отвергла.

Ради моей безопасности? Не верю.

Усмехнулся и ощутил, как девчонка пугливо встрепенулась. Пусть боится… И все же от этого горько. Хочется обнять, успокоить.

Нельзя.

А ведь даже Дароку похвасталась Волтуаром. Надо же. Кто‑нибудь сумеет удовлетворить все ее прихоти?

Ревность мигом уничтожила последние крупицы желания дать ей еще один шанс.

Алурей, ты с самого начала знал, кто она? Знал, что она – мой враг? Наверняка. Ей нельзя доверять.

Приоткрыл глаза, покосился на нее, и она шустро отвернулась. Покраснела. Побледнела… Покусала немного нижнюю губу и решилась на глупость снова – потянулась к моей руке. По телу пробежал жар, напоминая холодное пламя – не сжигающее, а разрывающее плоть на мелкие кусочки, на песчинки… Страх охватил мгновенно, и я стиснул топорище до скрипа. Девчонка заметила и замерла с занесенной рукой. Ее губы дрогнули, подбородок задрожал, брови выгнулись, как будто она вот‑вот заплачет.

Духи, сколько личин она носит?

Перехватив мой взгляд, она поняла, что я не шучу. Если придется защититься от нее, то я воспользуюсь топором. Или… Глупость. Но пусть верит в нее.

Зачем она вернулась? Зачем пришла за мной в Солнечную?

Она кротко сложила руки на коленях. Посидела молча несколько мгновений, колко рассматривая помещение, будто искала в нем последние крупицы пользы, пока я украдкой разглядывал ее. Затем разгладила складки на темных штанах и, упираясь ладонью в стену, поднялась. Решительно прошла мимо меня, снова пробуждая необузданный страх во мне.

Я дернулся вслед за ней, хотел удержать, но вовремя опомнился. Попытался найти хотя бы одну причину простить ее, пожалеть или… Нужны ли причины, чтобы полюбить?

Какая глупость…

И с Дароком пусть справляется сама. Пусть теперь сравнит всех мужчин, что у нее были. Она бросила правителя, бросила богатого жениха в своем мире, бросила меня… Вольного без крова, без будущего, с одной лишь единственной целью в жизни – спасти мир. И ту она отняла, обманув меня. И я ведь после этого подарил ей то, чего она хотела. Вернул ее в счастье, к которому она стремилась. Уничтожил мир ради нее. А она вернулась, и снова бросила меня. Зачем только искала?

Чтобы опять врать… Только это она и умеет.

Она удалялась, путая мысли, чувства, опустошая изнутри. Будто уходом отнимала что‑то необходимое, бесценное. Края пустоты стремительно обрастали колючей болью, и хотелось до безумия закончить мучения как можно скорее. Я облизал губы и позвал ее.

Асфи  

– Асфирель.

Я вздрогнула, ощутив тупой удар в груди. Будто выстрелили в упор.

Не Аня, не Асфи. Асфирель…

Сглотнув с трудом, заставила себя вдохнуть и повернуться к Кейелу. Он сидел, ссутулившись и глядя на сбитые носы своих ботинок. Выглядел так, будто раздумывал чистить обувь или выбросить в ближайшую мусорку. На его лице ни один мускул не дрогнул, когда он перевел этот же безразличный взгляд на меня и добавил:

– Прощай.

Пожалуй, умереть под тяжелым прессом было бы не так… больно? Нет. Тут гремучая смесь и боли, и досады, и унижения, и усталости… Чего только не найдется в этом пласте, который вот‑вот раздавит меня прямо в этом хранилище, прямо на этом полу.

Кейел отвернулся и принялся снова крутить носом сапога, рассматривая его.

Ну конечно… Идиотка! Он был Вольным, убежденным, что любит меня. Потом я вернулась и попалась на глаза парнишке, которому не хватало эмоциональной уравновешенности. Не хватало чувства собственного достоинства или… Черт его знает, что ему не хватало! Но он точно разбирался в чувствах. Теперь Вольный вернулся, а с ним осталось понимание собственных чувств. И он попросту разобрался, что никогда и не любил меня. Может, путал бедняга симпатию и страсть с любовью. Да, наверняка, так все и есть!

И разом полегчало – схлынули чувства, сомнения, будто их смело невидимой рукой. Вот только сдвинуться с места не удавалось, как и отвернуться. Я стояла и наблюдала за тем, кто был близко – в трех метрах от меня, – но представлялся кем‑то далеким.

Я хмыкнула. Мы будто из разных сказок. Он гадкий утенок, превратившийся в прекрасного лебедя. А я… Русалочка?

Духи Фадрагоса! К черту сказки…

Тряхнула волосами и продолжила короткий путь. За камнями священного кольца что‑то тихо обсуждали Роми и Елрех. Заметив меня, фангра резко обернулась. В сочувствии, отраженном в серых глазах, можно было утопиться.

– Ты куда? – дернув уголком губ, спросил рогатый.

– Заканчивать дела.

– А потом? – он нахмурился.

Елрех проводила меня взглядом в центр священного кольца.

– Не знаю. – Я пожала плечами, всерьез задумываясь над «потом». Видимо, понимание пришло с тем облегчением, которое подарил Кейел напоследок. Своим прощанием он поставил жирную точку в листе, где жизнь, расписанная в строках, была вся перечеркнута и заляпана черными чернилами. Я тихо сообщила друзьям о планах: – Жить хочу.

И забормотала обращение к духам.

– Погоди, Асфи, – произнес Роми, поднимая руку. – Мне нужно извиниться…

Но ждать я не собиралась. Ни ждать, ни задерживаться, ни оставаться в прошлом больше ни на секунду. Хватит. Давно пора двигаться вперед.

С последними быстро сказанными словами духи обратили меня в бестелесное нечто и подхватили, как пушинку.

Вся та легкость и силы, которые пришли ко мне с последними словами Кейела, очень скоро исчезли без следа. Наверное, будь я в теле, на земле, то плюнула бы на все и помчалась обратно к нему. Понадобилось бы – бросилась бы на его топор самолично. Лишь бы избавиться от невыносимой боли потери. Может быть, я бы ползала перед ним на коленях, вымаливая прощение и заверяя, что никогда больше не предам его. Я готова была на все.

Но духи предков и ветра уносили меня дальше и дальше от сокровищницы. Они же пленили рассудок, напитывая его силой и позволяя только думать, думать, думать… Ничего другого не оставалось. Как на ритуале Ярости, только без телесных мук.

Вина перед Кейелом пролегла дорожкой от самого нашего знакомства и через всю нашу совместную историю. За несколько часов размышлений, летя высоко над землей и разглядывая лесную местность, мне удалось увидеть ее как никогда отчетливо. Словно художник легкой рукой рисовал ее густыми чернилами прямо под нашими ногами, когда мы шли в очередном походе. И у меня возникал вопрос, который никак не отпускал: а я бы простила себя на месте Кейела?

С одной стороны, он тоже обманывал меня, использовал, когда это было ему нужно. С другой стороны, используя и обманывая, он потом не отнекивался и никогда не отрицал, что способен на подобное. Конечно, это не оправдывало его, но это будто обрывало дорожку его обмана. В его вине передо мной было множество светлых пробелов, и всегда находилось что‑то положительное. Скинул в реку Истины – подарил силу. Использовал, чтобы узнать тайну Аклена и Ил – так ведь был уверен, что и мне жить в Фадрагосе, которому грозила опасность. Как ни крути, а цель у Кейела всегда лежала в полюсе защиты всего мира и каждого существа, живущего в нем.