– Глупый вопрос, – произнесла разбойница, обнимая колени. – Кто бы не хотел, окажись он на моем месте? О преступлениях забуду, о предательстве, о многом… И духи не осудят, раз помнить ничего не буду. Одному знакомому даже повезло так. Уродом был тем еще. Ему в голову поленом попали, он все и забыл. Сейчас где‑то в Обители живет. Хорошо ему. А почему ты спрашиваешь?

– Точно хочешь? – вместо ответа уточнила Асфи. Стиснув тряпку в кулаке, опустила руку. Склонила голову к плечу, прищуриваясь с хитрецой. – Я ведь серьезно интересуюсь.

– Нельзя стереть память всего лишь при желании, – с сомнением проговорила Стрекоза. – А по голове бить себя не дам.

– В сокровищнице есть артефакт, который вызывает болезнь Солнца, – сказал Роми, не отрываясь от своей работы; белая кисточка хвоста ритмично стучала по сапогу.

– Болезнь Солнца? – изумленно пробормотала Стрекоза.

Асфи, распустив волосы, стала расчесывать их пятерней и устремила взгляд, наполненный удовольствием, на костер. Дарок хмыкнул. Провел языком по клыкам, посматривая с нетерпением на гусей. Похоже тема разговора его не заинтересовала.

– Куда ты поведешь нас дальше? – спросил он у Асфи, потирая рука об руку.

– В Холмы грез.

Сердце екнуло. Мысли о Стрекозе, ее возможной беспечной жизни и великодушии Асфи выветрились мигом.

– Куда?! – хором переспросили Норкор и Архаг.

И в мыслях не было рассказывать о местонахождении подсказок заранее. Васоверги даже при всех договоренностях вызывали опасения, а к Стрекозе отсутствовали и крохи доверия. Теперь, конечно, ее привязала ко мне клятва. И, как предупредил меня осторожно Роми, болезнь Солнца избавит воровку не только от памяти о кошмарном прошлом и вины, но и от всех клятв. Я не огорчилась, наоборот – порадовалась. Всю жизнь держать на привязи строптивую девицу не было никакого желания.

В итоге обернулись мои недомолвки скандалом и обидами. И кто оказался слабым? Не трусливая ушастая и не ослабевший Роми, не выпускающий из рук посох, а прославленные яростью Солнца васоверги! Четверка рослых мужиков едва ли не объявила бойкот, отказываясь идти в регион Холмы грез. А сказать им, что на самом деле я не собираюсь никого тащить с собой, тоже не могла. Лишние вопросы и без того возникнут, но пусть лучше возникнут потом, когда я точно смогу что‑то придумать, проигнорировать, в конце концов, и просто сбежать, ни с кем не прощаясь. Потом…

Сейчас же задача стояла в обратном – убеждать всех, что мы сильные. Настолько сильные, что даже нежить нам нипочем. Мне не верили.

Васоверги не верили и злились. Стрекоза с Лиаром не верили и смотрели на меня, как на безумную, постоянно шушукаясь между собой, но ослушаться моих приказов не могли. Ромиар не верил, но смирился со своей смертью, кажется, давно. Лишь украдкой поинтересовался, можем ли отправить Елрех в город, пока сами пойдем за последней подсказкой? Елрех хотя бы хотела верить, зная о моей силе Вестницы, но всякий раз стыдливо опускала глаза. И только Кейел удивлял. Он единственный, кто верил мне. Я сказала, что мы справимся, и он, не долго думая, кивнул. Видимо, слепая вера в меня даже не позволяла ему взвесить все риски и еще раз обмозговать, куда я якобы всех тащила.

С неимоверными усилиями мне удалось сдвинуть с места четверку здоровых громил. Всю дорогу, что васоверги могли говорить – до священного кольца, – они явно ругали меня на своем языке. Дарок сверлил тяжелым взглядом затылок и после долгих споров прекратил попытки достучаться до моего разума. Когда опустились в регионе Ящеров, он со мной и словечком не обмолвился, лишь смотрел пристально, со злобой и подозрительностью. Не удивлюсь, если решил, что хочу избавиться от него в Холмах грез.

И вот я возглавляла колонну далеко впереди, словно в гордом изгнании из группы недоверчивых существ, а Кейел не отставал ни на шаг. Как и не прекращал расспросы. Правда, теперь уже не о мире вокруг…

– И ты хотела остаться с ним на всю жизнь? – он хмурился задумчиво, разглядывая траву под ногами.

Трава была высокая, густая и покрытая утренней росой. Штанины выше колена впитали в себя влагу и теперь неприятно холодили кожу. Солнце в этом регионе согревало, но не способно было быстро высушить одежду, как в Своде Скверны. Я вела всех в знакомую с прошлого раза рощицу.

– Наверное, хотела, – с улыбкой призналась я. Пожав плечами, пояснила: – Тогда я была уверена, что люблю его. Я ведь знакома была с ним с детства. И у нас все как‑то само собой получилось.

– Как будто говоришь обо мне и Лери. – Он поднял подбородок и направил недовольный взгляд на серую полоску виднеющейся рощицы.

– Нет.

Стоило ли опровергать?.. Да, Асфи, он не принадлежит тебе, и ему с тобой явно не по пути.

Я невольно ускорила шаг.

– Почему? – посмотрев на меня снова, поинтересовался Кейел.

– Ты же ревновал ее, – напомнила я. Из‑за нее ведь он примчался в Медвежью колыбель и полез с кулаками один на четверых.

– Ревновал, – согласился. И виновато опустил голову.

– Ну вот! А я Женьку никогда не ревновала. Ему девушки и смс томные писали… Это такие… письма короткие. Мы нередко вместе их читали, и я, кроме жалости, к Женьке ничего больше не испытывала. Мне было жутко представлять, что кто‑то мог бы также преследовать и меня. – Я оглянулась; фигура васоверга в рассветных лучах казалась немного меньше. – Ужасное чувство!

– И ты его совсем не ревновала? – изумился Кейел.

– Нет. Я же говорю: мы росли вместе. Потом повзрослели и стали жить вместе, то он у меня, то я у него. Когда как и кому было удобнее. Потом и о свадьбе речь зашла. Ну, о ритуале связи сердец. И у меня никогда не возникало сомнений в правильности наших отношений.

– А потом ты встретила Вольного, – верно догадался Кейел. И хоть он улыбался, голос его прозвучал тише, а в зелено‑карих глазах погасли искры интереса.

– Да, встретила, – ответ у меня тоже получился глухим, вялым.

Видимо, разговор закончился…

Впереди стелилось поле душистого разнотравья. Под нашими ногами трава с шумом мялась и клонилась к земле. Еще не жужжали жуки, не прыгали кузнечики. Только голубые и белые бабочки беззвучно порхали от цветка к цветку. Безветренная погода сулила дневное тепло. Я покосилась на Кейела осторожно, чтобы не заметил. После перемещения священным кольцом он выглядел бодрым. Загорелое лицо покрывал слой пыли, она собралась грязью в морщинках, на висках у волос и на шее. Русые волосы слиплись и лоснились жиром. Одежду тоже не помешало бы хорошенько простирнуть. Глядя на него, невольно хотелось спрятаться от его глаз, потому что я точно была не лучше. Из‑за упрямости васовергов страшно было задерживаться в регионе Рубиновой сладости, чтобы потешить себя и остальных рекой.

Но как бы Кейел ни был испачкан, им хотелось любоваться. Я точно знала, что и у Кейела‑Вольного, и у этого Кейела‑простака в сумке полный порядок. Что он бережный, трудолюбивый, заботливый…

– Последней Луной ты не хныкала, – прервал он мои размышления и снова улыбнулся.

Но этот Кейел, в отличие от Вольного, не умеет долго злиться. Вопрос лишь в том, забывает ли обиды? Этого я пока не знала. Вольный точно помнил обидчиков и моменты обид долго… Если не сказать, что запоминал, наверное, на всю жизнь.

– Я по ночам хнычу? – удивилась я, осознавая смысл фразы. И подтянула сумку выше. Она вечно бьет по пояснице и мешает. Ее лучше будет оставить.

– Лунами, – с улыбкой поправил Кейел и оглянулся, будто убеждался, что мы слишком далеко, и слов не разберет даже эльфийка. – И очень тихо. Не думаю, что кто‑то слышит.

– Ты слышал, – не согласилась я.

Кейел вдруг замялся. Отвернулся, будто выигрывал себе секунду, а потом признался:

– Я прислушивался. – Заправил прядь за ухо и спросил: – Асфи, что ты видишь во снах? Что заставляет тебя плакать?