– Я знаю, почему Десиен страдал клаустрофобией.

– Чем?

Я повернулась на голос Ив. Ребята проснулись и, судя по всему, давно окружив меня, смотрели взволнованно. Я закрыла глаза, опрокидывая голову на твердую землю. Казалось, она все еще ходит ходуном. Кажется, подобные чувства возникают после долгой поездки на поезде. Удивительно, что я до сих пор помню об их существовании.

– Не важно. Дайте мне ключ, или чешую, или…

– Тебе нужно отдохнуть, – строго оборвал Кейел.

– Нет. Мне нужно перебить эмоции. – И тихо пробормотала: – Чужие эмоции чужими эмоциями…

Духи Фадрагоса, хитрый Десиен, как же ты справился? Видел ведь гораздо больше, чем я.

– Послушай ее, – вступилась за меня Елрех. – Подсказки никогда не таили в себе опасности, а тут посмотри на нее – бледная, трясется вся.

– От холода, – поставила я в известность поежившись.

Кейел сдался. Отпустил меня нахмурившись – наконец‑то, я могла разглядеть черты его лица. Зрение возвращалось, но сердце все еще билось быстро, испуганно, а ночной холод пробирал до костей.

Балкоры выбрались через Южный проход на поверхность. Сколько их было? Возможно, я успела рассмотреть лишь часть.

– Что интересного ты видела? – спросил Роми, пока Кейел рыскал в сумке.

– Может, приготовить тебе еще отвара? – любезно предложила Елрех.

– Давай, – присев, кивнула. Обняла себя руками и ответила Роми, сидящему неподалеку на корточках: – Много интересного. Я получила много ответов, но появилось еще больше вопросов.

Например, как чертов браслет, который я все еще крепко стискиваю, оказался по эту сторону от Смерти драконов? Балкоры спасались через Южный выход, и это точно те самые балкоры, о которых вспоминала Ил. Быть может, она была как‑то связана с Танитом? С этим чертовым трусливым парнем! И почему они не умерли, перебравшись на ту сторону? У них с драконами одна природа силы, а еще Ил упоминала, что шан’ниэрд, сильный маг, помог пересечь смертоносную преграду. Значит, горный хребет, прозванный Смертью дракона, стал опасен после обвала. Или позже? Например, во время войны Предков.

– Что, духи Фадрагоса, там произошло?

Кейел

Сумеречное небо обманывало. Казалось, оно так низко висело над нами, но каждый раз, как тонкая девичья рука тянулась к нему, я осознавал насколько мы далеки от него. Ветер бережно сдувал слабые ростки гнева – все, на что хватало моих сил. Выжат, измотан. Устал.

Ветер подбадривал. Ласкал слух шелестом трав и шепотом листвы, холодил кожу, усиливая ощущение тепла, исходящего от Ани, – то, в чем я нуждался особенно остро. Земля и травы источали ароматы, не позволяя привыкнуть к запаху хвои. И я был благодарен, каждый раз заново различия его терпкость в воздухе.

Аня опять поерзала, удобнее устраиваясь у меня под боком и укладывая голову на моей груди. Ненадолго прервала рассказ, отбирая у меня звучание своего голоса и позволяя проникнуть в наш уединенный уют смеху троицы, сидящей у костра, метрах в пятнадцати от нас. Отлежанную руку обдало жаром изнутри, стало пощипывать, но я все равно воспользовался свободой – дотянулся до волос Ани и начал пропускать их между пальцами.

Последняя спокойная ночь еще не наступила, но уже казалась скоротечной. Почему? Почему именно сегодня время стало в самом деле бесценным? До этого дня я лишь верил в это. А сейчас с каждым прожитым мигом сердце сжималось от страха. Я посмотрел на новую светлую точку, появившуюся на небе. Звезды, гигантские газовые шары, падение которых способно уничтожить Фадрагос… Это правда? Возможно, Роми не ошибается, и Ане всего лишь задурачили голову те, кому выгодно держать население Земли в страхе.

Тогда почему хочется верить ее словам? Почему хочется верить ей?

– Поэтому я не виню Десиена за его рвение, – снова зазвучал чарующий голос. – Нет, он, конечно, сволочь, но, знаешь, если бы хоть один балкор напал на тофра, то остальные бросились бы на подмогу. А они ждали смелости друг от друга. Кишка оказалась у мужиков тонка. Только и переглядывались тупо. И Танит этот… Я сейчас вспоминаю его бесхребетность, и вот… Нельзя о покойниках плохо. В общем, если Десиен на этот же момент, как и я, злится, то помощи ни от кого больше не ждет. Сам. Все сам. И он всегда будет стремиться вперед, надеясь, что, в таком случае, его хоть кто‑то поддержит. Он никому не доверит инициативность. Да и вообще ни в кого не собирается верить. Ну, это если я правильно рассуждаю. Быть может, ты считаешь иначе. Ты‑то его лучше знаешь.

С самого нашего знакомства я пристально наблюдал за Десом – ему никогда не нужно было никакое воспоминание реликвии, чтобы разочароваться в обществе. Он никогда не ждал чьей‑либо помощи, и все, чего ему не хватало, – одобрения соггоров. Клятва лишала его полной свободы.

Я согласно промычал, отгоняя эти мысли и позволяя себе просто наслаждаться вечером. Аня продолжила нежить сердце:

– А что касается наших мудрецов… – Вздохнула тяжело, щекой потерлась о грудь. Приятно. – Перемудрили они, вот что. А в воспоминания их заглядываю, и прямо злюсь сильнее – обычные же люди! Ничего особенного, чесслово. М‑м… Прости.

– Ничего, – слабо улыбнувшись, отмахнулся. – Я не передам ни Ивеллин, ни Ромиару.

– Елрех тоже не говори, – хохотнула Аня. – Так вот они мыслят так же, как и все остальные. Ну, из тех, в чьи мысли я уже заглядывала.

– А чего ты ждала?

– Ну не знаю. Гениальности, например. Мудрости какой‑нибудь. Ну вот гелдовы изъясняются так, что… У нас на такой случай выражение было: «без ста грамм не разобраться». Это к дурману отсылка. Вроде как сто грамм его выпил – и мыслишь проще.

– Хороший дурман.

– Да нет, наоборот. Да и не об этом речь, а о том, что гелдовов понять невозможно. Только фангры как‑то с полуслова понимают их глубокомыслие. Вот я ждала от мудрецов примерно того же, что и от гелдовов.

– Разочаровалась?

– Не то чтобы. Скорее, удивлена. Эриэль – высокомерный эльф, наверное, как и многие эльфы, но, знаешь… Человечный он внутри. То есть…

– Я понял тебя.

Наверное…

– Он так из‑за отца страдал, когда обсуждал с ним его жертвенность. Он боялся его смерти и все эти мысли гнал от себя подальше. А Ланкеала и Ликвир… Наверное, сейчас, несмотря на все, что они наворотили в Фадрагосе, я бы обняла их. Ланка вообще будто не понимала, что произошло, но боялась. Да и откуда там пониманию взяться? У нее даже рога толком не выросли, и слова она выговаривала с трудом. Зато руку Ликвира так сильно сжимала, что у него пальцы похолодели. Но, может, это только я чувствовала, а он не обращал внимания. Смотрел на бывшее поселение и вспоминал как спорил с родителями перед тем, как в лес за ягодами пойти. Смотрел, вспоминал, а свободной рукой ключ от дома мял. Эти ягоды в лукошке… В тот момент он так их ненавидел. Ему казалось, что он виноват, потому что не сгорел в пламени дракона вместе с родителями. А ведь совсем ребенком был. Не знаю, сколько ему точно в тот день исполнилось, но он тогда пообещал мысленно, что сожжет и себя.

– Поэтому спустя много лет он сжег свой дом и исчез без вести.

– Думаю, да. Ликвир сгорел – родился Энраилл. Я еще во дворце Цветущего плато эту легенду читала. В ней и писали, что он, его сестра и ее маленький дракон скитались по Фадрагосу. Потом остановились в какой‑то деревне на Краю мира, где Ланкеала обучалась исцелению на односельчанах, а Ликвир искал спасение Фадрагоса. Затем сестра подросла и ушла на войну, а он остался и продолжил экспериментировать с магией. И из того, что мне стало известно от всех ключей и подсказок, я предполагаю: он сумел каким‑то образом переместиться к Утерянному святилищу, о котором никто в Фадрагосе ничего толком и не знает… Ну, это если вы наверняка знаете.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍