Не уйду, не спасусь, уже нет. Но заберу с собой как можно больше особей.

Крик вырвал из ярости. Шания?

Раздался детский плач. Вальтин?

Я ощутила, как отрывается плоть от ноги, но боль исчезла. Силы взялись из ниоткуда. Я оттолкнула тофра, истекающего кровью. Вскочила на ноги, но сразу повалилась из‑за хромоты и тяжести. По ногам растекался жар, пульсировал в колене, в бедре сильнее дергало – кровь била изнутри. Кажется, так же стекала по плечу, но меньше. Я доползла до стены и, цепляясь за трещины и неровности, поднялась. Шла как могла быстрее, пыталась бежать, но ноги не слушались.

Только бы ошиблась. Пусть бы я ошиблась.

Тофры двигались за мной следом, и это тоже пугало. Вдруг ошиблась, тогда приведу тварей к следам детей. Нет, не приведу. Насытятся мною. Им хватит.

Лишь бы Шания не увидела меня такой.

За очередным поворотом силы оставили окончательно. Тофры, молодые особи, дрались за добычу. Бледная вывернутая ручка сжимала испачканную в крови тряпку.

Лучше не смотреть. Запомнить их счастливыми.

Тофр, тофр, тофр…

Опускаясь на землю, я сжала подвеску, которую много лет назад подарил Рилтен. Потом он сделал такие же каждому из нас.

– Прости меня, я плохая жена. Плохая мать. Я не справилась. Не справилась. Прости меня. Прости.

Горячее дыхание тронуло плечо. Тофр принюхивался с опаской, будто ждал удара. Чего же он медлит? Я не удержалась – снова посмотрела в сторону молодняка; они больше не заслоняли разорванные тела.

Быстрее бы все закончилось.

Наконец, принюхавшись к ране на плече, тварь вонзила зубы, и кости заломило. Вместе с острой болью раздался хруст.

Теперь можно кричать. Уже можно.

* * *

Кейел.

Я боялся пошевелиться, чтобы позволить Ане быстрее уснуть, но самому спать не хотелось. Хотелось обнимать ее, целовать, гладить и рассказать, как сильно она нужна мне. Но в нашем случае признания не имели никакого смысла. Мы все равно обречены на расставание.

Засыпал, наслаждаясь запахом хвои, нежными объятиями, осторожным дыханием, щекочущим надключичную ямку. А проснулся от удара.

Тупая боль в груди перехватила дыхание. Я открыл глаза, вскочил и оценил обстановку.

Роми приподнимал Аню, но она отталкивала его, стараясь ударить локтем. Рычала, словно забыла разумную речь. В широко раскрытых глазах застыла решимость, но Аня будто не видела нас, а все еще была в дурном сне. Вывернувшись из захвата, ударила Вольного наотмашь. Он едва уклонился, а девчонка бросилась в лес. Елрех подорвалась следом. Я оттолкнулся, срываясь за ними.

В темноте ветки хлестали по лицу, цеплялись за одежду, но я не останавливался. Сердце оглушало, колотилось. Аня мчалась впереди; ее белая рубашка мельтешила в ночной синеве. Лиертахон не отставал от хозяйки, но и не путался под ногами.

Куда Аня спешит? Что с ней?

Фангра наконец‑то догнала ее, сбила с ног. Я оббежал корни поваленного дерева и добрался до них. Елрех сидела перед обезумевшей и пыталась заглянуть в лицо. Аня, упав на колени, ползала по земле. Суматошно ковыряла мох, сдирала слежавшиеся листья и иголки, будто пыталась разорвать их, добраться до земли.

Топот и хруст за спиной затих. Я шагнул к Ане, но остановился, не зная, можно ли ее трогать. Мы все молчали, прислушиваясь к Ане и наблюдая за ней. Через полминуты запыхавшаяся исследовательница спросила:

– На каком языке она говорит?

Я покачал головой, не понимая ни слова из бормотания.

– Она плачет, – заметил Вольный.

Он вытер расцарапанную щеку, размазывая кровь. Все же Аня успела его зацепить. Сильно зацепить. Я снова опустил на нее взгляд. Сердце будто взяли в острые тиски. Девочка припала грудью к земле и завыла, зарыдала, напоминая ту безумную ночь во дворце Цветущего плато. Резко оттолкнулась руками, вскидывая их высоко над головой и опустила кулаки на землю. Елрех отскочила подальше.

– Будто пытается пробиться вниз, – протянул Роми, присаживаясь на корточки.

Звон в ушах смешался с бормотанием одной и той же фразы на незнакомом языке, с криками, от которого у самого, казалось, разболелось горло, и плачем, раздирающим что‑то в груди на клочья. Я сглотнул комок, но сухость во рту помешала избавиться от него. Понимая риск, сжал кулаки и шагнул к Ане. Больше не смогу терпеть. Не замечая меня, она продолжала копать землю руками, загонять ее под ногти. Захлебывалась рыданиями и задыхалась.

Что же вы с Десом видели?

Я упал на колени перед ней. Помедлил, судорожно вздыхая, а потом задержал дыхание и потянул Аню на себя. Она не то зарычала, не то замычала. Дернулась, пытаясь вырваться. Я, ухватив ее за запястье и плечо, мгновенно сжал руки крепче. Вложив больше силы, она дернулась еще раз, до звучного хруста, но не смогла освободиться. Бросилась на меня всем телом. Сбила, повалила на спину. Я крепко обнял ее, зажмурился, с трудом удерживая ее, и заговорил:

– Аня, все хорошо. Слышишь, меня? Все хорошо, девочка моя.

Она била в грудь кулаком, вышибая воздух, мешая говорить, и не слышала меня. Я продолжал твердить одно и то же. Ведь успокоится рано или поздно.

Плечо пронзило острой болью.

– Вольный, отпусти ее! Она перегрызет тебе глотку! – всполошилась Елрех.

Попыталась оттянуть Аню от меня, но я не позволил – завалился с девочкой набок. Глаза застилали яркие вспышки и слезы. Из‑за боли хотелось отбросить сумасшедшую, но я повторял:

– Уже все хорошо. Я с тобой. С тобой, Аня. Я с тобой.

Показалось, или она вздрогнула? Не показалось…

Обмякла за секунды, разок всхлипнула. Наконец разжала зубы, снова пробормотала фразу на непонятном языке и замолчала.

В лес вернулась ночная тишина. Казалось, вокруг нас никого не было.

Аня хотя бы дышит? Не слышу, не чувствую…

Озноб охватил спину, страх пробрался под кожу. Я позвал тихо:

– Аня.

Она не ответила. Не ответила и через долгие минуты.

Когда я поднялся, она осталась лежать на земле. Прижималась к ней щекой и беззвучно плакала.

В лагерь ее пришлось уносить на руках, и там она снова легла на землю и молчала. Никто больше не собирался спать, но и выдвигаться куда‑либо мы не могли. Я сидел рядом с Аней и перебирал полуседые волосы.

Надо выбросить реликвии.

Тень накрыла нас, Елрех присела рядом и протянула кружку с отваром.

– Тебе тоже надо успокоиться, взволнованный Вольный. Бледный и трясешься весь. Что же ты за мужчина такой? – Кивнула на плечо. – И рану обработать необходимо. Посмотри, сколько крови.

– Потом, – отмахнулся я, но отвар свободной рукой принял.

– С городским защитником было так же? – Она с жалостью посмотрела на неподвижную девочку.

– Не знаю, – признался я. – Его отводили в священный зал, а потом приводили.

Ромиар подошел к нам и предложил дельно:

– В следующий раз ее лучше связать. Она не только нас убьет, но и себе шею свернет в ближайшем овраге.

Правильнее будет отказаться от следующего раза. Но я кивнул.

– Хоть бы сейчас в себя пришла, – недовольно отозвалась от костра эльфийка.

В груди шевельнулась вина. Этим походом я отнимаю у Ани все светлое. Убиваю ее.

– Если с человеком такое творится, – начал Ромиар. Отхлебнул отвара и, покачивая головой, договорил: – не представляю, как пережил балкор.

Аня.

– Не так! – поспешно предупредил Кейел, но все равно опоздал.

Влажный шлепок хвостом по лицу стал неожиданностью и оставил неприятный след слизи на губах и запах рыбы. Сама же она, тяжелая и здоровая, будто бы с бывалой ловкостью выскользнула из рук и плюхнулась в воду, окатив меня речной водой.