Лиертахонов я запомнила бойкими, подвижными и очень опасными.

Тут их ломали.

Мы шли по широкой дорожке, присыпанной соломой и окаймленной решетками. Канавки по сторонам были заполнены испражнениями тварей, которые стекали по покатой, хорошо утрамбованной земле. В некоторых загонах подпорченные туши животных лежали там же, в грязи, и лиертахоны, способные двигать только головой, чавкая жрали. Полупрозрачные капюшоны вокруг морды подрагивали при каждом утробном рычании. Тела были спрятаны под чем‑то плотным, серым, прижаты к полу, а хвост скован цепями. Цепи крепились к толстым железным столбам.

– Мы не можем пользоваться законными благами, – продолжал говорить Итенсиль, – поэтому приходится всему учиться самим. Недалеко гора с раскаленным сердцем. Большие лиертахоны облюбовали то место. Мы нашли выступы прямо в воронке, над кипящем огнем, а на них гнезда. Сначала хотели спуститься, взять хотя бы часть кладки, но отправленным мужчинам очень быстро стало плохо, и они погибли, так и не поднявшись обратно. Пришлось ждать в засаде почти период, пока из яиц не показался молодняк. Взрослые особи появлялись редко, оставляли мясо и уходили. Когда лиертахоны подрастают и крепнут, начинают исследовать мир. Мы отлавливаем их и приручаем. Они прекрасные охотники, защитники и сторожи.

– Я не видела в поселении лиертахонов.

Хотелось поморщиться, но удавалось сдерживаться. Хищные твари опасны и злобны, но я знала, что значит лишиться свободы и права выбора.

– Они все у храма Перевоспитания. На первых порах искатели сокровищницы очень непокладистые, – мягко улыбнулся Итенсиль.

Чертов садист. И ведь всего‑то минутами ранее казался нормальным эльфом…

– А вот самка, которую я хотел вам показать.

Я повернула голову и отшатнулась. Сердце заколотилось.

– Тише, – шепнул Кейел на ухо. Теплые ладони легли на плечи, слегка сжались. – Я с вами, Вестница.

– Она на цепи, – поспешил заверить Итенсиль, бросив недовольный взгляд на руки Вольного.

Забыла, что Кейел не оставил меня. Хлопнула его по пальцам и негромко сказала:

– Спасибо, Торвард. Я в порядке.

Чешуя лиертахона была белой, а под желтыми глазами тянулись синие полосы. Крылья и капюшон отливали сталью. Красивая особь, но оскал и злобный взгляд все портили. Тяжелый ошейник на шеи твари, оковы на хвосте, перезвон цепей и решетки между нами немного успокаивали.

– Вокруг нее ямы, – заметил Кейел.

Незнакомец – возможно, надзиратель, – почесал лысый затылок и ответил:

– Устали с ней бороться, но жалко убивать. Впервые видим такую окраску, а уж характер какой, – подошел ближе к решетке и кивнул на землю под самой стеной. – Умные звери, а эта умнее всех. Как спеленаем, сразу отказывается от еды, а освободим – только и знает, ямы рыть. Ишь, – показал кулак твари.

Раздув капюшон, она зашипела. Я не могла отвернуться, видела в ней что‑то знакомое, ощущала отголоски теплых чувств глубоко в себе.

– Мы предполагаем, она хочет сбежать, – заложив большие пальцы за пояс штанов, пояснил Итенсиль. – Но ошейник не позволит. Непокорная самка. Пока в одиночестве, все время копает.

– И вы засыпаете ямы обратно? – поинтересовался Кейел.

Надзиратель развел руками:

– Глубоко роет и повсюду. Не оставлять же.

Головокружение усилило легкую тошноту, а в груди будто что‑то заныло. Грязные стены сузились, сдавили. Захотелось чего‑то непонятного, тянуло куда‑то вглубь этой вонючей тюрьмы.

– Если вы решили подарить ее мне, то ничего не выйдет, – прохрипела я, неотрывно глядя на ощерившуюся тварь.

Итенсиль насторожился. Покачнулся с пятки на носок и подтвердил:

– Думали подарить.

Я замотала головой, сжимая кулаки и кусая губу. Холодный пот остудил спину.

– Все хорошо? – склонившись, спросил Кейел.

– Позвольте мне самой выбрать себе лиертахона, – отвернувшись от самки, вскинула подбородок. – А эту убейте.

Мужчины растерянно молчали. Надзиратель топтался на месте; в темных глазах появилось сожаление. Не дожидаясь разрешения, я обошла Итенсиля и направилась туда, куда меня тянуло.

– Вестница, я могу узнать, почему такое пожелание? – поинтересовался староста.

Пока никто не видел моего лица, я позволила себе скривиться от омерзения, хотя теперь руки пылали. Уничтожить бы все тут! Не оборачиваясь, громко ответила:

– Она не сбежать хочет, а повеситься!

Они никогда не покорят ее. Только не так.

Я прошла мимо нескольких загонов, ощущая душевное метание. Почувствовав облегчение, резко остановилась. Вспыхнувшие переживания вмиг улетучились. Дышать стало легче, но, к сожалению, свежего воздуха не прибавилось. Я услышала за спиной шаги и повернулась к нужной клетке.

– Совсем молодая самочка, – проговорил надзиратель. – Из последнего отлова. И пяти периодов у нас не пролежала.

Желто‑зеленая голова оторвалась от пола, раздвоенный язык показался из приоткрытой пасти, в глазах песочного цвета отразилось любопытство. Лиертахон проворковал, но стоило только надзирателю зазвенеть ключами, как воркование перешло в шипение.

– Подарите мне ее, – попросила я. Поводок Айссии затрепетал, и мягкая улыбка сама растянулась на лице.

Надзиратель объяснил, как приручают опасных зверей. Я слушала, поглаживая холодные прутья решетки, и боролась с Ксанджами. Их поводок натянулся до раздражающего звона в ушах, дрожал от напряжения, выворачивая чувства наизнанку. Однако я понимала всю необходимость метода «кнута и пряника». Выбранная самочка, раздувая капюшон и демонстрируя в оскале острые зубы, шипела на нас.

– Потом вам придется встретить с ней два‑три рассвета.

Итенсиль снова спешил успокоить:

– Не волнуйтесь, Вестница, к тому времени зелья перестанут дурманить ее. Она будет воспринимать вас другом. Скажите, когда будете готовы приступить.

– Прямо сейчас.

Зачем медлить? Быстрее приручим – скорее вернемся к Елрех.

Мужчины переглянулись, и Итенсиль, тяжело вздохнув, кивнул.

Кейел подошел ближе и, убрав волосы за уши, требовательно произнес:

– Я должен быть рядом с Вестницей.

– Торвурд, ты славный человек, – Итенсиль взял Кейела под локоть и повел на выход. – Тут есть гамак для сторожей и пристройка. Я покажу. Но вашим друзьям надо‑что‑то сказать, чтобы они не беспокоились.

Наши с лиертахоном мучения начались не сразу. Надзиратель вернулся не один и принес мне табурет. Щуплый мужичок зашептался с полупрозрачными духами.

– Скулят громко, – поставив ведро с мясом у двери, пояснил надзиратель. – Духи спрячут звуки внутри.

Одноглазый фангр, в одной руке сжимая мешок и воронку с длинной трубкой, подтянул штаны. В клетке стало совсем тесно, когда вошел еще один здоровяк и отдал надзирателю кольчужные варежки. Точно такие же были на его руках.

Я шаркнула соломой, убрав ноги под табурет и обернулась. Кейел стоял в проходе, скрестив руки на груди, и с беспокойством наблюдал за подготовкой. Заметив мой взгляд, ободряюще улыбнулся.

– Жалко зверюг, – шмыгнул носом фангр. Убедился, что я смотрю на него, покосился на верзил, подступающих к лиертахону, и добавил: – Мы столько не живем, сколько они. Приручаем, а потом дохнем. Сколько отговаривал Итенсиля, а он все заладил о подлых искателях…

Махнул рукой, а я нахмурилась. Сколько живут лиертахоны?

«Я не смогу баловать тебя так, как баловал Волтуар»…

Может, это не просто вынужденная мера, а подарок Вольного? Губы задрожали, а на глазах выступили слезы.

Иногда мечты не удается остановить, и тогда в них мы с Кейелом находим какой‑нибудь чудесный способ остаться вместе и забыть обо всех обязательствах. На берегу озера, в глухом лесу, стоит наш дом, а мы сидим под навесом и наслаждаемся ливнем… Эти мечты рушились в тот момент, когда я видела Кейела стариком, но сама оставалась молодой. В Фадрагосе не знали духов, способных остановить время или продлить жизнь. Только мудрецы научились менять одни тела на другие.

Визг расколол размышления. Цепи зазвенели, удерживая подвижный хвост. Я закрыла уши руками, наблюдая за происходящим. Громилы, обступив лиертахона, насильно раскрывали ему пасть. Зверюга выгнула шею, стараясь выкрутиться, царапала морду о варежки и хрипела. Фангр отдал мешочек щуплому мужику, приблизился к ней и вставил трубку в глотку. Послышались неприятные звуки – самка пыталась отрыгнуть. Уголки ее глаз заблестели. Лиертахоны тоже плачут.