По крайней мере, ни один стражник не запретил высокой, но заметно юной девчонке прямо‑таки влезть в кольцо мечей и потрогать волосы Елрех. Другой парень без зазрения совести потянулся к топору Кейела, висящему на поясе. Однако Кейел, в отличие от Елрех, терпеть молча не стал и что‑то грозно произнес. Стражники оскалились, и один что‑то сказал расстроенному парнишке – топор остался на своем месте.
Чем больше мы углублялись в город, тем сильнее он зеленел. Пальмы, кусты, высокая трава, цветы – большие озелененные участки встречались гораздо чаще. С ветки на ветку перелетали яркие птички, на камнях разлеживались длинные ящерицы. Постройки становились приземистыми, широкими, над дверными проемами появлялись козырьки. По фасадам зданий тянулись барельефы, превращая несколько домов, кварталов и даже целые улицы в коридор со спектаклем. Кажется, в них рассказывались истории викхартов‑героев. Как я заметила, часто они начинались с рисунков младенца, а заканчивались взрослым мужчиной, добившегося важного дела. На одном я разглядела викхарта, пишущего в книге; над его головой сияли символы, у ног стояли чаши с едой и кувшины. А викхартка, которую он заприметил двумя домами ранее, обнимала его со спины. У следующего дома началась история воина, сумевшего уже через дом победить страшного монстра, а потом его поход с монстрами продолжался еще домов на пятнадцать и сворачивал за угол, куда нас, к сожалению, не повели.
Сам город окружали только колонны, и мы изначально просто подошли к ближайшей его границе. Но, судя по широкой дороге, до которой нас довели, один вход тут точно имелся. Дорога уводила к очередным колоннам, но не похожим на те, что мы видели. Эти были гораздо выше, толще, а на их вершинах сидели каменные драконы – изящные, тонкие, узнаваемые. Словно ими обозначали условные ворота.
Вдоль дороги, прямо в камне, были выбиты углубления, в которых, сверкая, текла вода. На дне просматривались неровности, камешки и поросль мха. На поверхности плавали листочки, насекомые, дрожали редкие пузыри. Раскидистые пальмы укрывали большую часть дороги тенью; с ветвей то и дело шлепались маленькие рыжие плоды со сладким медовым ароматом. Они были похожи на персики, но в расколотых половинках я вместо косточки увидела мелкую черную россыпь.
На главной улице точно было оживленнее. Местные сидели кружком под пальмами, распивали напитки, а, завидев нас, поднимались. Вскоре за нами собралась целая толпа, гомонящая на непонятном мне языке. Кейел пару раз что‑то отвечал мужчинам, и те смеялись. Даже злой стражник.
Роми размахивал хвостом, теснился к нам и бормотал:
– Кейел, я не понял, что сказал этот лысый. Кажется, я ему не нравлюсь, и он назвал меня высокородной женщиной. Их язык не самый трудный, но самый бесполезный. Даже если бы знал, что сюда придется идти, все равно усерднее бы не учил. Елрех, посмотри на их клыки! Они не следят за ними. Разве им неизвестны хотя бы простейшие отвары для ополаскивания рта? А ведь повсюду написано, что эта раса самая живучая. Как можно жить долго, не следя за собой и своим здоровьем? Ну хоть бы калирной клыки почистили раз! Асфи, Асфи! Взгляни вон тот мужчина смотрит на тебя и кривится. Тут многие кривятся, глядя на тебя. Ты им, как и я, тоже не нравишься…
Одно успокаивало – он предусмотрительно напялил на себя два амулета, а третий прямо сейчас крепко стискивал в кулаке. Настолько крепко, что я заметила кровь на рубахе после того, как он, не разжимая кулака, потер этой рукой грудь.
От Елрех тоже не укрылось волнение Роми. И она старалась задвинуть парня в центр между всеми нами, незаметно заступая его всякий раз, как приближались любопытные жители.
Вскоре Кейел окончательно разговорился с местными, Роми снизил бормотание до шепота, а Елрех улыбалась девушкам и женщинам. На мое удивление, встречались среди викхарок очень привлекательные особы, несмотря на клыки, на сероватый оттенок кожи, выпуклые глаза и непривычно длинные конечности.
У гигантской площади, залитой полуденным солнцем, какой‑то юнец и вовсе протянул Кейелу самый настоящий каравай. И пока они о чем‑то переговаривались, девчушка, возможно, младшая сестра юнца, прибежала с кувшином.
– Роми, они из‑за тебя, – с улыбкой сообщил Кейел. С интересом на нас поглядывали даже стражники. – Отсюда не выходили многие викхарты, но иногда видели и фангр, и людей, но вот беловолосого шан’ниэрда увидеть не надеялись.
– Им нравится? – спросила я. – Мы все. Мы им нравимся?
– Да, я сказал им, что мы желаем благополучия их дому. Они верят.
– Еще бы не поверили, – выцедил Роми, но отломанный от каравая кусок принял. – Какой идиот сунется к викс‑с… хартам! – громче исправился, окидывая всех дружелюбным взором, и тише закончил: – с недобрыми намерениями.
Толпа от его улыбки зажужжала активнее. Мужик толкнул парня, указывая на каравай и обозначая размеры, – кажется, он обвинил, что принесли такой мелкий. Девушки и женщины бросились собирать плоды под пальмами, стражники, оскалившись, зашипели – не на нас, на местных.
– Почему их считают агрессивными? – удивилась я.
– Потому что их гостеприимство настолько же радушное, насколько жестокой может быть месть за обиду, – ответила Елрех и тоже принялась жевать каравай.
Я с удовольствием втянула аромат настоящего пшеничного хлеба, который в Фадрагосе и не надеялась увидеть, но при этом на языке ощутила горечь. Вспомнила выжженную часть Обители гильдии, рассказ о казни мудрецов и сведения об осаде обители Цветочного плато. Сколько тогда понадобилось Кхангатору времени и решительности, чтобы развязать очередную мировую войну?
Нас провели вдоль площади, укрытой тенью высоких зарослей различных деревьев. Сразу за ней широкие ступени позволяли спуститься к берегу озера, края которого терялись в мареве и блеске. Обступившие чужаков местные трещали с Кейелом, перекрикивая друг друга, а тот ловил моменты, чтобы поделиться обрывками информации с нами.
В пустыне протекала полноводная река, и в этом месте русло резко сворачивалось кольцом. Земля давно просела, вымылась – в образовавшейся глубокой котловине залегло озеро. Разные племена долгое время воевали между собой ради этого оазиса, но осесть в нем не успевали. При затяжной засухе озеро мельчало, а от реки оставался только след истрескавшейся почвы. Но и тут иногда наступали периоды долгих слез Шиллиар. Многодневный, или многонедельный, – в этом я не смогла разобраться – ливень оживлял реку, наполнял озеро в ней, и часто вода выходила из берегов. Все, что было построено, уничтожалось. Племя уходило, а в это время к оазису подтягивались другие племена, чтобы воспользоваться удачным временем и отвоевать хлебный участок.
Прапрадед Кхангатора изменил жизнь викхартов, когда вместо глиняных жилищ потребовал возвести высокий каменный настил. Фундамент поселка уберег труды жителей от наводнения, а поселок вскоре разросся до размеров города. Другие племена признавали мудрость, или, как сказал Кейел, хитрость чужого вождя, поэтому уходили от своих вождей к нему. Город рос, и мог расти до бесконечности. Он и сейчас был таких размеров, что от одного его конца к другому приходилось идти почти весь день. Править такой громадиной трудно, поэтому уже дед Кхангатора возвел колонны и запретил расширять границы владений этого племени.
Жители с удовольствием хвастались, что эта линия вождей – все до одного – обладали необычайным умом.
– Хитрейшие из вождей, – с улыбкой протянул Кейел, с блеском любопытства рассматривая окружение. – Соберись, Ромиар, тебе нужно все это запомнить. Как давно исследователи были тут?
– Тут никто не был, – сквозь зубы выцедил Роми, отыскивая в сумке новый амулет. – Сюда даже разбойники не дойдут. Это нам удивительно повезло.
– Слушай, что говорит эта болтливая женщина, Кейел! Они в пустыне сделали поля!
Я с полуулыбкой слушала восторги ребят и изумлялась тому, что викхартов считают низшей расой. Поля они возделывали на побережье реки, а отец Кхангатора вместе с самим же юным Кхангатором придумали, как уберечь реку от засухи.
