Немного ошарашенная разговором родителей, Михаэль все-таки встала и подошла к матери. Тепло и нежность объятия, кажется, принесли те желанные покой и мир, которых ей так не хватало во все время разлуки с семьей.

— О, боги… — Прошептала Миша, чуть отклоняясь от женщины, опуская взгляд вниз… — Святые небеса, мама, ты ждешь малыша?

— Четвертый месяц. — Улыбнулась женщина, отчего тонкие морщинки в уголках ее глаз стали глубже и четче. Нэнси сняла толстую вязанную кофту, оставаясь в льняном просторном платье. — Местный оракул предсказала девочку.

— Я… я… я просто не знаю, что сказать. — Прошептала Михаэль, поднимая слезящиеся от восторга глаза на светящееся счастьем лицо матери. — Я так за вас… за нас рада. Это просто невероятно. Это просто…

— Петра говорит, что тридцать семь — поздно. — Усмехнулась Нэнси, кладя руки на чуть округлившийся живот.

— Глупости! Ты ее меньше слушай! Она будет настоящей красавицей, мама.

— И умницей. — Добавил отец. — И у нее точно не будет… темных и прочих неприятностей.

Пропустив слова отца мимо ушей, Миша продолжила причитания:

— Это такая новость! Это обязательно нужно отметить! Сегодня! Да, точно! Пусть сегодня у нас будет настоящий праздник! Мама, какое счастье! И… неужели она тоже родится зимой? Возможно, у нее тоже будут белые волосы… — Внезапно Миша замолчала. Улыбка погасла, брови нахмурились. — Насчет пополнения. Мам, а что с Талидой? Прошло столько времени, у них уже должен был появиться первенец. Но я сегодня видела Лиона с какой-то… с другой женщиной. И ее поведение не оставило сомнений. Неужели он настолько плохо с Тали обращается?

— Миша… — Нэнси вздохнула, опускаясь на стол. Посмотрев на мужа, она неловко продолжила: — Ты только не… не переживай. Присядь, пожалуйста.

— Ч-что? — Недоуменно пробормотала девушка, переводя взгляд с мамы на отца. — Что значит «присядь, пожалуйста».

— Миша, Талида… она…

— Она умерла. Уже четыре месяца как. — Ответил за Нэнси Фрэд.

Да, ей лучше было присесть. Вынести эту новость стоя было задачей трудно выполнимой. Это трагическое известие, как удар, заставило ее пошатнуться. Миша схватилась за рубашку на груди, стиснув зубы, старясь не пустить наружу вопль полный несогласия и горя. Невероятно, но даже после того предательства… после того, как Талида отвернулась от нее в тот раз, Миша относилась к ней, если не с прежней любовью, то с доброжелательностью. Она искренне желала ей счастья. Тали все равно оставалась ее незаменимой подругой детства, мечтательной, наивной, ветреной, единственной. И мысль о том, что ее не стало, была неприемлемой.

Внезапное счастье окупилось сполна внезапным горем.

— Ты в этом не виновата. — Понял ход ее мыслей отец, похлопав по стулу, что стоял рядом с ним.

— Я должна была ее убедить. Прошло бы время, и, она бы поняла… — Прошептала Миша, садясь обратно за стол.

— Она никого никогда не слушала. — Продолжил Фрэд. — Ты видела ее глаза в тот момент, когда она говорила на каждом шагу о свадьбе? Она была влюбленной дурочкой…

— Она была моей подругой!

— Которая сама выбрала свою судьбу.

Миша покачала головой.

— Это он убил ее. Ублюдок, он не выглядит так, как должен выглядеть сломленный горем вдовец!

— Лион бы никогда не стал порядочным семьянином. — Вздохнула тяжело мама. — Она долго болела. Ее было не узнать уже после трех месяцев семейной жизни. Не представляю, что ей пришлось натерпеться в этом проклятом доме.

— Она не заслужила этого.

— Что сказать, справедливость и Доу — понятия несовместимые. Забавно, если учесть, что именно они поставлены вершить суд. Ирония судьбы. — Хохотнул невесело Фрэд.

Закрыв лицо руками, Миша глубоко вздохнула, пытаясь подавить рвущиеся из груди рыдания. Осознание того, что если бы она позволила своей мести свершиться, Талида бы сейчас была жива (а, возможно, и не только она, если вспомнить, что Лион не очень высоко ценит человеческую жизнь) и так же улыбчива и ветрена, как раньше, разливало в груди жгучее, как кислота, чувство собственной вины.

— Боги, если бы я…

— Тук-тук-тук. — Раздался в коридоре чужой пьяный голос, который поддержал дружный смех. — Не заперто, наверное, нас ждали, ребята.

— Ты что, дверь не закрыл?! — Прошептала испугано мама, хватаясь за край стола.

— Извини, голова не этим занята была. — Ответил ей отец, вставая со стула и направляясь к серванту. Но прежде чем он успел достать старое ружье — гордость их семьи — незваные гости уже ввалились в гостиную.

Четыре хорошо одетых молодых человека, уже изрядно пьяные, и, явно надеющиеся на продолжение «веселья».

— Какого черта вам нужно в моем доме? — Рявкнул отец, направляя дуло ружья на парней.

— Эй-эй, ты поаккуратнее с этой штукой, папаша. — Хохотнул блондин. — Тебе ли не знать, что с вами сделает судья, если ты нам хотя бы костюмчики помнешь.

— Тогда разворачивайтесь и уносите свои задницы подальше от моего дома.

— Как пожелаете, господин Джелли. — Пафосно произнес заводила. — Мы только заберем компенсацию, которую вы должны выплачивать каждый месяц. Поймите правильно, праздник еще только начался, а карманы уже пусты. Мы передадим Лиону, что деньги у нас, можете не беспокоиться.

— Какую, к чертям собачьим, компенсацию?! — Прорычала Миша, поднимаясь из-за стола и поворачиваясь к дружкам сынка судьи лицом. — Ты, Джордж, совсем стыд потерял!

— Опа… — Протянул высокий блондин. — А я-то все гадаю, чья это белесая шевелюра. Думал — пьяный бред. Ребята, вы все ее видите? Ба! Мишань, я так понял, в армии скучно стало. Ты там уже каждого знаешь, затосковала по родному, захотелось попробовать…

— Ну все, сосунок. — Прошипел отец, спуская курок.

Михаэль вовремя успела отвести дуло ружья рукой: пуля не задела незваных гостей, пробив стекло окна.

— Да… да ты че делаешь, старик?! С ума сошел?! Да мы тебя засудим! Тебя… да всех вас сошлют на север! — Заверещали парни. — Мы по-хорошему хотели! Но если ты хочешь по-плохому…

— Миша! — Прорычал взбешенный отец. — Не вмешивайся. У тебя было время прийти и все это прекратить, а теперь не лезь!

— Сколько это продолжается? — Посмотрела Михаэль на мать, которая зажала рот руками.

— Все это время.

— Ну все, ты — покойник! — Продолжал меж тем яриться блондин. — Вам всем конец. Ты, папаша, не на того руку поднял. Я тебе устрою… — Он развернулся, чтобы покинуть дом, однако уже через секунду отшатнулся назад, наткнувшись взглядом на Дэймоса, небрежно подпиравшего косяк двери. — Ты… ты еще кто такой, а ну-ка…

— Заткнись. — Спокойно произнес Дракон, однако одно это слово лишило квартет дара речи. — Госпожа, я услышал шум… я, конечно, не сомневаюсь, что у тебя, как всегда, все под контролем…

— Ты собой доволен. — Утверждающе произнесла Миша.

— Наверное, я зря стараюсь. Спорю, ты сейчас скажешь, что они ни в чем не виноваты и все дело в плохом воспитании. — Продолжил будничным тоном Дэймос, скрестив руки на груди. — И что мне нельзя трогать этих сопляков, потому что это не в твоей компетенции — лечить людскую глупость.

— Нет. — Ответила Михаэль, после чего хладнокровно улыбнулась. — Я скажу лишь — не в этом доме. Не хочется потом собирать их зубы с пола и кровь убирать. Хлопотно.

— Ч-что? — Пискнул один из четверки.

Дракон довольно оскалился, переводя пылающий взгляд с Миши на ошибившихся дверью парней.

— Как пожелает моя госпожа.

А ведь она уже не мечтала вновь попробовать мамин яблочный пирог.

Удовлетворенно закрыв глаза, Миша повернулась на бок, слыша, как скрипнула при этом кровать.

Ее комната на чердаке пахла старыми досками, созревшими яблоками, детскими мечтами и ностальгией. И, кажется, ничего не изменилось… словно еще вчерашним вечером она лежала на этой кровати, глядя в потолок, обдумывая планы на завтрашний день.

Внезапный порыв ветра задул единственную свечу и захлопнул открытую створку окна, заставляя стекло зазвенеть. Миша вздрогнула, поднимая голову от подушки, но уже через секунду, тихо вздыхая, опустилась обратно.