— Поздно.

— Можно сделать хоть что-нибудь! — продолжает орать он. — Договориться, откупиться, пригрозить — да что угодно!

Невесело усмехаюсь. Пригрозить дяде. Это даже смешно.

— Ничего не поможет.

— А как же Кэтрин? — едва слышно спрашивает Ветта.

Я с ней поговорю.

— Она не поймет, — теперь и Делаж срывается на крик. — Ты хоть понимаешь, что она не поверит?!

Горло сдавливает до боли, поэтому ответ выходит хриплым:

— Я буду очень убедительным.

Делаж снова плачет, уронив голову на плечо Монтгомери. Хмуро киваю перекошенному лицу Патрика и закрываю за собой дверь.

Не реви, рыжая. С вами я иногда буду видеться. Так, чтобы этого не заметила она.

Путь до дома занимает совсем немного времени, но мне хочется, чтобы оно растянулось в вечность. Однако там, наверху, меня и правда никогда не слышали.

Захожу в квартиру, и, собирая раскиданные вещи Кэт, очень пытаюсь не сдохнуть прямо сейчас. В какой-то момент не выдерживаю — сгребаю в ладонях один из свитеров и какое-то время просто сижу, уткнувшись в него лицом.

Дорога до ее дома — еще короче. С каждой ступенькой внутри меня что-то обрывается. Я не знаю, что это. Наверное — жизнь.

Радостно распахивает дверь и тут же сгребает в объятия. Позволяю себе коротко обнять в ответ — все, иного мне теперь не позволено.

— Так соскучилась по тебе, — шепчет мне в ухо. — Так соскучилась.

Я тоже. За те дни, что довелось видеть ее только мельком, она совсем не изменилась. Такая же теплая, такая же сумасшедше красивая, такая же невероятная.

Такая же, в которую я когда-то влюбился без памяти.

От поцелуя уворачиваюсь, и она удивленно смотрит.

— Нужно поговорить, — произношу не своим голосом, хотя очень стараюсь его контролировать.

— Что-то случилось? — пугаешься моментально.

— Я уезжаю, Кэтрин.

Распахивает синие глаза. По ним буду скучать сильнее всего. Хотя что я вру — по всему, что связано с ней.

— Ты ведь шутишь? — спрашивает с надеждой. — Шутишь, да?

— На конференции мне предложили работу в Лондоне.

Каменеет, кажется, всем телом, а лицо становится мертвенно-бледным. Мне же хочется сгрести ее в охапку, вымолить прощения за то, что собираюсь сделать, а потом никогда не отпускать.

— Почему ты мне не сказал?

— Потому что это теперь тебя не касается.

Мечтаю умереть прямо на месте, но такой роскоши мне тоже не позволено, поэтому произношу то, что добьет Кэт окончательно:

— Случай с «Черным Лотосом» заинтересовал научное сообщество. Не мог не заинтересовать.

— Это же… секретно, — словно не веря, шепчет.

— Никто и не собирается делать это достоянием общественности.

Очумело смотришь, и вижу — не веришь. Не хочешь верить.

— Я… Я… Так все это…

Прикусываешь губу и вдруг орешь в голос:

— Я была тебе нужна только для этого?! Ты с самого начала знал — кто я? Тогда, когда меня побили…Это были твои люди?!

С силой стискиваю челюсти и киваю. Все. Пути назад нет. Прости меня, Кэт. Кажется, она не в силах стоять, потому что, чуть пошатываясь, делает два шага в сторону дивана и бессильно опускается на него.

— Бекер — мой дядя, единственный родственник.

А я только теперь оглядываюсь. Квартирка уютная— совсем небольшая комната, совмещенная с кухней. Обогреватель, маленький холодильник, кофеварка. Все вокруг сияет чистотой, и сердце заходится новой болью. Все так подходит своей хозяйке.

— Тебе хоть не было противно? — ее голос глух из-за прижатых к лицу ладоней. — Не было противно… со мной?

— Кэтрин…

— Я знаю, как меня зовут! — рявкает она, вскакивая на ноги. — И ты столько раз был прав — я просто дура! Прицепилась, в любви признавалась, ждала, как идиотка, что на это ты хоть что-то ответишь!

— Кэтрин…

— Кэтрин Фостер! — криком поправляет. — Так было честнее!

Её плач рвет сердце. Вырывает из груди этот жалкий кусок мяса, кромсает на куски и оставляет обливаться кровью. Хотя я только что сделал с ней то же самое.

Она ревет, уронив лицо в ладони. Громко, отчаянно, не стесняясь, что кто-то может услышать.

— Спасибо за «материал». И прощай.

Я люблю тебя, Кэтрин. Прости, что расплачиваться за это приходится тебе.

Выхожу из квартиры, делаю несколько шагов по ступенькам вниз, прислоняюсь затылком к стене и позволяю себе несколько бесконечных секунд просто ничего не делать.

Ее плач слышен даже отсюда, а после раздаются глухие удары. С точно таким же звуком громил сегодня столешницу Патрик.

Не надо, малыш. Твои раны не затягиваются. А я того не стою. Не надо. Пожалуйста.

Достаю из кармана телефон и набираю номер Флетчер.

— Это Деймон. Поезжай сейчас к Кэт.

— Что случилось? — пугается девчонка.

— Она в порядке. И все объяснит. Приезжай прямо сейчас. Сможешь?

— Да, да, конечно! Уже лечу.

Сбрасываю номер, на деревянных ногах дохожу до машины и звоню Делаж:

— Ты где?

— Еще у мужа.

— Сейчас приеду.

Они нужны мне сейчас, оба. Потому что, если отправлюсь домой — совершенно точно сдохну, не выдержав одиночества.

Кэтрин Фостер.

Я не понимаю, как в моей квартире оказывается Александра. Не понимаю, почему она трясет меня за плечо и испуганно заглядывает в лицо. И зачем к моим губам подносят стакан с резко пахнущей жидкостью — не понимаю тоже.

— Что случилось, Кэт?

Рассказываю все, а потом просто лежу, уткнувшись в подушку. Каким-то краем сознания понимаю, что в комнате темнеет, иногда раздаются шаги Флетчер, кажется, меня укрывают пледом… Мне наплевать. Потому что сегодня моя жизнь закончилась.

Аарон Деймон.

Мы пьем долго — не говоря ни слова, просто опрокидываем стакан за стаканом. Как когда-то на поминках по павшим товарищам. Хотя почему — как? Сегодня мы хороним мою паршивую жизнь.

Монтгомери все еще мрачен, Иветта все еще всхлипывает. А я цежу терпкий виски, очень сильно стараясь напиться в хлам.

Как ты там, Кэт? Все еще плачешь? Или заснула? Как сильно меня сейчас ненавидишь?

Кажется, меня вырубает прямо на диване. Не знаю, сколько времени провожу в отключке, но, когда открываю глаза — вокруг все те же. Думают, что до сих пор сплю и тихо переговариваются:

— Эта ужасная девушка! Из-за неё все проблемы, — цедит Монтгомери, и за эти слова хочется врезать ему по морде.

— Девчонка была классной, — пьяно возражает Делаж. — Кто знал, что так сложится.

Они какое-то время молчат, а затем рыжая едва слышно произносит:

— Я такая дура, Патрик.

— О чем ты?

— Ради человека, который ему небезразличен, Ар отказался от всего. Почему, твою мать, я не могу сделать то же самое?

Патрик коротко, потрясенно выдыхает, а она продолжает:

— Мы с тобой все просрали. Какого хрена?

— Эй, — кажется, он ее обнимает. — Ну что с тобой?

— Сам не видишь? — она снова всхлипывает. — Давай плюнем на все и попробуем еще раз, а?

Крепко зажмуриваюсь и очень стараюсь провалиться в бессознательное прямо сейчас. Если у этих двоих хоть что-то наладится, значит, моя паршивая жизнь и мое решение не такие уж и бесполезные.

Кэтрин Фостер.

— Пойдешь встречать Одриану?

— Нет.

— Кэтрин, — Флетчер присаживается на корточки около дивана. — Хотя бы поешь.

— Не хочу.

— Тогда печенье с чаем?

— К черту.

— Если лежать и смотреть в потолок — ничего не изменится.

— Плевать.

Алекс вздыхает, но ничего не говорит. И за это молчание я ей благодарна. Как и за то, что она продремала на соседнем кресле всю ночь, в течение которой я так и не сомкнула глаз.

— Я в школу, — в конце концов произносит Флетчер.

На это я ничего не отвечаю.

Хочу кофе…

Аарон Деймон.

Не смотря на бессонную ночь, с утра пришлось отправиться в «Рокивью». Оформить увольнение, забрать кое-какие вещи, передать дела по пациентам. Захожу в кабинет, и сердце тут же простреливает уколом боли — в самом углу дивана валяется упаковка из под печенья, которые Кэт жевала, пока чинила ноутбук.