— "Где ты?"

— " А я всё равно напишу! Нельзя так… со мной!"

— "Серафима Андреевна пыталась меня чаем напоить", — вот тут я поржала, мне бы ей успокоительных каких оставить, до сих пор же не знает о состоянии моего отца, думает, всё у нас хорошо, а внучку ей отправили просто для поддержки после смерти дочери. Кстати, надо отмазаться, а то начнёт номер зятька искать, которого у неё нет.

Отвлекаюсь от сообщений, набираю мою "уточку" престарелую.

— Ба, я уже долетела, всё нормуль.

— Куда ты долетела? Где искать-то тебя? Ванечка извёл расспросами, а я даже город не знаю, в котором вы с отцом-непутёхой остановились!

— Меньше знаешь — лучше спишь, ба. Ванечка идёт лесом! — я немного подумала и решила пошутить. — Но если позовёт тебя замуж — иди. У них семья богатая и надёжная.

— Дура!

— Это ж хорошо! Дуракам жить легче, бабуль.

— Когда вернёшься?

Вот тут я зависла. Мне нечего было ответить ей, тем более, наш разговор пытается прервать входящий с всё того же неизвестного номера.

— Я дам знать. Ба?

— Ну что ещё? — усталым, перенервничавшим голосом спросила моя любимая старушка.

— Ты знаешь основные правила?

— Да помню я. Не болеть, держаться ближе к Петру Алексеевичу. Индиана! — вдруг у нас проснулся старый солдат.

— Чего верещишь? На лекарства денег оставила, за квартиру оплачено, в кухонной конфетнице — наличные, на карточку пришлю ещё…

— Что происходит? Почему отец ни разу не набрал мой номер телефона? Почему ты, как хиппи, разъезжаешь неизвестно по каким городам? Что за… — я слышу, как во входную дверь звонят и тарабанят, ОФИГЕЛИ МНЕ БАБУЛЮ ПУГАТЬ?!

— Не открывай! — ору во все лёгкие. — Вызывай полицию!

— Прекрати истерить, придурошная, не открываю я, — вот прямо слышу, как "утица" моя пахитоску мастырит в мундщтук.

— А полицию вызвать?

— Да зачем? Ванька твой долбится, надоел до жути. Вроде приличный молодой человек был, — ай, молодца! То есть неадеквата она не пускает и даже пахитоску свою закурила, давно бы так!

— Ба, все мужики, — делаю деликатную паузу, — кроме Петра Алексеевича, конечно, сифаки и недоумки, меньше рассказывай ему про меня.

— Знаешь, всё-таки ты — дура! — опча! Это что сейчас за подростковый высер у великовозрастной бабули?!

— Прошу обоснований.

— Да парень с ума по тебе сходит! Чего тебе надо? Пригожий, умный, жопка красивая…

— Что, блин, красивое?!

— Жопка. А ещё глаза, — с готовностью сообщает бабуля. До меня доходит, что с пахитоской она цедит коньяк.

— Угу, и что? Если он со своей царской внешностью мне не нравится, я — дура?

— Дура и есть, О! Ванюша чего-то мне теперь названивает, ладно. Коли долетела, целую, обнимаю. Пойду, успокою женишка твоего, а то и впрямь уже одиннадцать вечера, а он шумит!

— Пока, ба, — и вот я возвращаюсь к сообщениям…

— " Мне было тринадцать, а тебе одиннадцать. Помнишь тот вечер? Я припёрся к тебе в комнату, хотя ты меня не звала. Я сразу охренел, ведь у тебя был настоящий турник! Зачем девчонке турник?"

За тем, что мне нужны были мышцы, придурок, не быть скалолазом тому, чьи мышцы, как у кисейной барышни. Меня приучали к походам и экстриму, мало ли…

— "А потом мне сказала, что-то на своём тарабарском и заставила читать вслух трактат Цицерона"

Ой, всё! Ваня иди в жопу! Я сказала тебе: " Scientia sit potentia" (знание есть сила), а Цицерон… Кстати, он мне больше не нравится! Потому что не важно, кто как стартовал, важно, кто как финишировал! Мой, некогда любимый философ тупо пал жертвой второго триумвирата, став чуть взрослее, я поняла — быть великим философом совсем не практично. И не чего за жизнь массам втирать, коли на котлеты пустили саратнички. Вот Демосфееен… Но смартфон вновь беспрестанно мигает входящими сообщениями:

— " Всё это ерунда! Есть чувство, которое я не могу победить. Я пытался! Честно! Только впустую!"

— "Глаза твои… запах…движения…"

— "По ходу, я пьяный"

— " Знаешь, а пошла ты на хер!"

— " Прости!!!!! НЕ смогу без тебя! Плохо. К тебе хочу. Долбаный я идиот! Убей лучше!"

Во мне шевельнулась рысь! Ого! Давно так не ощущала её! Чего она хочет от Вершинина?! Дрожащими пальцами нажимаю на ещё один пропущенный. Трубку снимают немедленно.

— Инди… Ты позвонила, — я слышу на заднем фоне гремящую музыку.

— Френдзона?! Серьёзно?!

— Ну а где я у тебя?

— Ты слушаешь "френдзону", придурок?

— А, это, — на том конце трубки смущаются, прямо слышу. — Немного помогает.

— Ты слова слышал? "Прям в моё ко-ко-ко-кокоро, ко-ко-ко-ко кокоро, заряжай и целься". Ивааан! У меня мозг плавится! И курочку хочется схавать!

— Анька, харе болтать! — Оживляется дядя Саша. — Подъезжаем.

— Кто там у тебя?! — взревел Ваня.

— Короче, Вершинин, пока! Не разводи соплей, учи латынь и историю, глядишь, свидимся, — выключаю идиота, ужас какой! "Френдзооона" блин! Высшая степень примитивизма. Через минуту получаю последнее сообщение на этот номер телефона:

— "Знаешь, а я решил. Найду тебя и заставлю принять меня и мою любовь…Ха! Придумал свой девиз: раз… два… три, четыре пять, я иду тебя искать. Потому что жить хочу, я без Анечки — умру."

Горестно улыбаюсь сверкающему экрану смартфона. На тебя реагирует рысь, это я могу убить тебя, идиот, только поэтому и сбежала…

Я сижу у дверей квартиры в которой пять лет назад поселилось моё проклятье. Со мной честно спёртая у отца бутылка коньяка ну и несравненный плейлист младшей сестры. Пьяным ухом слышу, как Серафима Андреевна шуршит замком, резко вскакиваю и автоматически завожу руку с пойлом за спину.

— Ну, чего расселся, заходи уже, — бабушка Индианы тянет шею и замечает таки блеск полупустой тары. — За столом выпьем, от чая ты несколько часов назад отказался, но пироги остались, на закуску подойдут.

Чтоб меня! Бабуля держала в руке настоящий мундштук с дымящейся папироской. Мне нужен кто-нибудь, для беседы, для выверта души, для поддержки. Похоже, пожилая леди сегодня поможет мне в этом.

— Совсем не правильно, что я с тобой выпиваю, — спокойно говорит Серафима Андреевна, деликатно отпивая из бокала янтарный напиток. — Нынче это даже может повлечь за собой неприятности, что скажут соседи?

— На вашей лестничной площадке только один сосед — Пётр Алексеевич, он сейчас в пансионате отдыхает, куда вы не пожелали с ним поехать, — невольно принимаю чинную позу, выпрямляю спину и расправляю плечи. — Простите, тем не менее, за шум. И может быть вам станет спокойнее, сегодня мне исполнилось восемнадцать.

— Индиане шестнадцать тоже сегодня исполнилось, — всплеснула руками пожилая леди. Да ты итак знаешь?

Ничего я не знаю! Она же постоянно где-то ошивалась, ни разу нормально не поговорила со мной, всегда норовила заткнуть, унизить, лишь бы я отстал. Постоянно разъезжала с родителями по долгим экспедициям, изредка появляясь и разнося в щепки моё сердце. Её визиты в школу были настолько редкими, что порой мне казалось, будто она вовсе не получает образование. Выслеживал её, караулил, в эти редкие недели возвращения из очередных экспедиций. Не девушка, а болотный огонёк!

От маленького кусочка информации (у нас совпадает день рождения), сердцу становится теплее. Хоть так стать ближе к ней.

Если вам говорят, что невозможно влюбиться в тринадцать лет, что это лишь бурлящие гормоны и раннее половое созревание — не верьте! Я заболел ею пять лет назад, увидел девчонку и пропал. Торжественно так несла этот свой светильник, тоненькая тростиночка в коротких штанишках и белой блузочке. Смелая, наглая, красивая до чертей перед глазами. Помню, всерьёз собирался не ездить в спортивный лагерь, к чёрту бокс, хочу тусоваться рядышком с ней! Мелкий же был, не знал как подступить, чем заинтересовать навязался с родителями на новоселье к Москалёвым.