Этот разговор я услышал лишь потому, что возвращался поздним вечером со своих тренировок. Тренер задержал, заставляя отрабатывать перед чемпионатом.

Темень, хоть глаз выколи, начало марта, до белых ночей в это время суток ещё ждать пару месяцев. Иду весь в своих мыслях, у нас во дворе тихо, охраняемая территория. Любой звук сейчас слышен, невольно начинаю почти красться, а взгляд привычно тянется к заветному этажу.

Только потом я догадался, что Инди сидела на высокой сосне, стоящей напротив её окон. Вот как она избегала меня! Я ждал у дверей, а она окнами уходила! Дерево огромное, того и гляди свалится с него, постою, подожду.

— Нет, Сая, я не могу это сделать, — остановился как вкопанный, голос Ани услышал, мягкий, приглушённый. — Я могу убить его!.. Ни о каком тотемном воссоединении не может быть и речи, рысь реагирует на него, я и так маскируюсь! Ванька Вершинин — хороший! Знаешь какой он?.. Да… я поняла, что тебе всё равно, просто надо убить его если рысь захочет, да?! Нет, я же сказала, что нет! Да, он мне дорог, нет не как отец… Сая, иди в жопу! Я не приближусь к нему, если могу навредить!

Я в шоке… разговор обо мне?! Я ей дорог?! Именно тогда я решился на отчаянный шаг с планшетом и прочим…

А сейчас мы дружно бухаем с её очаровательной бабушкой, которая так же мало понимает, что же такое — Индиана Москалёва.

Давно это было. Ещё Великий Байкал не ведал, что любимая дочь Ангара сбежит от него к Енисею. Ещё богатырь Орхон не превратился в каменный столб. Ещё не знали лесные звери, кто такие люди.

Бабушка Манзан Гурмэ — мать-богиня всего сущего — предложила зверям разобрать подарки. Первыми были медведь, ирбис (снежный барс) и рысь.

— Я возьму силу, — и медведь забрал острые когти и бурую шкуру.

— Я возьму ловкость, — ирбис забрал тёплую шкуру да длинный хвост.

— Я заберу хитрость, — рысь забрала себе чуткие уши с кисточками и неприметную шкуру, способную слиться с любым деревом.

Когда появились люди-охотники, звери были уверены, что победят. Только медведя легко загоняли в ловушки и силой отбирали когти. Ирбиса выслеживали из-за красивой шкуры, а ловкость ему не помогала. Долго не могли люди поймать лишь рысь. Стала она самым желанным трофеем для охотников. Где она прячется? Где её дом? Что она взяла в подарок от Великой богини-матери? Ведь остальные дары люди отбирали легко.

А рысь сидела на ветвях высоких деревьев и думала, как бы отучить людей искать её? Как бы напугать, заставить себя бояться больше, чем сильного медведя, за которым по одному не ходят, и ловкого ирбиса, чья шкура на зависть соседям висела в богатых юртах?

Однажды рысь увидела одинокого охотника, что искал её уже не первый месяц. Шёл он, потирая шею от укусов комаров, расслабленный, ничего не чующий. С ветки на ветку тихо ступала она, следила за человеком, пока тот не подошёл к бегущему ручейку и, вовсе никого не опасаясь, наклонился попить студёной воды. Тут-то и прыгнула хитрая рысь, вгрызаясь в самое основание шеи, мгновенно убив врага.

Много веков прошло, но охотники помнили: в горах и лесах нет опаснее зверя, чем следящая за тобой рысь…

Величественные горы Морского хребта Центральной Бурятии в это время года были особенно прекрасны. Насыщенная зелёная трава щедро покрывала одеждой каменных исполинов, а нежные лилии всех цветов и оттенков украшали это богатое убранство.

Хрясь! Сухая ветка сломалась под ногой убегавшей от преследователей девчонки, эхо предательски передало ватаге мальчишек, в каком направлении движется беглянка. Неслась что было сил! Ещё бы, ведь Шоно[1] остался недовольным её выигрышем, нечего было выпендриваться приезжей! Кто только за язык тянул, что сумеет обогнать самого быстрого. Да и как обогнала-то? Срезала через дворы и перемахнула через пару заборов, а потом с наглой улыбкой говорила, что не было оговорено, каким путём придёт к финишу первой.

— Взяяяять куницу и мордой в конский навоз! — прорычал Шоно. — К нам во двор как раз новую партию привезли!

И началась погоня. Ноги сами несли в предгорья, легко преодолевали каменные препятствия, пока не вынесли на равнину с реками и вековыми деревьями. Дыхание ровное, сердце стучит учащённо, но в крови такой адреналин! И ни капли страха.

— Окружай её! Не выпускать! За хлюзду платить надо, куница! — орал Шоно, раздавая указание своей своре.

— Выкуси, тупой волчок, — ободряюще шептала себе Индиана, продолжая работать лопатками. — Всё равно не достанешь!

Впереди кучно росли кедры, запах хвои подействовал одуряюще, девчонка вмиг забралась на самый ветвистый кедр. Как ей это удалось? Сама не поняла. Обхватила ствол руками и ногами, каждая ветка сама под пятки поддавалась. Растянувшись на ветке, затаилась, поджидая преследователей.

— Где она? — озирался главарь, не додумываясь поднять лицо вверх.

— Она сюда побежала! Наверное, за стволом спряталась.

— Осмотрите здесь всё, — Шоно был старшим сыном сельского старосты, его авторитет непререкаем.

Судьба распорядилась, чтобы макушка мальчишки оказалась под самой веткой, на которой устроилась Индиана. Искушение было слишком велико, башка Шоно, словно чёткая мишень, располагала очень…

— Банзааай! — кедровая, ещё толком не созревшая шишка полетела прямо в самую маковку.

— Ёккарганай! — злющие узкие глаза поднялись ввысь, рука в угрожающем жесте замахнулась кулаком, — Лучше сейчас сама слезай! Не то хуже будет, караулить останемся, мы хоть всю ночь здесь сидеть можем, не то, что ты, глупая куница.

— Вот и сидите хоть всю ночь, а мне пора! — невероятно ловко девчонка перепрыгнула на соседний кедр. И на следующий, и ещё на следующий, быстро увеличивая расстояние между собой и изумлёнными преследователями.

— Ох, Шоно, не правильно тотем определил, — к ватажке обалдевших мальчишек подошла красивая молодая женщина. — Она не куница, она — рысь.

— Бештекты? Что вы здесь делаете?! — удивился Шоно неожиданному появлению Саи, слывшей необщительной затворницей, сторонившейся жителей посёлка и особенно приезжих.

— Искала лекарства для её отца, — шаманка кивнула головой в сторону спрыгнувшей с кедра тоненькой фигурки. — Теперь нашла. Эжины[2] будут довольны.

Почти месяц в пути. Половина из месяца в непроходимой тайге. Запасы истощались, пополнять приходилось как настоящим выживальщикам. С помощью нехитрых силков, ловили мелкого зверя (зайцев, прожорливых куниц), а ещё Уктэке был отличным лучником, у небольших водоемов пристраивался бурят со своим лёгким оружием, и всегда возвращался с подбитой птицей. Индиана взяла на себя роль собирателя, быстро разобравшись с окружающей флорой, девчонка орудовала на полевой нехитрой кухне не хуже любого саратника-выживальщика.

— Оооо, дочка, да ты наготовила на целую компанию, — отец Михаил Москалёв потянул носом, принюхиваясь к вареву на костре. — Запах-то какой! Как тебе удаётся сделать всё таким домашним, ароматным?

Индиана с обожанием взглянула на отца, если бы он знал, какие усилия она прилагает, чтобы её заметили, хоть немного убрали снисходительности, подарили немного, почти позабытой, родительской нежности…

После смерти любимой супруги, Михаил подумывал, что жизнь его, в общем-то, окончена. Разрешил залить в свою душу чёрную субстанцию тоски, приведшей к отстраненности и равнодушию, даже по отношению к единственной дочери.

А с подростками, особенно девочками, так нельзя! Индиана потеряла больше, отец ведь, что? Постоянно в тусовках с учёными мужьями, в "окопах" своих, или на фуршетах светских блистал интеллектом. А мама… Она — была всем миром для дочки. Первые уроки, первые советы, первые ошибки, всё проживалось с мамочкой.

Евгения, в девичестве Честная, была аспиранткой кафедры Древний Восток, когда закрутилась любовь с гениальным Москалёвым. Всё отставила в сторону, сделала выбор, помчалась на раскопки, увлеклась палеонтологией. Не оставляла мужа ни на минуту, таская за собой и дочь, не из-за глупой ревности, нет! Просто жить без него не могла. А когда в Пенджабе на седьмом месяце существования Индиана захотела поближе рассмотреть создателей и мир, Евгения поняла, что и без этой сероглазки жить она не сможет.