Всё! Пора уносить мои ноги и её лапы, мерзко тут и трупами пованивает! Со всей дури несусь к выходу, вплавленная звезда тащит меня на выход, да и тьма, похоже не против, чтобы я свалил. Мало ли что там нунганам надо, чёрная могильная тьма — стихия, у неё свои приоритеты.

Меня с драгоценной Анюткой выкидывает на настоящий зелёный луг: пение птиц, сногсшибательный запах хвои и свежей травы. Всё ещё держу на руках свою кошку, чувствую, как дрожит, перенервничала да и замёрзла, наверное. Не место ей быть там, такой живой, тёплой. Забрасываю правую лапу себе на плечо, пусть обнимает, буду греть.

— Анюта моя, — ласково говорю ей в дрожащее ушко.

А она шкурку сбрасывать начала, успокоилась. Проходят минуты, и в своих руках я держу уже не рысь, а любимую девушку в разорванной одежде, лохмотьями висящей на ней. Под руками ощущаю гладкую, тёплую кожу спины любимой, слышу, как сердечко её застучало, потому что грудки прижимаются ко мне тесно. Я их и не видел ни разу, а уже слюни потекли, хочу приласкаться.

Дрожащими руками попку трогаю, оххх как хочу её, сил нет себя сдерживать. Одной рукой продолжаю ласкать бедро, второй голову её к себе поворачиваю и целую без спроса, глубоко, как давно хотел. Слааадкая какая, отвечает мне почти безропотно, сердечко застучало ещё сильнее.

— Вань, я… — лепечет мне в губы, чуть оторвавшись. Да нихера! Не отпущу больше ни к кому и никуда, берлогу прям здесь построю и буду любить её днями и ночами. Пусть себе не выдумывает ничего!

— Отпустиии, — опять вывернуться хочет, значит, надо сделать так, чтобы желание осталось только одно — быть со мной.

Яростно зацеловываю её, ведь чувствую, что она на грани, сдаться готова, нельзя такой нужный момент упустить, моей навсегда будет. Опять в губы впиваюсь, руками блудливыми по грудкам уже вожу. Опускаюсь перед богиней своей на колени, пусть казнит отказом, только даст один шанс… а я им воспользуюсь по полной. С этими мыслями нежно целую грудь, языком облизываю и губами аккуратно прихватываю. Стонет, уже не отталкивает от себя, а ближе за волосы тянет. Осторожно веду рукой между ножек… не кстати вспоминаются уроки Цветкова по обезвреживанию бомбы…на хер, на хер! Мысли снова возвращаются к тёплому, чуть сгибаю её ножки и на траву луговую нежно опрокидываю. Член в бой рвётся не по-детски, горит, сука, будто перцем обмазали его. Одежду с себя скидываю в беспамятстве, в джинсах застряла ебучая нога, оторву нахрен! Освободился, и вроде не спугнул Анюту темпераментом, из ушей вытекающим. Ужиком ползу к её складочкам, оххх ты ж! Влажная, вкусная, как ласкать там начал, так дугой выгнулась, большего хочет, а уж я-то как хочу! Но сначала пусть кончит от моего первого в жизни куни. Кончи, лапка, на радость папке! Отрываюсь от "вкусного", пальцем чуть двигаю, а Аня стонет, сама насаживается, это срывает члену тормоза, мозг мой полностью вниз утекает. Приподнимаюсь и потихоньку входить начинаю. Только моя красотка не меньшим темпераментом отличается, оказывается: за бёдра меня хватает и прижимает к себе. Не получилось нежно… уж слишком хорошо мне в ней стало, обхватила стеночками всего моего немалыша почти сразу, чуть крикнула от первой боли и расслабилась подо мной вся. А я, как похотливая скотина, уже не остановился, со всей дури долбился в неё, как будто вся жизнь моя в этих быстрых толчках, в полном присвоении себе. Чудо-чудесное, Аня глухо стонет и кончает ярко и со вкусом, голову мою к себе тянет, целует сама взасос, я недолго держусь, тут жеприподнимаюсь на ней, вытаскивая член, и орошаю белый животик своей спермой. Нам родителями становится ещё рано!

— Люблю тебя, — тут же шепчу ей в ушко, нежно вытирая свежесорванной травой следы страсти. — Жить без тебя не хочу.

— Вань, заткнись, мне сейчас такие звёзды виделись! Круто было быть девственницей, но теперь, Вершинин, я тебя затрахаю.

— Я только за! — счастье моё, что может быть лучше неё?

Мы лежим на траве, уставшие и довольные, сгрёб её в охапку, целую, облизываю, а она морщит нос и прикусывает меня то за нос, то за губу.

— Мне нужна одежда. Или как мы добираться будем до наших? — спрашивает моя богиня.

— Не хочу к нашим, хочу только с тобой и здесь.

— Так, быстро отдал мне свою рубашку, она же у тебя джинсовая на кнопках? Отдавай и собирайся.

Нам не пришлось определять местность, я только успел натянуть джинсы, а Аня — напялить мою огромную рубашку, как перед нами разверзлось пространство. По другую сторону стояли Огромный перс и прекрасная платиновая блондинка, чьи черты лица мне кого-то напоминали.

— Ариф! Шустая! — Анька побежала к ним, позабыв обо всём, но я был быстр. Схватил её на руки, и только так мы вошли в новую реальность.

— Где голова девчонки?!

В этот раз Нибиру встретил своего адепта в гроте. Пришёл Мстислав весь из себя торжественный, ожидающий похвалу, поэтому и удивило отсутствие главного "приза", то есть головы рыси.

— Повелитель! — и адепт упал на колени, держа в руках достаточно большого, чёрного, лоснящегося слизня. — Прими в дар! В нём одна из жизней рыси.

Неизвестно, чего ожидал верховный нунган от своего бога, протянув жирного, сытого паразита, всосавшего в себя первую жизнь Москалёвой, но точно не гробового молчания. Несмело поднял глаза на Нибиру: огромный силуэт не двигался, застыл, словно поддерживая детскую игру в "замри".

— Прямо сейчас другие жизни поглощаются следующими…

— Что ТЫ наделал?! — тело нунгана резко подбросили в пространстве, с громким шлепком из рук выпал слизень. — Ты… ТЫ скормил тьмовому паразиту самое ценное!

Кости Мстислава затрещали, сжимаемые гневливой рукой божества.

— НЕ мне, ТЬМЕ достались лишние жизни!

Оправдываться, что-то говорить в ответ, было невозможно, не удавалось даже испустить вопль боли. Сухожилия удушали сами себя, ещё пара мгновений, и из глаз засочится кровь. Ведь даже верховный нунган был таким же жалким человечишкой из мягкой плоти, хрупких костей, неприятной красной плазмы!

Кое-как остановив свой гнев, Нибиру бросил тело последователя прямо в размазанного слизня: пусть сам жрёт свою рысью жизнь, она ему сейчас точно нужна!

Мстислав не шевелился, валяясь в чёрной жиже (всё, что осталось от его подарка богу). Губы сами потянулись, всасывая в себя останки паразита, нунган чувствовал проникновение жизни в почти полностью переломанное тело.

— Чтобы ты понимал, — бог брезгливо наблюдал за своим адептом и начал говорить только после того, как уверился, что теперь последователь его слышит, — тьма — тоже создание моей сестры, она долгое время была моей детской комнатой. Я ненавижу тьмовых слизней, потому что они чистильщики. Ты принёс мне жизнь рыси в половой тряпке!

А плевать, что там божеству не понравилось! Нунган, вылакав остатки кишков паразита, чувствовал себя охуенно! Свежо так стало организму, прям хоть до потолка подпрыгивай!

— Ступай за головой, да прикажи срочно остановить выкачку жизней! — Нибиру с неудовольствием наблюдал завоспрявшим адептом.

— Повелитель! — страшно, но… эххх, надо-таки сказать богу про уже сытых слизнечков, что чёрными пирожками причаились на полочках в личном подземном хранилище Мстислава. — Боюсь, что ещё три-четыре жизни уже выкачены из пленницы.

— Аааааа! — бог сжал ручищу в карательный кулак, но опускать его на последователя не стал. Сучёнышу понравилось пить жизнь из тряпок, так сожрёт всё, что Нибиру планировал забрать себе из губ оторванной головы. — Немедленно верните рыси каждую отобранную жизнь! Просто положите слизня на её горло обратной стороной. — недоумённый взгляд нунгана заставил дать пояснение.

Из грота Мстислав выходил не как обычно: он не плёлся, словно старый бурлак после тяжкого труда. Походка нунгана была пружинистой и где-то даже игривой, хотелось шлёпнуть обеими ногами в удалом прыжке. Плечевые мышцы, а так же вообще вся мускулатура, радостно перекатывались под кожей, налившись небывалой силой и желанием юхнуть кулаком по земле, чтобы разверзлась под диким восторгом!