Падербуш изумился: «Ты встретишься с Кокором Хеккусом?»

Герсен кивнул: «Мы с тобой вернемся в Аглабат в шагающем форте — после того, как отдохнем пару недель здесь, в Карае».

«Я предпочел бы отправиться в Аглабат сегодня же».

«Невозможно. Никто не должен предупредить Хеккуса о моем прибытии; я хочу застать его врасплох».

Падербуш презрительно усмехнулся: «Глупец! Ты самоуверенный глупец, не подозревающий о своей глупости, что еще ничтожнее. Как ты можешь застать врасплох Кокора Хеккуса? Он знает больше тебя о твоих намерениях и действиях».

Выдержка из апокрифа «Ученик аватара» в «Рукописи из девятого измерения»:

«Справа и слева клубились, одна за другой, непроглядные завесы студнеобразного тумана, ничто не позволяло определить направление вверх или вниз. Что-то постоянно прибывало и удалялось, вызывая трепещущее ощущение поступления невидимых сообщений: все они далеко выходили за пределы возможностей осознания, доступных Мармадьюку. Он начинал подозревать, что доктрина темпорального стаза каким-то образом повлияла на транспозицию восприятий. «Почему бы еще? — дивился он, пробираясь на ощупь по лиловато-румяному полумягкому субстрату. — Почему бы еще мне приходило в голову, снова и снова, одно и то же слово: «плаксивость»?

Он оказался на краю выпяченного полупрозрачного просвета — за ним плясали анаморфотические видения. Взглянув наверх, он заметил бахрому изогнутых стержней; снизу простирался розовый, слегка закругленный уступ, в который врастали такие же стержни. Сбоку нечто бугристое и пористое выступало подобно громадному носу; по сути дела — теперь он распознал чудовищный объект — это и был нос, со всеми присущими носу характеристиками: невероятное обстоятельство! Образ мыслей Мармадьюка претерпел соответствующие изменения. По-видимому, основная проблема заключалась в том, чтобы узнать, из чьего глаза он смотрел. В конце концов, многое зависело от точки зрения».

Приближался полдень. Время от времени казалось, что Падербуш задремал в кресле, но уже через несколько секунд он наполнялся напряженной бдительностью, явно готовый внезапно наброситься на Герсена. Когда наступил очередной период такого напряжения, Герсен сказал: «Настоятельно рекомендую проявлять терпение. Прежде всего, как тебе известно, я вооружен, — Герсен приподнял и продемонстрировал пленнику лучемет. — Во-вторых, даже если бы я не был вооружен, ты ничего не смог бы со мной сделать».

«Ты в этом так уверен? — с усталой дерзостью спросил Падербуш. — Мы с тобой примерно одного роста — сделаем пару выпадов врукопашную, посмотрим, кто из нас лучше умеет драться?»

«Нет уж, благодарю — мне надоело драться. Зачем выкладываться? Скоро подадут обед, давай лучше посидим спокойно».

«Как хочешь».

В дверь тихо постучали. Герсен подошел к толстой деревянной панели: «Кто там?»

«Ютер Каймон, сенешаль, — послышался приглушенный голос. — Будьте добры, откройте дверь».

Герсен открыл дверь; в гостиную вошел престарелый сенешаль: «Князь желает вас видеть у себя в апартаментах, и немедленно. Он выслушал мнение барона Эри Кастильяну и просит вас немедленно освободить пленника. Он не желает предоставлять Кокору Хеккусу никаких поводов для претензий».

«В свое время я намерен полностью освободить этого человека из-под моей опеки, — возразил Герсен. — Пока что, однако, он согласился, так же как и я, воспользоваться гостеприимством Сиона Трамбла на протяжении примерно двух недель».

«Это очень великодушно с его стороны, — сухо заметил сенешаль. — Тем более, что великий князь очевидно забыл предложить вашему пленнику оказанное вам гостеприимство. Так вы готовы проследовать за мной в апартаменты Сиона Трамбла?»

Присевший было Герсен снова поднялся на ноги: «Рад буду снова навестить князя. Но что мне делать с моим гостем? Я не смею оставить его одного, но в то же время не хотел бы, чтобы он повсюду сопровождал меня, как на привязи».

«Пусть возвращается в темницу, — буркнул сенешаль, — и пользуется тем гостеприимством, какого заслуживает».

«Великий князь не может с вами согласиться, — заявил Герсен. — Он только что потребовал, чтобы я освободил пленника».

Сенешаль моргнул: «Действительно».

«Пожалуйста, передайте мои глубочайшие извинения и спросите князя, не соблаговолит ли он встретиться со мной здесь».

Сенешаль что-то проворчал себе под нос, в отчаянии воздел руки к потолку, бросил желчный взгляд на Падербуша и удалился.

Герсен и Падербуш снова сидели лицом к лицу. «Скажи-ка, — встрепенулся Герсен. — Ты знаешь человека по имени Зейман Отваль?»

«При мне упоминали его имя».

«Он — подручный Кокора Хеккуса. У тебя есть с ним нечто общее — манеры, интонации».

«Вполне может быть... В конце концов, мы оба служим Хеккусу, а его манеры заразительны. В чем именно проявляется это сходство?»

«Посадка головы, некоторые характерные жесты, а также то, что я назвал бы психической аурой. Странно, не правда ли?»

Падербуш торжественно кивнул, но больше не сказал ни слова. Еще через несколько минут к двери гостиной подошла Алюсс-Ифигения, и Герсен впустил ее. Девушка с удивлением переводила взгляд с Герсена на Падербуша и обратно: «Почему этот человек здесь?»

«Он считает, что его содержание в одиночной камере несправедливо, так как он не виновен ни в каких преступлениях, если не считать дюжины убийств».

Падербуш по-волчьи оскалился: «Я — Франц Падербуш, наследник рыцаря-владетеля замка Падер. В нашей семье никто не придает значение умерщвлению нескольких врагов на поле боя — в конце концов, тадушко-ойи сами на нас напали, а я защищал город, рискуя своей головой».

Алюсс-Ифигения отвернулась от него и обратилась к Герсену: «В Карае уже не так весело, как бывало раньше. Что-то изменилось, чего-то не хватает; может быть, я сама изменилась... Я хочу вернуться домой, в Драсцан».

«Я слышал, что в твою честь готовится всеобщее празднество — бал-маскарад или что-то в этом роде?»

Алюсс-Ифигения пожала плечами: «Может быть, об этих приготовлениях уже забыли. Сион Трамбл гневается на меня — или, по меньшей мере, уже не так любезен, как раньше». Она бросила на Герсена опасливый взгляд: «Возможно, он ревнует».

«Ревнует? Почему бы он стал ревновать?»

«В конце концов, мы провели много времени вдвоем. Этого вполне достаточно для возбуждения подозрений — и ревности».

«Смехотворно!» — заявил Герсен.

Алюсс-Ифигения подняла брови: «Я настолько непривлекательна, что даже предположение возможности наших интимных отношений кажется тебе нелепым?»

«Ни в коем случае! — уступил Герсен. — Напротив! Но мы не можем допустить, чтобы Сион Трамбл предавался мучительному заблуждению». Герсен выглянул из гостиной, подозвал пажа и послал его к великому князю, испросить разрешение на аудиенцию.

Паж вскоре вернулся и сообщил, что князь никого не принимает.

«Вернись к нему! — приказал Герсен. — Сообщи Сиону Трамблу следующее: завтра утром мне придется уехать. Совершенно необходимо, чтобы, отправившись на север в шагающем форте, я смог каким-то образом найти свой звездолет. Кроме того, извести князя о том, что принцесса Ифигения намерена сопровождать меня. После этого спроси, отказывается ли он все еще принимать нас».

Алюсс-Ифигения повернулась к Герсену: «Ты действительно собираешься взять меня с собой?»

«Если ты не прочь вернуться в Ойкумену».

«Но как быть с Кокором Хеккусом? Я думала...»

«Неважно, все это мелочи».

«Значит, ты все-таки шутишь», — печально вздохнула Алюсс-Ифигения.

«Да. А ты со мной поедешь?»

Поколебавшись, она кивнула: «Поеду. Почему нет? У тебя настоящая жизнь. Моя жизнь на Тамбере, да и весь Тамбер — легенды, небылицы, сны далекого прошлого! Гальванизированный миф, архаические сцены в театре манекенов! Мне душно на этой планете».