За столом сидели шесть человек в самых причудливых костюмах, все в масках. Герсен внимательно рассмотрел их, но никого не узнал. Он даже не был уверен в том, что это были люди, сопровождавшие его в пути. В зал заходили другие — по двое, по трое, все в масках; все озирались по сторонам и двигались робко, словно не веря своим глазам.

Наварта Герсен сразу узнал — ни у кого другого не было такой шаткой развязной походки. А эта девушка — Друзилла? Опять же, Герсен мог только догадываться.

Мало-помалу за столом собрались сорок человек. Лакеи в синих с серебром ливреях всех рассаживали и наполняли бокалы вином из графинов на серебряных подносах.

Герсен ел и пил, остро ощущая необычное замешательство, даже растерянность. Что было действительностью, что не было? Трудности двухдневного похода казались далеким детским воспоминанием. Герсен выпил больше вина, чем позволил бы себе в других обстоятельствах... Люстра вспыхнула ослепительным зеленым светом и погасла. На фоне темноты в глазах Герсена поплыли остаточные оранжевые пятна; вокруг стола послышались шепот и тихие удивленные присвисты.

Люстра постепенно разгорелась и стала такой, как сначала. На стуле стоял высокий человек в черном, с бокалом вина в руке. «Гости! — провозгласил он. — Добро пожаловать! Я — Виоль Фалюш. Вы во Дворце Любви».

Выпей, avis rara, черная маскара,

надышись чумного перегара!

Подходи, цыганка, бледная поганка,

пригуби настойку из анчара!

Испускает пар медный самовар —

приглашаю к чаю, все готово:

сурьмяной навар, чуть живой омар

и подливка из болиголова.

С канапе икра подмигнет с утра,

вырвана из матки осетра.

Устрицу пора шпажкой серебра

с писком втиснуть в лабиринт нутра.

В чудном портмоне из клуазоннé

лучшие пачули для пачкули.

Истина в вине! Кто подсунул мне

дохлой крысы хвост в киндзмараули?

— Наварт

«Есть множество разновидностей любви, — продолжал Виоль Фалюш приятным хрипловатым голосом. — Их диапазон широк, и все они учитывались при создании дворца. Не все мои гости убеждаются в этом, ибо не каждому дано познать каждую фазу любви. Для некоторых мой дворец — не более чем приятный курорт. Других преследует ощущение того, что иногда называют «неестественной красотой». Эта красота повсюду — в каждой детали, в каждом пейзаже. Других увлекает пылкая страсть, и в этом отношении я должен кое-что разъяснить».

Герсен был полностью поглощен изучением Фалюша. Высокая худощавая фигура в маске стояла прямо, опустив руки по бокам; Герсен потихоньку пытался рассмотреть ее с разных точек зрения, чтобы уловить характерные признаки, но свет люстры, висевшей прямо над головой этого человека, искажал и размывал его силуэт.

«Обитатели Дворца Любви дружелюбны, жизнерадостны и прекрасны; они относятся к двум категориям, — говорил Фалюш. — Прежде всего, вам встретятся служащие дворца. Они будут рады выполнить любое пожелание моих гостей, любой их каприз, любую причуду. Вторая категория — счастливые постояльцы дворца — так же независимо выбирают свои связи, как я. Их можно распознать по белой одежде. Таким образом, перед вами открываются неисчерпаемые возможности».

Герсен разглядывал сидящих вокруг стола, пытаясь опознать Танзеля, Марио или Этуэна и таким образом свести к минимуму круг подозреваемых. Его усилия остались безуспешными. Среди сорока присутствующих была дюжина людей, телосложением практически не отличавшихся от трех известных Герсену относительно молодых людей. Он снова сосредоточил внимание на выступлении Фалюша.

«Действуют ли какие-нибудь ограничения? Если человек сойдет с ума и начнет убивать, разумеется, его остановят. С другой стороны, каждый из нас высоко ценит неприкосновенность личной жизни, это одна из наших самых драгоценных прерогатив. Только самый опрометчивый глупец вмешивается в чужие дела, если это другими не приветствуется. Мои личные апартаменты позволяют мне уединяться без помех; нет необходимости опасаться того, что вы случайно туда проникнете — это практически невозможно». Медленно поворачивая голову, Виоль Фалюш посмотрел по сторонам. Никто ничего не говорил — зал наполнился напряжением ожидания.

Фалюш продолжал: «Таким образом, вы во Дворце Любви! В прошлом я иногда позволял себе инсценировать небольшие драмы, участники которых не подозревали о своей роли. Я искусно планировал последовательность ситуаций, изменявшую настроения. Я применял трагические контрасты, обострявшие наслаждение. На этот раз такая программа не предусмотрена. Вы можете поступать по своему усмотрению и создавать собственные драматические ситуации. Рекомендую, однако, проявлять сдержанность. Недаром стоимость драгоценного камня тем выше, чем труднее его найти. Вас поразила бы суровость, к которой я принуждаю себя в повседневной жизни. Мое величайшее наслаждение — творчество, творить я никогда не устаю. Некоторые из моих гостей жаловались на общую атмосферу нежной грусти, царящую во дворце. Согласен, такое настроение здесь возникает. Насколько я понимаю, оно объясняется мимолетностью красоты как таковой — все мы танцуем трагическую павану мимолетного бытия. Игнорируйте меланхолию — зачем погружаться в мрачные размышления, когда вокруг столько любви и красоты? Берите от жизни все, что она предлагает, забудьте о сожалениях. Через тысячу лет жизнь останется такой, какая она есть. Существует опасность пресыщения, но это ваша собственная проблема, я не смогу вам помочь в ее преодолении. Служащие дворца обязаны подчиняться вашим приказам — командуйте ими! Постояльцы дворца в белых одеждах стремятся очаровывать и соблазнять. Надеюсь, вы не станете испытывать излишнюю привязанность ко дворцу или его обитателям — пылкая влюбленность приводит к возникновению трудностей. Со мной вы не будете встречаться, хотя духовно я всегда среди гостей. Во дворце нет никаких следящих устройств, никаких микрофонов, никаких видеокамер. Упрекайте меня, поносите меня, восхваляйте меня — я ничего не услышу. Моя единственная награда заключается в процессе творчества и в наблюдении за его результатами. Хотите ли вы взглянуть на Дворец Любви? Смотрите же!»

Одна из стен зала раздвинулась — внутрь хлынул дневной свет. Перед гостями открылся пейзаж умопомрачительной красоты: обширные лужайки, ажурные беседки из гибких перисто-зеленых деревьев, высокие темные кипарисы, белеющие в тени березы, пруды, бассейны, мраморные вазы, павильоны, террасы, ротонды — все было задумано в настолько изящном воздушном стиле, что, казалось, сооружения парили над землей.

Так же, как все остальные, Герсен был поражен внезапно распахнувшимся ландшафтом. Когда он пришел в себя и вскочил на ноги, человек в черном уже исчез.

Герсен отыскал Наварта: «Кто он был? Марио? Танзель? Этуэн?»

Поэт покачал головой: «Я не заметил. Я искал девушку. Где она?»

У Герсена душа ушла в пятки. Он стал оглядываться по сторонам — Друзиллы среди присутствующих не было: «Где вы ее видели в последний раз?»

«Когда мы сюда пришли, на внутреннем дворе».

Горный поход уже почти забылся. Герсен пробормотал: «Я надеялся, что смогу как-то ее защитить. Я ей обещал. Она мне доверяла».

Наварт нетерпеливо отмахнулся: «Вы ничего не могли сделать».

Герсен снова взглянул на панораму. Слева простиралось море с группой далеких островов. Справа все выше, все суровее вздымались горные хребты, обращенные к долине отвесными утесами. Долину заполнял Дворец Любви: по сути дела, огромный парк, усеянный разрозненными террасами, павильонами, беседками, клумбами и фонтанами. За раздвинувшейся стеной начиналась широкая мраморная лестница. Один за другим, гости начали спускаться в долину.