«Вот еще! — оскалила зубы официантка. — А мне-то что? Изгой-Бугольд ограбил склад «Котцаша», и теперь мне приходится жить в этом городе мокрых сквозняков и сгущенных соплей».

«Насколько мне известно, у Котцаша тоже рыльце в пушку», — со знанием дела заметил Герсен.

«Чепуха! Что б ты понимал! Выродок Бугольдов сговорился со своим приятелем, скорпионом-отморозком из клана Паншо. Это они должны были разориться, а не бедняга Тинтль! А теперь платите и убирайтесь! Все эти разговоры про «Котцаш» — одно огорчение».

Герсен обреченно выложил на стол шесть СЕРСов. Торжествующе ухмыльнувшись в сторону Макселя Рэкроуза, женщина сгребла монеты: «Двух СЕРСов чаевых будет достаточно».

Герсен добавил две монеты, и мадам Тинтль, наконец, оставила их в покое.

Рэкроуз негодующе фыркнул: «Вы слишком уступчивы. Жадность этой стервы уступает только мерзости ее стряпни».

Оглянувшись, мадам Тинтль сказала через плечо: «Я тебя слышала! В следующий раз сварю тебе чатовсы с менструальными тампонами!» Она раздраженно поспешила в кухню. Герсен и Рэкроуз тоже поспешили покинуть ресторан.

Выйдя на улицу, они задержались у входа. Над озером висел туман; уличные фонари вдоль дороги на Пилькамп удалялись на юг и на север вереницами бледно-голубых светящихся ореолов.

«Что теперь? — спросил Рэкроуз. — Навестим Тинтля?»

«Да, — кивнул Герсен. — Раз уж он оказался под рукой».

«Эта отвратительная самка упомянула о заднем дворе, — проворчал Рэкроуз. — Туда можно зайти кружным путем, с переулка Нунана».

Они обогнули угол «Шатра» и поднялись по переулку вдоль каменной ограды, в которой темнел проем закрытых чугунных решетчатых ворот, ведущих на задний двор Тинтля. В глубине двора виднелись несколько ветхих сараев; в одном брезжил огонь.

Под окном верхнего этажа послышался звон — кто-то ударил пустой сковородой по стене, после чего по веревке, висящей под окном, стал спускаться подвешенный горшок.

«Возникает впечатление, — заметил Герсен, — что Тинтль собирается ужинать».

Дверь сарая отворилась; на дворе появился силуэт приземистого широкоплечего человека. Прихрамывая, он пересек задний двор, снял горшок с веревки и понес его назад к сараю.

Приложив лицо к решетке ворот, Рэкроуз позвал: «Тинтль! Эй, Тинтль! Мы здесь, у ворот!»

Тинтль удивленно оглянулся и замер, после чего повернулся и побежал к сараю, широко расставляя ноги и переваливаясь с боку на бок. За ним захлопнулась дверь — свет в сарае тут же погас.

«Тинтль сегодня не принимает», — сделал вывод Герсен.

Герсен и Рэкроуз вернулись к дороге на Пилькамп, забрались в подкативший омнибус и поехали на юг, в Старый город Рат-Эйлеанна.

Выдержка из раздела «Ленс Ларк» монографии «Князья тьмы» Кароля Карфена:

«Размышляя о князьях тьмы и их невероятных свершениях, автор этой монографии нередко испытывает замешательство перед лицом многообразия и многочисленности событий. Для того, чтобы преодолеть это затруднение, приходится прибегать к обобщениям — но каждое обобщенное логическое построение обрушивается под весом неизбежных оговорок.

Неоспоримо только то, что всем пятерым гениям преступного мира свойственна только одна общая особенность — полное пренебрежение к человеческим страданиям.

Таким образом, рассматривая Ленса Ларка в сравнении с его коллегами-соперниками, невозможно обнаружить в нем какие-либо характеристики, напоминающие других князей тьмы, за исключением единственной вышеупомянутой особенности. Даже стремление к анонимности и скрытность, которые, как можно было бы предположить, являются неотъемлемыми аспектами профессии преступника, в случае Ленса Ларка искажаются, превращаясь в нечто грубое и вызывающее — возникает впечатление, что Ларк, даже сохраняя инкогнито, желает привлекать к себе всеобщее внимание. Можно привести несколько примеров ситуаций, в которых Ленс Ларк практически выставлял себя напоказ.

Тем не менее, когда мы сводим воедино все, что известно о Ленсе Ларке, нас разочаровывает недостаток достоверных фактов. Очевидцы отзываются о нем, как о высоком и грузном человеке, горящий взгляд и резкие жесты которого свидетельствуют о страстном и капризном характере. Нет каких-либо подробных описаний его лица. По слухам, он умеет мастерски управляться с кнутом, и ему доставляет удовольствие наказывать своих врагов».

Заключительная сводка раздела:

«В очередной раз поддавшись искушению обобщения, позволю себе сделать следующий вывод.

В том, что касается грандиозных масштабов причиняемого ими зла, князья тьмы не поддаются количественному определению, но их качественные характеристики можно сравнить — по меньшей мере интуитивно.

1) Виоль Фалюш болезнетворен и мстителен, как ядовитое насекомое.

2) Палач Малагейт бесчеловечно, бесчувственно жесток.

3) Кокор Хеккус обожает внушающие ужас проказы.

4) Ховард Алан Трисонг непроницаем, хитер и, скорее всего, не в своем уме — если понятие здравомыслия и нормальности вообще применимо к этой категории людей.

5) Ленс Ларк жесток и необычайно чувствителен к оскорблениям — в этом отношении он еще злопамятнее Фалюша. Так же, как Хеккусу, ему не чужд садизм, но в свойственном только ему причудливом варианте. В некоторых источниках встречаются ссылки на «атмосферу тления» или «вульгарные миазмы», окружающие Ларка, но при этом не совсем ясно, что имеется в виду: психическая аура или фактический дурной запах. Тем не менее, судя по всему, Ленс Ларк — самый непривлекательный из князей тьмы в том, что относится к внешнему виду — с возможным исключением Ховарда Алана Трисонга, о внешности которого ничего не известно».

Шлейфы дождя, оставшиеся от предрассветной грозы, все еще поливали северный берег озера Фимиш; над Рат-Эйлеанном стремительно неслись рваные тучи, и в промежутки между ними пробивались ослепительные лучи Веги, озарявшие крыши и улицы серого города. Пересекая скользящие полосы света и тени, Герсен и Джехан Аддельс шли по Эспланаде к Эстремонту.

Аддельс двигался напряженно, ссутулившись, словно преодолевая сопротивление — на лице его застыло выражение угрюмого неодобрения. Когда они стали подходить к мощеной дамбе, ведущей на остров, он резко остановился: «Вы знаете, это просто безумие!»

«Зато справедливость на нашей стороне! — заявил Герсен. — В один прекрасный день вы себя поздравите».

«В тот прекрасный день, когда меня выпустят из рудников Жабьей Трясины», — пробормотал Аддельс, но продолжил путь.

Герсен ничего не ответил.

На плотине Аддельс снова остановился: «Вам не следует идти дальше. Нас не должны видеть вместе».

«Совершенно верно. Я подожду здесь».

Аддельс дошел до конца мощеной дамбы — перед ним открылись огромные двери из стекла и чугуна. Юрисконсульт Герсена вступил в молчаливое фойе, выложенное белым мрамором и стельтом[24].

Поднявшись на четвертый этаж, Аддельс с обреченной решимостью промаршировал к управлению начальника канцелярии. Не заходя внутрь, он остановился в коридоре, глубоко вздохнул, расправил плечи, пошевелил губами, придал своему лицу выражение безмятежной самоуверенности и переступил порог.

Помещение пересекала мраморная стойка. За ней сидели, изучая какие-то документы, четыре секретаря суда в темно-красных мантиях. Все они подняли головы, безразлично взглянули на посетителя и вернулись к работе.

Аддельс настойчиво постучал по мраморному прилавку. Один из секретарей сделал скорбную гримасу, поднялся на ноги и подошел к стойке: «Вы по какому делу?»

«Я хотел бы проконсультироваться с начальником канцелярии».

«И когда вам назначено время приема?»