«Инга и Дандина. Их фамилии мне неизвестны».
«Неважно. Вот они! — Гаскойн записал номера в блокнот, раскрыл другую учетную книгу и нашел в ней соответствующие номера. — Обе проданы здесь, на Мерчисоне. Инга поступила на фабрику Квалага. Вы знаете, где она? Третья вниз по течению, на правом берегу реки. Дандину приобрела Можжевеловая фабрика, напротив Квалага, на левом берегу. Насколько я понимаю, эти женщины — ваши знакомые или родственницы? В моем бизнесе, как в любом другом, есть свои неприятные стороны. И у Квалага, и в «Можжевеловке» женщины ведут здоровую, продуктивную жизнь, хотя, конечно, их там не балуют. Тем не менее, у кого из нас легкая жизнь?» Приподняв брови, Гаскойн обвел рукой непритязательный интерьер своей конторы.
Герсен выразил соболезнование ироническим кивком, поблагодарил Гаскойна и удалился.
Фабрика Квалага представляла собой комплекс из шести четырехэтажных зданий, окружавших огороженные бараки. Герсен зашел в вестибюль главного управления, где висели многочисленные образцы ковров. К нему навстречу вышел бледный приказчик с лакированным ежиком русых волос: «Чем могу служить?»
«Гаскойн сообщил мне, что тридцать лет тому назад Квалаг приобрел женщину по имени Инга, зарегистрированную в счете-фактуре № 10V623. Не могли бы вы сообщить, работает ли она все еще на вашей фабрике?»
Приказчик поплелся просматривать записи, после чего подошел к переговорному устройству и произнес несколько слов. Герсен ждал. В управление зашла высокая женщина с неподвижной физиономией и мускулистыми конечностями.
Приказчик капризно пояснил: «Этот господин наводит справки по поводу Инги, B2 AG95. Я нашел ее желтую карточку, отмеченную двумя белыми скрепками, но нигде не вижу ее послужной список».
«Потому что вы ищете в разделе барака F. Работниц категории B2 размещают в бараке A». Женщина нашла требуемый послужной список: «Инга, B2 AG95. Скончалась. Я хорошо ее помню. Она была с Земли и много о себе воображала. Постоянно жаловалась то на одно, то на другое. Ее перевели в красильный цех, когда я заведовала административно-бытовым корпусом. Да, хорошо ее помню. Ей поручили вымачивать волокна в синих и зеленых красителях, и ей не нравилось, что у нее руки стали сине-зелеными. Может быть, поэтому она и утопилась в баке с оранжевой краской. Давно это было... Как летит время!»
Покинув фабрику Квалага, Герсен перешел по мосту через реку и направился к Можжевеловой фабрике —предприятию несколько более внушительных размеров. Приемная здесь напоминала вестибюль на фабрике Квалага, но в управлении «Можжевеловки» преобладала оживленная деловая атмосфера.
Герсен снова поинтересовался судьбой работницы — на этот раз Дандины. Приказчик Можжевеловой фабрики, однако, отказался сотрудничать и проверять записи. «Нам не разрешают разглашать такую информацию!» — заявил он, презрительно взирая на Герсена с высокого табурета за стойкой.
«Позвольте мне обсудить этот вопрос с заведующим», — предложил Герсен.
«Такими делами занимается только господин Плюсс, владелец предприятия. Будьте добры, присядьте, я сообщу ему о вашем запросе». Герсен занялся изучением гобелена трехметровой ширины и двухметровой высоты, изображавшего стаю фантастических птиц на усеянном цветами поле.
«Господин Плюсс готов вас принять, сударь».
Плюсс оказался маленьким угрюмым человечком с перевязанными пучком белоснежными волосами и глазами, напоминавшими маслянистые агаты. Он явно не намеревался оказывать одолжение ни Герсену, ни кому-либо другому: «Прошу прощения, уважаемый. Мы должны сосредоточивать все внимание на производстве. Женщины и так доставляют нам слишком много беспокойства. Мы делаем для них все, что можем — их хорошо кормят, они моются раз в неделю, мы им устраиваем кое-какие развлечения. Тем не менее, они всегда недовольны, им вечно чего-то не хватает!»
«Не могли бы вы сообщить, работает ли она все еще на вашей фабрике?»
«Какая разница? Вам не позволят ее беспокоить в любом случае».
«Если Дандина здесь — и если это именно та женщина, которую я ищу — я буду рад возместить вам ущерб, нанесенный таким беспокойством».
«Хмф! Одну минуту», — Плюсс наклонился к микрофону системы внутренней связи: «Кажется, у нас работает Дандина? В прошивочном отделе... хмф... понятно». Плюсс снова повернулся к Герсену, теперь задумчиво рассматривая его с новой точки зрения: «Ценная работница. Не могу допустить, чтобы ей надоедали. Если вы непременно желаете с ней встретиться, вам придется ее купить. За три тысячи СЕРСов».
Герсен молча выложил деньги на стол. Господин Плюсс причмокнул маленьким розовым ртом: «Хмф». Он снова наклонился к микрофону: «Без лишнего шума, приведите Дандину ко мне в управление».
Прошло десять минут — Плюсс демонстративно делал пометки в какой-то таблице. Открылась дверь — вошел приказчик в сопровождении полногрудой женщины в белом халате; у нее были крупные, влажные черты лица, коротко подстриженные волосы мышастого оттенка, перевязанные тесьмой. Тревожно ломая руки, она переводила взгляд с Плюсса на Герсена и обратно.
«Ты покидаешь наше предприятие, — сухо сообщил ей Плюсс. — Тебя приобрел этот господин».
Дандина смотрела на Герсена с нескрываемым ужасом: «Ой, зачем? Чего вы от меня хотите? Я тут стараюсь быть полезной, прилежно работаю, мне тут хорошо. Я не хочу работать на ферме где-нибудь в глуши, мне там будет страшно. А грузчицей на барже я уже не вытяну — годы не те».
«Ничего страшного не будет, Дандина. Я выкупил тебя у господина Плюсса, теперь ты свободна. Если хочешь, можешь вернуться домой».
Из глаз Дандины покатились слезы: «Я вам не верю».
«Это правда».
«Но... почему?» — ошеломленное лицо Дандины подергивалось, ее одолевали сомнения и страх.
«Только потому, что я хочу задать тебе несколько вопросов».
Дандина повернулась к нему спиной и опустила голову, погрузив плачущее лицо в ладони.
Подождав несколько секунд, Герсен спросил: «Ты ничего не хочешь взять с собой?»
«Нет. Ничего. Если б я была богата, я взяла бы маленький коврик со стены, на котором танцуют девочки. Я сама прошивала этот коврик, он мне напоминал о детстве».
«Сколько стоит этот коврик?» — спросил Герсен владельца фабрики.
«Это гобелен девятнадцатого стиля, розничная цена — семьсот пятьдесят СЕРСов».
Герсен уплатил 750 СЕРСов за коврик, снял его со стены и свернул в рулон. «Пойдем, Дандина! — сказал он. — Пора идти».
«Но мне же нужно попрощаться! Мои подруги...»
«Невозможно! — отрезал Плюсс. — Беспокоить других работниц не разрешается».
Дандина шмыгнула носом и протерла глаза: «Мне полагаются премиальные. Три получасовых перерыва на отдых. Я хотела бы передать их Альмерине».
«Ты сама знаешь, что так не делается. Передача и обмен льгот не допускаются. По желанию, ты можешь использовать их сейчас и провести полтора часа в гимнастическом зале и в душевой перед тем, как покинешь зону».
Дандина неуверенно взглянула на Герсена: «Вы спешите? Жаль было бы потерять заработанное время отдыха — но теперь, наверное, это уже не имеет смысла...»
Они направились вдоль берега реки в город; по пути Дандина то и дела опасливо посматривала на Герсена. «Никак не могу понять, чем я могла бы вам пригодиться, — произнесла она наконец дрожащим голосом. — Я совершенно уверена, что никогда в жизни с вами не встречалась».
«Меня интересует все, что ты можешь рассказать о Виоле Фалюше».
«Кто такой Виоль Фалюш? Я не знаю и не знала никакого Виоля Фалюша!» Дандина резко остановилась, у нее дрожали колени: «Теперь вы отведете меня назад в «Можжевеловку»?»
«Нет, — глухо ответил Герсен. — Я не поведу тебя назад». Взглянув на нее с глубоким разочарованием, он спросил: «Разве ты — не та Дандина, которую похитили вместе с Ингой?»
«О да, я та самая Дандина. Бедная Инга! Я ничего о ней не слышала с тех пор, как ее увели к Квалагу. Говорят, там плохо кормят и не дают никаких поблажек».
В голове Герсена одна догадка лихорадочно сменялась другой: «Тебя похитили с Земли и привезли на Саркой?»