«Хорошо, что Джердиана меня не сопровождает, — говорил себе Герсен. — Надо полагать, она чувствует себя в полной безопасности, находясь в роскошных номерах отеля «Сферинде». Так будет лучше и для нее, и для меня». По сути дела, Герсен решил, что для него лучше всего было бы вообще о ней забыть. Никакой полет воображения не позволял ему представить себе Джердиану Чансет — ни сегодня, ни когда-либо в будущем — как часть его полной опасностей жизни, скорый и внезапный конец которой предсказывала сама дочь метленского магната.

Печальная мысль о возможности внезапной смерти сразу отрезвила его и напомнила о необходимости прислушиваться к отточенным за многие годы инстинктам. Герсен приближался к гразди Диндара с напряженной бдительностью хищного зверя — все его органы чувств чутко следили, сознательно и бессознательно, за окружающими условиями.

Герсен задержался в тени у киоска продавщицы сувениров — та уже давно ушла домой, оставив на прилавке несколько безделушек и блюдечко для монет на тот случай, если кто-нибудь пожелает обслужить самого себя.[38]

Герсен ждал. Прошло пять минут; пространство вокруг гразди Диндара тускло освещалось только тремя фонарями, укрепленными на шпилях трех самых высоких куполов. В ночном воздухе звуки доносились издалека подобно тихим, но четким голосам, раздающимся в переговорном слуховом аппарате. Откуда-то со стороны Центрального шатра послышалась пьяная перепалка, но она скоро закончилась; ближе раздавался приглушенный толстыми стенами электронный гвалт даршской музыки — беспорядочные глухие удары, звонкое бренчание и завывания. Эти звуки только подчеркивали молчание гразди Диндара.

Герсен покинул глубокую тень за киоском. Бесшумно и мягко, как облачко дыма, он поднялся по рампе и проник в вестибюль. Здесь он снова задержался, чтобы прислушаться, но сюда уже не проникали звуки, доносившиеся снаружи — ничто не нарушало глухую тишину.

Включив карманный фонарь, Герсен проскользнул в коридор — как прежде, его окружали бетон, покрытый пятнами плесени, толстостенные арочные проходы, старое лакированное дерево. Приглушив фонарь так, чтобы он отбрасывал лишь едва заметную узкую полоску света, Герсен направился длинными крадущимися шагами к высокой зеленой двери, ведущей в управление Оттиля Паншо.

Внимательно осмотрев дверную раму, панель двери, замок и защелку замка под голубоватым лучом фонаря, Герсен не заметил никаких признаков устройств системы сигнализации или наблюдения. Он проверил, крепко ли держится дверь; в отличие от большинства дверей на Дар-Сае, она была надежно закреплена болтами, а ее замок был защищен от попыток вскрытия снаружи. «Немаловажное обстоятельство!» — подумал Герсен. Бронированные замки встречались только там, где хранились ценности.

Герсен вышел на входную рампу и снова осмотрел окрестности. По другую сторону площади, в двух пивных, затемненных листвой, мерцали грозди зеленых и белых светильников. На площади никого не было. Герсен вскочил на наклонный выступ бетонного цоколя, осторожно вскарабкался по изогнутой поверхности купола и спустился на еще один наклонный изогнутый выступ, тянувшийся вдоль вереницы узких окон. Оценивая расстояние на глаз, Герсен определил, где находилось окно управления Оттиля Паншо и подобрался к нему, прижимаясь к покатой, удобно наклонившейся внутрь стенке купола. В отличие от других окон того же этажа, окно конторы Паншо было защищено трубчатой решеткой из вондосплава, в дополнение к панели толстого небьющегося стекла.

Здесь проникнуть в контору было бы очень трудно.

Внутри было темно. Герсен попытался осветить помещение карманным фонарем, но отражения не позволяли что-либо различить.

Герсен переместился по карнизу на несколько шагов в сторону, к следующему окну — его кто-то оставил открытым на ночь, совершенно не беспокоясь о возможности вторжения. Герсен посветил фонарем внутрь: здесь находилось, судя по всему, местное управление какого-то импортного агентства. Когда-то это управление и контора Паншо служили помещениями одного и того же учреждения, занимавшего целый блок. Соединявшая их дверь была заблокирована стеллажом с брошюрами, каталогами и образцами продукции.

Герсен спустился через окно в управление импортного агентства, сдвинул стеллаж и осмотрел внутреннюю дверь. Она была подвешена на петлях и открывалась туда, где стоял Герсен. Повернув ручку, Герсен потянул дверь на себя. Дверь не шелохнулась — изнутри, со стороны конторы Паншо, ее удерживал засов.

Герсен сосредоточил внимание на поворотных петлях. Заблокированные шпонками, они были утоплены в материале рамы и дверной панели. Их невозможно было извлечь, на разрушив при этом дверь.

Герсен перешел к изучению дверной панели как таковой. У него не было большого опыта ограблений со взломом, хотя он не сомневался, что в случае необходимости его скромные способности в этой области оказались бы достаточными.

В данном случае, однако, все могло быть гораздо проще. Дверь открывалась на себя. Сопротивление двери ограничивалось надежностью крепления засова, установленного с другой стороны. Герсен уперся коленом в стену, схватился за дверную ручку, повернул ее и рванул дверь на себя.

Послышался сухой треск, и дверь открылась. Герсен позволил ей раствориться лишь на пару вершков и провел лучом фонаря вдоль щели, проверяя, не порвал ли он какие-нибудь провода системы сигнализации. Никаких проводов не было, но само по себе это еще ничего не значило — Герсену была известна дюжина способов установки замаскированных беспроводных датчиков. Кроме того, в свое время ему приходилось иметь дело с помещениями, наполнявшимися смертельным газом при проникновении в них неосторожного взломщика. Герсен понюхал воздух, но из конторы Паншо исходил только прогорклый запашок, свидетельствовавший о длительном пребывании в ней одного или нескольких человек. В любом случае, трудно было предположить, что Паншо позаботился бы установить баллон, отравляющий воздух в его конторе, в качестве обычной меры предосторожности. Герсен открыл дверь пошире, осветил фонарем внутренность помещения и увидел только то, что ожидал увидеть — зеленовато-коричневые стены, письменный стол, три стула, шкаф и не соответствовавший стилю остальной обстановки роскошный видеофон.

Начиная с этой минуты, Герсен работал быстро и ловко. Он закрепил узкий ленточный датчик в углу между дверной рамой и стеной, где он был практически незаметен, нанес с помощью баллончика-распылителя прозрачную проводящую пленку, соединявшую ленточный датчик со стеной соседнего помещения, огибавшую оконную раму и выходившую наружу, на поверхность купола. Вернувшись в контору Паншо, он отремонтировал сломанный засов внутренней двери настолько аккуратно, насколько это было возможно, вставив шурупы крепления засова в их гнезда, предварительно смазанные твердеющей смолой. На взгляд ничего не подозревающего наблюдателя, теперь засов и крепежная планка, вдоль которой он перемещался, выглядели так же, как всегда.

Теперь внимание Герсена сосредоточилось на письменном столе. Сверху на столе лежала папка с хорошо заметной надписью: «Важнейшая информация: совершенно секретно!» В папке, судя по всему, содержалась пачка бумаг. Герсену надпись на папке показалась чрезмерно демонстративным приглашением к просмотру бумаг, что, по логике вещей, служило своего рода предупреждением об опасности. Предусмотрительность подсказывала, что настало время удалиться. В тот же момент органы чувств Герсена, предельно напряженные, уловили какой-то еще предупреждающий сигнал. Не задерживаясь ни на секунду и не пытаясь проанализировать то, что он ощутил, Герсен выскользнул в соседнее помещение, удерживая подпружиненный засов в открытом положении, и закрыл за собой дверь — засов защелкнулся; теперь дверь казалась надежно запертой. Герсен осторожно передвинул стеллаж импортного агентства на прежнее место и подошел к двери, выходившей в коридор. Приложив ухо к этой двери, он не услышал ни звука. Дверь беспрепятственно подалась внутрь — Герсен слегка приоткрыл ее и сразу услышал шорох шагов в коридоре. Он тут же закрыл эту дверь, задвинул ее засов изнутри и подбежал к окну. Держась в тени, он выглянул наружу — неподалеку, на сумрачной площади, стоял человек в темном плаще и мягкой шляпе с обвисшими полями. Герсену показалось, что он узнал характерную позу и пропорции Оттиля Паншо.