Сговор является неотъемлемой частью хадола. Перед началом игры различные свальщики тайно договариваются о стратегиях нападения и защиты, причем эти соглашения могут соблюдаться или не соблюдаться. Всевозможные подлости, изобретательное предательство и двуличие считаются нормальными и естественными аспектами игры, в связи с чем достоин удивления тот факт, что свальщик, пострадавший в результате сговора, часто возмущается этим обстоятельством — несмотря на то, что сам мог замышлять точно такое же предательство.

Хадол — спорт, полный неожиданностей, в котором участники постоянно меняют стороны, примыкая то к одним, то к другим союзникам. Поэтому ни одна игра в хадол не повторяет другую. Иногда соперничество носит характер беззлобного развлечения — взаимное надувательство только веселит игроков и публику. В некоторых случаях, однако, наглое нарушение обязательств вызывает вспышку яростного возмущения, в связи с чем становится возможным кровопролитие. Зрители делают ставки — между собой или, если матч привлекает внимание многочисленной публики, с помощью «жучков»-посредников. Под каждым многонаселенным шатром хадол устраивается несколько раз в год, в праздничные и ярмарочные дни, и эти игры относятся к числу самых интересных, с точки зрения туриста, зрелищ на Дар-Сае».

Герсен выспался у себя в звездолете. Когда он проснулся, Кóра уже взошла и находилась на полпути к зениту. Несколько минут Герсен продолжал неподвижно лежать с открытыми глазами. События прошедшей ночи уже казались нереальными. Что с Джердианой? Больше не опьяненная лунным светом, она, наверное, уже оправилась от эмоциональной уязвимости, вызванной потрясением внезапного нападения и неожиданного спасения. Как она относилась к случившемуся теперь?

Герсен помылся и оделся — на этот раз в обычный костюм астронавта. Он тщательно вооружился — невозможно было предсказать, что готовил грядущий день.

Пробежав через раскаленный участок взлетного поля, он нырнул под водяную завесу и направился к саду-ресторану при отеле. Метлены уже сидели за столом. Джердиана приветствовала его мимолетной полуулыбкой и, не поднимая руку, тайком поиграла пальцами в воздухе. Герсен почувствовал облегчение: она ни о чем не сожалела. Другие метлены сделали вид, что не заметили его.

Герсен позавтракал, продолжая наблюдать за метленами. Хмурые молодые люди почти ничего не говорили. Женщины напустили на себя безмятежный вид и спокойно беседовали. Только Джердиана была в хорошем настроении, в связи с чем остальные бросали на нее укоризненные взгляды.

Наконец компания метленов стала расходиться, и Джердиана подошла к столику Герсена. Он вскочил на ноги: «Посиди со мной!»

«Не смею. Все нервничают, а тетушка Мэйнесс что-то подозревает. Но меня это мало беспокоит, потому что она всех и всегда в чем-нибудь подозревает».

«Когда я смогу с тобой увидеться? Сегодня вечером?»

Джердиана покачала головой: «Мы останемся посмотреть на хадол — для этого мы сюда приехали. А потом улетим в Сержоз, и завтра утром вернемся в Льяларкно на Метеле».

«Тогда я навещу тебя в Льяларкно».

Джердиана тоскливо улыбнулась и снова покачала головой: «У нас дома все по-другому».

«И там ты будешь относиться ко мне по-другому?»

«Не знаю. Было бы лучше, если бы я смогла тебя забыть. Сейчас я влюблена: я думала только о тебе всю ночь и все утро».

Немного помолчав, Герсен заметил: «Почему ты сказала «я влюблена» вместо того, чтобы сказать «я тебя люблю»?»

Джердиана рассмеялась: «Ты очень наблюдателен. Есть существенная разница. Я влюблена — в этом нет сомнений. Может быть, я влюблена в тебя, а может быть — во что-то другое. Кто знает?» Ее глаза бегали — она изучала его лицо: «Тебя это оскорбляет?»

«Это не совсем то, что я хотел бы услышать. Тем не менее — я часто сомневаюсь в своих собственных чувствах. Кто я такой? Человек, мужчина? Или запрограммированный механизм? Или абсурдное воплощение преувеличенного принципа?»

Джердиана снова рассмеялась: «У меня на этот счет нет никаких сомнений. Ты — человек и мужчина, во всех отношениях».

«Джердиана! — холодно позвала ее тетушка Мэйнесс. — Пойдем, нужно занять места на трибуне».

Джердиана еще раз бледно улыбнулась Герсену и ушла. Герсен смотрел ей вслед — у него перехватило дыхание от щемящей тоски. «Глупости! — говорил он себе. — Подростковые бредни!» Он изнывал по девушке, как школьник! Он не мог позволить себе эмоциональные привязанности, пока не будет закончен труд всей его жизни, пока он не выполнит свой долг!

Герсен последовал за метленами на площадь, где толпа уже теснилась вокруг цветных колец. Скоро должен был начаться хадол — самое характерное из даршских зрелищ, нечто среднее между спортивным матчем и стычкой уличных банд, которому придавали остроту сговоры, предательство и оппортунизм — короче говоря, общество даршей в миниатюре.

Создавать какие-либо удобства для зрителей даршам просто не приходило в голову — такая концепция противоречила их образу мышления. Желающим наблюдать за матчем приходилось довольствоваться скамьями сооруженных наспех трибун, забираться на окружающие поле сооружения или толпиться у ограды, окружавшей «свалки».

На столбе висели щиты со списками участников различных матчей. Герсен никак не мог разобрать витиеватую даршскую вязь. Подойдя к будке для регистрации вкладов и ставок, он привлек внимание сидевшего в ней агента-посредника: «Какой из хадолов объявил Бель-Рук?»

«Третий раунд, — агент постучал пальцами по одному из плакатов у себя за спиной. — Вызов претендента — сто СЕРСов или двадцать пять акций «Котцаша»».

«Сколько вызовов уже сделано?»

«Пока что девять».

«В общей сложности, сколько акций «Котцаша»?»

«Сто акций».

«Недостаточно!» — подумал Герсен. Ему нужны были как минимум 120 акций. Он с отвращением взглянул на разноцветные «свалки» и на трибуны, заполненные даршами в белых халатах. Брезгливо отодвинувшись от всех остальных, в секторе, отведенном туристам, сидели метлены. Герсен фаталистически пожал плечами. Он никогда не играл в хадол; кроме того, дарши не преминули бы воспользоваться преимуществами своего опыта и вступить в сговор против искиша. Тем не менее, сто дополнительных акций сделали бы приобретение контрольного пакета вполне осуществимым. Герсен выложил на прилавок последние остававшиеся у него наличные деньги — банкноту в сто СЕРСов: «Вот мой вызов. Я хочу участвовать в хадоле Бель-Рука».

Агент изумленно отшатнулся: «Вы намерены драться со свальщиками? Сударь, вы — искиш! Вынужден чистосердечно предупредить вас, что вы рискуете переломать себе кости — в хадоле Бель-Рука участвуют сильные игроки, известные ловкостью и хитростью».

«Мне будет полезно приобрести такой опыт. Сам Бель-Рук участвует в третьем раунде?»

«Он гарантировал приз — тысячу СЕРСов — но сам драться не намерен. Если сумма вызовов превысит тысячу СЕРСов, он извлечет прибыль».

«Но акции «Котцаша» входят в призовую сумму?»

«Совершенно верно. Приз включает все вызовы, в том числе акции».

Герсен нашел место, откуда он мог видеть все поле. Свальщики первого раунда уже вышли на поле: двенадцать молодых людей в традиционных коротких трусах из белого полотна, бежевых, серых или бледно-красных майках, холщовых тапочках и головных платках, повязанных так, чтобы не болтались мочки ушей. Игроки ходили вокруг синего кольца, иногда задерживаясь, чтобы сказать друг другу пару слов — тайком, на ухо, или просто обмениваясь шутками. Время от времени они собирались небольшими группами, чтобы выслушать разъяснение того или иного тактического замысла. К таким группам то и дело присоединялся свальщик-чужак, желающий подслушать, о чем говорят противники — это приводило к гневным перепалкам, а в одном случае началась потасовка.

Из ближайшей гразди вышли арбитры: четыре старика в красных жилетах, расшитых черными узорами. У каждого в руке был двухметровый жезл с набалдашником-эжектором. Старший арбитр нес, кроме того, стеклянную чашу с призовым выигрышем — в данном случае в чаше лежала пачка банкнот. Старший судья прошел к центральному диску и установил приз на пьедестале.