Старший арбитр произнес: «Схватка состоится в границах поля для игры в хадол и будет продолжаться до тех пор, пока один из противников не заявит о желании сдаться, подняв руки, громко выразив такое желание или покинув поле для игры в хадол, до тех пор, пока один из противников не окажется неспособным продолжать схватку, или до тех пор, пока я не остановлю ее. В схватке допускаются любые приемы — нет никаких правил и никаких ограничений. Вы можете занять исходные позиции на желтой свалке, с противоположных сторон пьедестала. Схватка начнется одновременно с четвертым ударом гонга и будет продолжаться, пока я не вмешаюсь. Если кто-либо из противников не остановится мгновенно по моему приказу, он проведет трое суток в выгребной яме городского нужника. Так что следите за собой и прекращайте драться по моей команде — я никому не позволю резать на куски выведенного из строя противника, — последние слова арбитр сопроводил многозначительным взглядом в сторону Бель-Рука. — Если преследуемый участник схватки пробежит три круга или отступит на три круга, считается, что он сдался. Теперь прозвучит удар гонга, с которого начнется отсчет тридцать одной секунды. Займите свои позиции».
Герсен и Бель-Рук встали друг напротив друга, лицом к пьедесталу.
«Семнадцать секунд!»
Бель-Рук водил лезвием из стороны в сторону, наслаждаясь ощущением близости смерти: «Как долго я ждал этой минуты!»
«Мне тоже не терпится с тобой покончить, — отозвался Герсен. — Ты участвовал в набеге на Монтплезант?»
«Монтплезант? Это было давно!»
«Значит, ты там был».
Бель-Рук только холодно усмехнулся.
«Теперь я смогу убить тебя без малейших сожалений», — сообщил ему Герсен.
«Шесть секунд! Господа, беритесь за оружие! Со следующим ударом гонга схватка начинается!»
Секунды шли, преодолевая таинственный рубеж, отделяющий будущее от прошлого.
Прозвенел гонг.
Бель-Рук двинулся вперед вокруг пьедестала, опустив нож так, словно он держал меч. Герсен ждал, чуть пригнувшись, после чего метнул нож Бель-Руку в сердце. Лезвие поразило цель, но отскочило с металлическим лязгом и упало на мостовую. По-видимому, под майкой Бель-Рук носил кольчугу из колец димпнета. Судья не протестовал: надо полагать, защитный жилет допускался местными правилами.
Как только нож упал, Бель-Рук пнул его, чтобы выкинуть с поля. В то же мгновение Герсен бросился вперед, и внимание Бель-Рука отвлеклось. Нож остановился в одном вершке от границы синего кольца.
Бель-Рук сделал выпад — Герсен нырнул в сторону, ударил ребром ладони по толстой шее бандита и ткнул его в левый глаз. Ответным взмахом Бель-Рук рубанул Герсена по ребрам, разрезав сорочку и сантиметров пятнадцать кожи; потекла кровь.
Герсен в ярости схватил бандита за правое предплечье, заломил ему руку за спину, повалил его подножкой и, пользуясь моментом падения Бель-Рука, сломал ему локтевой сустав.
Бель-Рук крякнул, нож выпал из его онемевших пальцев. Но он тут же лихорадочно схватил рукоятку ножа левой рукой и ткнул лезвием назад, погрузив его в бедро Герсена. Герсен отступил, пораженный неудачей. Неужели он настолько отяжелел с годами? Теперь у него были две кровоточащие раны — скоро он начнет хромать и слабеть, скоро этот бандит его убьет... Нет, не так скоро! Герсен снова ударил Бель-Рука по шее ребром ладони. Бель-Рук попытался отодвинуться, чтобы ударить ножом с размаха. Герсен схватил его за левое предплечье, но не успел зажать его. Бель-Рук высвободился рывком и стоял, тяжело дыша — его правая рука бессильно повисла, левый глаз почти полностью заплыл.
Поливая поле для игры в хадол кровью из ран в груди и в бедре, Герсен направился, хромая, к своему ножу. Бель-Рук бросился вслед за ним, высоко замахнувшись кинжалом, чтобы нанести удар в шею. Герсен схватил занесенную над головой руку и тут же нагнулся, схватив поднявшуюся ногу Бель-Рука — тот пытался ударить Герсена коленом в пах. Герсен напрягся и рванул колено бандита вверх, заставив его отпрыгнуть назад, чтобы не упасть на спину. Теперь Герсен успел наконец подобрать свой нож. Бель-Рук восстановил равновесие — с раскрытым ртом, расширенными ноздрями и побагровевшими глазами он снова бросился в атаку. Герсен снова метнул нож, и на этот раз он погрузился почти по рукоятку в жилистую шею Бель-Рука. Бандит опустился на колени и упал лицом вниз — под весом его тела лезвие полностью проткнуло шею; блестящее острие торчало из-под затылка сантиметров на пятнадцать.
«Хадол закончен! — объявил арбитр. — Победитель — Герсен. Ему принадлежит приз: 125 акций фонда «Котцаш» и два СЕРСа».
Герсен взял акции и проковылял с игрового поля. Лекарь отвел его в ближайшую граздь и занялся лечением ножевых ран.
Сто двадцать пять акций «Котцаша»! Теперь Герсену принадлежали 2416 акций, на шесть больше половины. Он контролировал инвестиционный фонд «Котцаш».
Выйдя из гразди, Герсен обнаружил, что труп Бель-Рука уже унесли. Места метленов на трибуне опустели — по-видимому, они решили, что насмотрелись вдоволь.
Хромая, Герсен вернулся к своему звездолету. Взобравшись по трапу, он закрыл люки, поднял корабль в воздух и полетел на восток, в Сержоз.
Герсен провел ночь в звездолете, медленно дрейфующем над пустыней. Утром он приземлился неподалеку от водяной завесы Сержоза. Подчинившись капризу, он надел свободные брюки из черной саржи, белую рубашку из льняного полотна и темно-зеленый кушак — костюм, который мог бы носить во время прогулки по набережной богатый молодой аристократ из Авенты на Альфаноре. Сад-ресторан при отеле «Сферинде люкс» практически пустовал. В ресторане «Приюта путешественников» завтракали несколько туристов, проснувшихся пораньше.
Герсен зашел в вестибюль, позвонил по телефону в отель «Сферинде» и попросил, чтобы его связали с ее благородием Джердианой Чансет. Через некоторое время из репродуктора послышался ее тихий голос: «Да? Кто это?»
«Кёрт Герсен».
«Подожди секунду, я закрою дверь... Кёрт Герсен! Почему ты решил драться за акции? Все подумали, что ты спятил!»
«Мне нужны были еще сто двадцать акций «Котцаша». Теперь я контролирую эту корпорацию».
«Из-за этого ты пошел на такой риск?»
«Риск был неизбежен. Ты обо мне беспокоилась?»
«Конечно! У меня душа ушла в пятки! Я не хотела смотреть, но не могла не смотреть. Все говорят, что Бель-Рук был известным убийцей и умел обращаться с оружием так, как умеют только убийцы. Теперь про тебя тоже думают, что ты — наемный убийца».
«Это не совсем так. Как мы могли бы встретиться?»
«Не знаю. Мы уже улетаем в Льяларкно, и тетушка Мэйнесс не покидает меня ни на минуту. Она убеждена в том, что со мной что-то не в порядке... Где ты? В «Приюте путешественников»?»
«Да».
«Я сейчас приду. Думаю, что смогу отлучиться минут на пятнадцать».
«Я буду ждать в саду — там, где мы сидели раньше».
«Там, где я решила, что в тебя влюбилась. Помнишь?»
«Помню».
«Сейчас приду!»
Герсен вышел в сад. Через две минуты появилась Джердиана. На ней было то самое темно-зеленое длинное платье, в котором она была, когда он ее увидел впервые. Он встал ей навстречу; она бросилась к нему в объятия, и они поцеловались — снова и снова, три раза.
«Все это бессмысленно, — опустила плечи Джердиана. — Я больше тебя не увижу».
«Я пытаюсь себя в этом убедить. Но не могу».
«Тебе придется как-то с этим смириться, — Джердиана оглянулась. — Меня начнут стыдить и попрекать, если увидят здесь, с тобой».
Герсена несколько задело ее последнее замечание: «Для тебя это так важно?»
«Да, пожалуй... В Льяларкно видимость вещей гораздо важнее их сущности».
«Что, если я приеду в Льяларкно?»
Джердиана покачала головой: «Наш мир тесен. Все знают всех, мы должны оправдывать ожидания. Такова основа счастливого существования метленов — как правило».
Герсен долго смотрел на нее — целую минуту — после чего сказал: «Если бы я мог предложить тебе беззаботную спокойную жизнь, то не обратил бы внимания на ваши предрассудки. Но я не могу тебе предложить ничего, кроме бесконечных тревог и поездок в странные неуютные места, возможно, полные опасностей... По меньшей мере в обозримом будущем... А посему — прощай!»