Взгляд на карту. Русские укрепились по склону высот, пологому в нашу сторону и очень крутому к их тылу. Лишь в вершине «угла» он так же отлог, там проходит дорога Лебус — Зеелов. Успех можно развить лишь здесь, рассекая плацдарм надвое и прорываясь к мостам. Что ж, задача вполне под силу для двух танковых дивизий, «Лейбштандарт» и «Гитлерюгенд»! А панцергренадеры «Нидерланда» займутся очисткой высот. Сигнал к атаке — вперед!
Ударила артиллерия. На взгляд Виттмана, обстрел мог бы быть и сильнее — но играем теми картами, что есть. Рванулись вперед танки, за ними бронетранспортеры с пехотой. Русские успели выставить мины перед траншеями. Их было немного, но даже десяток подорвавшихся танков — это не слишком приятно. Навстречу блеснули выстрелы противотанковых пушек — в оптику Виттман разглядел, это были русские «осы», легкие самоходки, полузарытые в землю, укрытые масксетями. Русские стреляли не в лоб, а по бортам, «убей противника слева». Сразу загорелись несколько «пантер». Но лавину эсэсовских танков было уже не остановить, и «осы» погибали, успев сделать по полудюжине, по десятку выстрелов — достаточно метко, черт побери! — особенно досталось мотопехоте: при прямом попадании в бронетранспортер десант погибал полностью, на поле перед высотами осталось несколько десятков мертвых полугусеничных коробок, и десятка полтора горящих «пантер». Затем атакующая волна захлестнула русские окопы, панцергренадеры попрыгали с машин, начался ближний бой.
«Кениги», как и ждал Виттман, при движении по полю отстали и были сейчас позади основной массы танков, рвавшихся к перевалу через высоты; 101-й батальон пока еще практически не вступил в бой, если не считать нескольких выстрелов, сделанных с безопасной дистанции по русским самоходкам. Но картина боя казалась уже очевидной как в учебнике по тактике, на любых маневрах обороняющимся любой посредник однозначно бы присудил поражение. Пехота при поддержке танков успешно ворвалась в траншеи с минимальными потерями, имея численное превосходство. Русским сейчас надлежало бежать или сдаваться, чтобы спасти свою жизнь.
Русские не побежали! В траншеях шел бой, переходящий в штыковую и даже рукопашную. Виттман знал, что у русских есть аналог фаустпатронов, имеющий более широкий выбор боеприпасов — кумулятивный снаряд пробивал броню «тигра», зажигательный действовал как целая связка бутылок «молотов-коктейля» — теперь же оказалось, что есть и фугасный, по силе равный гаубичному, в оптику было видно, как один разрыв метрах в пятистах слизнул целое отделение панцергренадеров. И «пантер», и бронетранспортеров, застывших на склоне мертвыми грудами железа, становилось все больше! А бой перемещался в траншеях к гребню высоты, но очень, очень медленно — а иногда, замерев, вдруг подавался обратно. Новые волны атакующих подходили, поднимались по склону, но бой не стихал. Это было похоже на бросание хвороста в топку.
Вдруг пропала радиосвязь, в наушниках был слышен лишь треск и вой. Русские включили глушилку, но теперь это им не поможет, головные танки уже достигли перевала, скрылись на той стороне. Оборона русских прорвана! Тут что-то сильно ударило в башню сбоку, в четырехстах метрах справа «оса» успела выстрелить еще дважды, до того как ее накрыл снаряд.
— Дураки русские, — буркнул Волль, наводчик. — Выскакивали бы сразу и бежали — были бы живы.
«А нам повезло, — подумал Виттман. — Если бы русские попали не в башню, а в гусеницу… Ремонт ходовой части «Кенига» на поле боя — это из области сказок, а бежать назад, под огнем, незащищенными — увольте!»
Он перевел взгляд вперед. За перевалом что-то происходило, оттуда поднимался густой черный дым, который танкист не спутает ни с чем — и не один, а много, сливаясь в густую массу. Вот уже и головной «Кениг» скрылся за гребнем, второй стал подниматься за ним — и вдруг, на самом изломе замер; Виттману показалось, то ли заглох мотор, не выдержав нагрузки, то ли командир, увидев что-то опасное, приказал водителю назад — в следующую секунду танк вспух огненным шаром взрыва. Башня взлетела вверх — детонация боекомплекта.
— Двенадцатисантиметровый, — отметил Виттман, — прямое попадание с близкой дистанции.
Вот на что рассчитывали русские! Передний склон был предпольем, а войска на нем — расходным материалом, наверное штрафники, как говорил кригс-комиссар, смертники, не имеющие права отступать, потому что тогда их встретят свои же пули, приговоренные НКВД к расстрелу и своей гибелью не у стенки, а в бою выкупающие свободу для своих семей, заключенных в «гулаг», как у русских называются концлагеря. А главная линия обороны была на обратном скате, невидимая для атакующих, укрытая от их огня. И танки «Гитлерюгенда» появлялись перед ней, как на расстрел, поочередно, не успев сориентироваться, сразу оказываясь под прицелом! На ту сторону ушло не меньше батальона, теперь он весь исходит этим черным дымом. И лезть туда следом означает точно так же сгореть!
И нет связи — не вызвать огонь артиллерии. Хотя по плану какое-то количество снарядов они должны были туда положить — но видно, русская оборона там не сильно пострадала, нужен концентрированный удар!
На склоне продолжалась взаимная бойня, но сейчас это беспокоило Виттмана меньше всего. Приказ геройски идти вперед — это будет страшно. Не высокое искусство танкового «фехтования», где побеждает лучший (каковым Виттман не без основания считал себя), а голая лотерея наподобие русской рулетки. Если там батарея русских двенадцатисантиметровых, то может, и удастся ее задавить — вот только половина батальона останется там же! Сослаться на то, что не понял приказ, переданный командиром в отсутствие радиосвязи по принципу «делай как я»? Не распознав из-за дыма номер командирского танка.
Командир 101-го батальона дураком не был. Танки остановились, туда попробовали сунуться панцергренадеры, но быстро откатились обратно, провожаемые взрывами гранат — значит, русские позиции совсем близко от гребня? Да, там сверкнули вспышки выстрелов — какой-то русский, обнаглев, высунулся с ручным пулеметом и прекратил огонь за несколько секунд до того, как на том самом месте разорвался снаряд. Накрыло его или успел удрать, неясно.
Затем за гребнем обозначилось какое-то движение. Цейсовская оптика услужливо приблизила — один, два, три, будто пеньки с набалдашниками — но Витман знал, что это дула орудий русских тяжелых самоходок, пока прячущихся за склоном. Если русские пойдут в атаку, мы угостим их тем же блюдом, теперь им придется преодолевать перевал поочередно, малым числом, попадая под огонь!
И тут на склон стали падать русские мины. Разрываясь, они оставляли густой белый дым, облаком повисший над самой землей, надвигаясь на немцев. Виттман первым понял, что сейчас произойдет, но большинство экипажей не имели такого опыта, а связи не было! «Кениги» стали стрелять туда, где только что видели за склоном торчащие стволы. И тут очень некстати на склоне ожила чудом уцелевшая «оса», с бешеной скоростью посылая маленькие, но очень злые снаряды в борта и корму немецким танкам — прежде чем ее разнесло на куски прямым попаданием, два «кенига» горели — очень приемлемый размен за легкую самоходку и двух-трех упрямых русских! А главное, эта «оса» отвлекла внимание в самый неподходящий момент!
Русские танки выскочили из облака дыма не там, где их ожидали, а очень сильно слева. Сколько их было — три, четыре, пять? Они сразу же начали отстреливать дымовые гранаты, и трудно было определить, сколько их там всего. И ударили опять же по бортам немецкого боевого порядка. Это были Т-54, но Виттману показалось, что их пушки были толще и длиннее — а их снаряды с легкостью пробивали борта «кенигов». За рычагами там были мастера, они заставляли машины двигаться совершенно непредсказуемо, мешая взять себя на прицел. Однако же на стороне немцев было подавляющее превосходство по числу стволов и закон больших чисел — три русских танка горели, в обмен на четырнадцать «кенигов» и «пантер» — когда облако дыма, влекомое слабым ветром, дошло до немецкого строя и накрыло его.
