— Ну что, юде, готовы к посадке в газенваген? — спросил взводный-штурмфюрер, сплевывая под ноги караульным гвардейцам.

Ответом была очередь в упор. У этих палатинцев были не винтовки, а «беретты-38», десантные, со складным прикладом, внешне похожие на МР-40. Тут же зазвенели разбиваемые стекла, и из окон ударили пулеметы. Нескольких секунд хватило, чтобы Вольф и весь его эскорт были мертвы.

И это было лишь начало.

Испания

Мадрид

Кабинет Франко

21 февраля 1944 года.

— Итак, сеньоры, — начал каудильо, — я пригласил вас для того, чтобы мы сегодня смогли определиться с планом действий на ближайшее время. Прошу вас, сеньор министр экономики.

— Ситуация просто катастрофична, — недипломатично начал один из лучших экономистов Испании. — Фактически мы имеем ситуацию начала тридцать шестого года, из одиннадцати миллионов взрослых испанцев более восьми миллионов находится за чертой бедности. А еще нам грозит голод, поскольку из-за призыва в армию работников и отсутствия сельскохозяйственной техники, производство продовольствия не покрывает потребности и наполовину. Смею также напомнить, что в промышленности большая часть станков и машин изношена до предела, станочный парк практически не обновлялся с того же тридцать шестого. И американские бомбежки, от которых пострадали в первую очередь дороги, мосты, тоннели, а также порты и аэродромы. Судьба нашего золотого запаса вам известна — то есть платить за импорт чего бы то ни было нам нечем. Реально. Испания сейчас является банкротом, от голода нас пока спасают поставки продовольствия из Еврорейха, от полного развала транспорта — поставки рельсов, паровозов, вагонов, автомобилей, бензина из Еврорейха же. Однако должен заметить, что объемы этих поставок сокращаются с каждым днем — если нынешняя динамика снижения сохранится еще два месяца, то Испанию ждут голод, разруха, транспортный паралич.

— Благодарю вас, сеньор, — произнес Франко. — Прошу вас, сеньор начальник Генштаба.

— Ситуация на грани катастрофы, сеньоры, — четко доложил генштабист. — Из тридцати девяти, по реестру, дивизий нашей армии, мы можем рассчитывать лишь на шесть. Три укомплектованы рекете, (Прим. автора — члены крайне правой монархической организации. Во время Гражданской войны были самыми боеспособными частями франкистов) две — ветеранами африканской кампании, есть одна дивизия марокканской кавалерии. Эти войска получили современное германское оружие и технику из поставок последнего года и могут считаться отвечающими условиям этой войны. Еще пятнадцать дивизий крайне плохо вооружены и обучены, не имеют боевой техники, транспорта, средств связи и годятся лишь для гарнизонной службы, и наконец, последние восемнадцать дивизий «мобилизационной программы» так и остались в планах на бумаге, к их формированию фактически не приступали, за отсутствием ресурсов. Резерва надежного личного состава нет — рекете старших и младших возрастов задействованы в охране концлагерей.

— Что у нас с техникой и вооружением? — спросил каудильо.

— В наличии полторы сотни германских штурмовых орудий поздних выпусков, вооруженных 48-калиберной 75-мм пушкой, в составе трех батальонов, по штатам вермахта. Еще есть два танковых батальона — один на немецкой технике, сорок «Панцер три» разных модификаций, с разнотипным вооружением, второй батальон включает шестьдесят французских танков, также различных образцов: «Сомуа-35», «Рено-35», «Гочкис-38» — но исправных из них не более половины. Также числится несколько бронерот, вооруженных старыми русскими Т-26, БТ и бронеавтомобилями — однако после боев у Лиссабона большинство этих подразделений существуют лишь на бумаге, так как всю технику они потеряли.

— По мерке русского фронта, все барахло, — вставил сидевший в углу полковник с двумя крестами на груди. — Тот эпизод из сражения на Одере, когда три Т-54 расстреляли батальон, где был десяток «пантер», а остальное те же «штуги», полностью подтвердился моим источником с немецкой стороны. Итого, все наши бронечасти с очень большой натяжкой будут равны по боевой мощи одной русской танковой бригаде. И это при том, что по германской оценке, русские выпускают с заводов по тысяче Т-54 ежемесячно — а мы испытываем огромные проблемы даже с текущим ремонтом, из-за отсутствия производственной базы и запчастей, об изготовлении новой техники и речи не идет. Но простите, господин генерал!

Генштабист чуть промедлил, но продолжил. Было простительно нарушать субординацию личному другу каудильо и герою той войны, потерявшему двух сыновей под Мадридом и Теруэлем.

— К сожалению, рейх категорически отказался продать нам даже малое количество «тигров» и «пантер». В отличие от японского союзника, мы не имеем в уплату стратегических товаров — только нашу храбрость в борьбе с западной плутократией и русским большевизмом. По артиллерии: Германия поставила восемьдесят противотанковых 75-мм пушек РаК40, они пошли на формирование противотанковых дивизионов надежных пехотных дивизий — а также двести 105-мм немецких и девяносто 122-мм русских гаубиц. Правда, к последним совсем немного боеприпасов. Эти орудия также в артполках вышеупомянутых дивизий «первой линии». Еще есть несколько сотен 75-мм пушек времен прошлой Великой войны, совершенно не отвечающих современным требованиям — например, они непригодны для борьбы с танками. Тяжелая артиллерия представлена двумя дивизионами 150-мм гаубиц, образца еще той войны. Хорошо, что удалось получить от немцев достаточное количество минометов. Но это обычные системы калибр 50 и 81 — ничего похожего на русские «катюши» и «тюльпаны» мы не имеем. Есть еще шестьдесят зениток «88» — однако же посылать их на фронт крайне нежелательно, поскольку они составляют основу ПВО страны. Что до авиации, то она, к сожалению, понесла потери в Португалии — сейчас же мы имеем всего 56 Ме-109G, 37 Ю-88, 25 Не-111. Еще есть полторы сотни старых машин, оставшихся со времен Гражданской войны — русские бипланы И-15 и Р-5, французские «потезы-25», итальянские «фиаты». Резервов техники нет. Собственное производство кое-как обеспечивает потребность в стрелковом вооружении и боеприпасах. Снарядов и автомобильного бензина хватит на месяц интенсивных боевых действий, авиабензина — на две недели. Мой вывод — война против русских или англо-американцев без поддержки рейха — это самоубийство.

— На Пиренеи не надейтесь! — вставил полковник. — Господа, я тут имею сведения из Италии. Там в похожей местности существует фактически коммунистическая партизанская республика, контролируемая русскими парашютистами — которые, однако, имеют под своей командой несколько тысяч местной гверильи, организованной по-военному, дисциплинированной и отлично вооруженной. И это в Италии, где еще месяц назад, до входа туда немцев, повстанцев не было вообще! Что будет у нас, прибегни русские к такой тактике, мне страшно представить!

— Благодарю Вас, сеньор генерал, — спокойно сказал Франко. — Сеньор адмирал Бланко?

— К сожалению, мой доклад будет короче всех, — заявил адмирал. — Флота у нас нет. Все наши корабли крупнее тральщика потоплены в море или выведены из строя бомбардировками в портах. «Галисию», «Наварру» и два эсминца можно восстановить — но это займет не меньше трех месяцев, даже при нормальной работе заводов. База в Ферроле и береговая оборона Атлантического побережья понесли огромный урон от тех же бомбардировок. База в Кадисе также неоднократно подвергалась бомбовым ударам. Мало пострадала Картахена. А наши германские союзники прибрали к рукам все, до чего могли дотянуться — не сомневаясь, что Испания существует лишь затем, чтобы обеспечивать выход в океан их субмарин. Мой вердикт — вторжения с моря мы отразить не сумеем.

— Благодарю и вас, — сказал Франко. — А теперь, сеньоры, я хотел бы, чтобы вы выслушали главное. Прошу вас, отец Карлос.

Военным капелланам в любой армии положен мундир, хотя и с особыми знаками отличия. Но святой отец, глава Испанского военного ордоната (Прим. автора — в системе Католической церкви епархия особого рода, объединяющая не прихожан некоей территории, а всех католиков, служащих в армии данной страны.) был в обычном священническом облачении, что подчеркивало — он выступал сейчас в первую очередь как голос Рима, а не как подданный и подчиненный каудильо.