И вдруг доклад с поста РЛС — обнаружена работа радара, судя по длине волны, немецкий «вюрцбург», пеленг 70. И почти сразу выстрелы с правого берега — недолет. Но судя по всплескам, это не шестидюймовки, калибр линкорный! Одного снаряда достаточно, чтобы потопить эсминец или нанести тяжелое повреждение крейсеру!
Пеленг на немецкий радар — с нас и с «Беспощадного», идущего концевым. Пересечение пеленгов — место цели на карте. «Беспощадный», «Бойкий», «Бодрый» стреляют по радару, чтобы ослепить немцев. А «Ворошилов», «Способный», «Сообразительный» бьют по засеченному месту немецкой батареи. Сорок секунд после залпа, минута — следующего еще нет. Значит, это не башенная батарея, там скорострельность была бы как на корабле, два, даже три в минуту. А пушки, открыто стоящие в двориках, даже от наших калибров не защищены!
Второй залп немцев последовал через четыре с половиной минуты. И место цели, судя по вспышкам, было дальше и в стороне от первоначального? Тогда мы сочли, что в первый раз определили с ошибкой. Снаряды легли на этот раз с перелетом, как и ожидалось — но и заметно вбок, с ошибкой по целику, что было странно, с такой дистанции визировать должны были точнее. И стреляли в этот раз лишь три орудия, а не четыре. А мы прошли уже две трети пути. Слева Мессина, город хоть и затемнен, но плохо, какие-то огни можно различить. И восемь миль до выхода из пролива!
Третий залп. Один из снарядов упал у борта «Способного», сообщают, тряхнуло сильно, но повреждений нет. И доклад с радара, «вюрцбург» наконец заткнулся — то ли, наконец, накрыли его, то ли немцы решили не испытывать судьбу. И что интересно, позиция батареи снова сместилась, и как по дуге — на этот раз ошибки быть не может.
— Железнодорожная батарея, — говорит капитан 1-го ранга Жуков, командир «Ворошилова», — маневрирует по «усу», удерживая нас в секторе обстрела.
Тогда — максимальная скорострельность по обнаруженному месту и чуть дальше, правей, с учетом возможного перемещения. Крупнокалиберные железнодорожные транспортеры имеют очень малый угол обстрела, по нескольку градусов от направления пути. И потому для них подбирают участки с плавным поворотом или специально прокладывают такие «усы», чтобы орудия, перемещаясь, могли менять сектор обстрела. Немцам не повезло, что они поздно нас обнаружили и изготовились к бою. Такая батарея обычно держит дальние подступы, и основная директриса стрельбы для нее должна здесь быть вдоль пролива, на юг, где немецкие одиннадцатидюймовые пушки, какие стояли у них на дредноутах прошлой войны, а сейчас переделаны в береговые, имели бы над нами подавляющее преимущество. Но мы уже вошли в пролив и имели слишком большое угловое перемещение, каждый раз выходя из сектора обстрела, так что немцы вынуждены были при каждом залпе менять позицию и пристреливаться заново. И конечно, железнодорожные пушки не защищены ничем — если их обшить броней, пути не выдержат такую тяжесть!
Мы достали их раньше! Даже ночью и издали было видно, как что-то хорошо взорвалось на правом берегу. Очевидно, наш снаряд попал в вагон-погреб с боезапасом. И батарея больше не стреляла.
Больше до выхода из пролива не случилось ничего. Можно было опасаться, что за поворотом, не просматриваемые до выхода в атаку, нас будут ждать торпедные катера. Потому «Способный» и «Сообразительный», идущие головными, были готовы к отражению этой угрозы. Но катеров мы не встретили.
Пролив остался за кормой. Мы входили в Тирренское море. В два часа ночи 18 марта эскадра обогнула остров Стромболи, легла на курс 300. В 2:10 из радиорубки доложили — получено сообщение от К-25. «Вас видим, находимся в десяти милях впереди вас, можем держать эскадренный ход двадцать восемь. ПЛО обеспечим, сейчас все чисто. Просьба не атаковать обнаруженный перископ — возле вас это будем только мы». Наши акустики не слышали ничего. Значит, эта К-25 и в самом деле не засекается с дистанции, на которой она не только видит противника, но и может по нему стрелять. Так как я прочел, она именно с этого расстоянии потопила «Эйген».
Наконец можно было снизить готовность, дав людям отдохнуть. Если авиация ночью не опасна, а субмарина не подкрадется — поскольку, как нам сообщили, К-25 уже потопила их четыре, только здесь, в Средиземке.
Перед рассветом К-25 снова вышла на связь, телефоном, по УКВ. Рекомендует изменить курс вправо, обнаружена подводная лодка. Британец, но может сдуру атаковать. Нам союзника топить, или обойдемся без этого? Мы повернули, совершая маневр уклонения. И опять акустики не слышали ничего.
Утро было очень мрачным. Весь восточный горизонт был затянут пепельно-черными тучами, имевшими в лучах восходящего солнца очень устрашающий вид. Мы тогда не знали, что 18 марта случилось извержение Везувия, и пепельные облака накрыли значительную территорию, у немецких самолетов на аэродроме близ Неаполя ломало крылья тяжестью выпавшего пепла. (Прим. автора — исторический факт. Только в нашей реальности аэродром и самолеты на нем были американскими).
Погода была, в общем, летная, и мы удивлялись, что в воздухе не видно ни одного «юнкерса»-разведчика. Он появился уже ближе к полудню, когда мы были почти на широте Рима. Значит, скоро жди гостей!
Первый налет был в час дня. Около двадцати «фокке-вульфов» — будь Ю-87, было бы гораздо опаснее. Но к концу третьего года войны «штуки» почти исчезли из состава немецких эскадр пикировщиков, замененные штурмовыми версиями «ФВ-190». «Фок» мог действовать гораздо успешнее на нашем фронте, но не умел пикировать, не имел штурмана-бомбардира в экипаже, и даже бомбового прицела — это был именно штурмовик, опасный против малых кораблей и катеров; теоретически он мог нести торпеду, но реально я не слышал ни об одном таком случае. Три «фоккера» были сбиты, корабли повреждений не получили, лишь на «Бодром» были легкие повреждения надстроек от пулеметного огня, один убитый, четверо раненых. Но еще через час появились «юнкерсы», это было уже серьезнее. Правда, это были не «штуки», а Ю-88, они бомбили с пологого пикирования, с большой высоты. Но и нам трудно было их достать — снятие с эсминцев 76-мм зениток в пользу «бофорсов» было ошибкой, очень удачный американский автомат все же был оружием ближнего боя — и если на «флетчерах» по самолетам на больших высотах мог стрелять главный калибр, то у нас достать немцев на высоте больше четырех тысяч могли лишь «сотки» крейсера. Один «юнкерс» все ж потянул к берегу, оставляя дымный хвост. Но налеты продолжались.
В 15:30 нас атаковали торпедоносцы. Тут наши зенитчики отыгрались, стреляли и стотридцатки эсминцев — четыре «юнкерса» были сбиты, остальные побросали торпеды с дальней дистанции и удрали, причем еще два уходили с дымом, но их падения мы не видели. Немцам очень не хватало хорошего пикировщика взамен устаревшей «штуки» — насколько мы были ознакомлены с опытом тихоокеанских сражений, одновременный удар пикировщиков и торпедоносцев с раздергиванием зенитного огня обороняющейся стороны по разным высотам и направлениям был там очень эффективным. И снова атаки с большой высоты, сколько бомб фрицы высыпали в море, сколько наглушили рыбы! Мы были уже севернее Рима, входили в пролив между Корсикой и Италией. Уже и наши в Генуе вышли на связь, через час нас должны были прикрыть истребители. Мы почти уже дошли!
Этот налет был не сильнее предыдущих. Три тройки Ю-88 заходили в атаку на хвост нашего ордера, опасаясь зениток «Ворошилова». И полутонная бомба взорвалась прямо у кормы «Беспощадного»! Эсминец сразу начал отставать, резко сбавил ход. Вот не было печали — расслабились под конец!
Доклад о повреждениях заставил меня выругаться. Особенностью эсминцев «проект 7» была комбинированная система набора корпуса, продольная в средней части и поперечная в оконечностях, это давало небольшую экономию веса — но стыки были слабым местом. Случалось, что корпуса трещали даже на штормовой волне, как североморский «Грозный» в декабре сорок первого. Страдали этим и итальянские корабли, бывшие прототипом для наших — два их эсминца затонули в шторм, в марте и мае сорок второго, хотя бури в Средиземном море слабее, чем в Атлантике, у нас на Севере или на Тихом океане. Немецкая бомба взорвалась в воде у борта «Беспощадного», в районе 173-го шпангоута — как раз возле «концентратора напряжений», в итоге не только разорван борт, но и треснули балки силового набора, возникла опасность, что корпус просто переломится при большой нагрузке — от еще одного близкого взрыва, не говоря уже о попадании, от большой волны, и даже если дать полный ход. Затоплены артпогреб четвертого орудия и румпельное отделение, корабль управляется машинами. И может развить не более пятнадцати узлов!
