Каудильо был удивлен. Понятно, что в Италии, после событий в Риме, Церковь вынуждена договариваться с советскими. Однако, похоже, речь шла о чем-то большем, чем локальное сотрудничество. Неужели Папа и впрямь заключил с безбожниками-большевиками союз, о чем тоже доходили слухи?
А в Фаланге и впрямь, многие слишком заигрались. Их место в государстве, это цепные псы — растерзать того, на кого укажет хозяин. А вот срываться с цепи и не признавать хозяйскую руку, не сметь! Отправка «Голубой дивизии» на русский фронт была вызвана желанием не столько помочь Германии, как избавиться от наиболее ретивых. Как и после, именно добровольческие «колонны» непримиримых фалангистов, а не армейские дивизии, были первыми брошены в огонь под Гибралтаром, в Марокко, в Португалии. Вот только и в Фаланге тоже все понимали, не дураки — как доложили каудильо, там уже слышался ропот. А завтра, по старой испанской традиции, и до бунта дойдет!
Хотя случаи насилия над священниками были не так часты, а сожженные церкви по пальцам можно было счесть. Испания все ж католическая страна, и очень многие помнили, чем обернулось разрушение храмов для республиканцев в той войне. А война разведок шла, это было. Не то чтобы Ватикан считался врагом — но каудильо весьма нервно относился к любой тайной деятельности на своей территории, разумно полагая, что даже дружественная или нейтральная, завтра она может повернуться против тебя. А так как «Опус Деи» хранила традиции старейшей из «спецслужб» мира, зачастую превосходя и британскую разведку, то удары нередко не достигали цели, приходясь по посторонним людям. К этому Франко относился философски — лучше посадить невиноватого, чем пропустить затаившегося врага.
— Позвольте спросить, сеньор Кертнер, какой же в этом деле интерес СССР? Насколько я помню, у наших стран не было спора на мировой арене. Если не считать то, что завершилось пять лет назад. И это было на нашей территории, скорее мы чем Россия являлись в итоге пострадавшей стороной!
— Положим, иные из наших полководцев еще ничего не забыли и не отказались бы переиграть. Но воля товарища Сталина для нас — закон. Вы правильно заметили, у СССР нет, и не ожидается непримиримого пересечения интересов с Испанией — зато весьма вероятно, будет, с иными державами. Потому для нас выгодна Испания — нейтрал, проводящая свой независимый курс, и мы понимаем, что для того вам необходимы стабильность и богатство. Что ж, может, мы и не будем друзьями — но вполне можем стать добрыми соседями, уважающими интересы друг друга. В то же время для нас категорически неприемлема Испания, идущая в фарватере держав, находящихся в конфликте с СССР — и чтобы предотвратить это, мы пойдем на меры, какие сочтем нужными.
Кровавый хаос, еще лет на десять, если перевести с дипломатического на нормальный язык — подумал Франко — среди «левых», ушедших в горы, не менее десяти тысяч все еще считают себя «людьми Ибаррури». И выполнят любой приказ Москвы — особенно если их накачать оружием и прислать инструкторов, а то и группы осназа, по образу и подобию итальянских Красных Бригад. Будь русские одни, этих можно было бы раздавить силой — но в союзе с Церковью, Сталин вполне может, имея желание, раздуть в Испании пожар, еще сильнее, чем в тридцать шестом году. Вряд ли коммунисты победят, все же очень многие будут и против — но если ставить целью не победу, а войну ради войны, страшно представить, что будет со страной!
— Следует ли понимать ваши слова, сеньор Кертнер, что вы предлагаете нам, в случае если мы договоримся, первый из вариантов? — спросил Франко — и если вы столь хорошо знакомы с нашей внутриполитической обстановкой, то у вас есть и конкретные предложения? Причем такие, что не вызовут явной и вражды со стороны упомянутых вами иных держав?
— Есть — кивнул Маневич — для начала, вы согласитесь, дон Франсиско, что прежде всего Испании нужна стабильность? Иначе капитал бежит прочь, никто не будет вкладываться в страну, где неизвестно, что будет завтра. А если нет богатства, то нет и довольных. Вы безусловно, вождь нации, дон Франсиско — но ваша власть не освящена ничем, а значит, любой кто вас свергнет, будет, цинично рассуждая, столь же законен, как вы. Хватило бы только сил — что в неустойчивой обстановке, величина весьма переменная, и у самых верных может возникнуть соблазн. А что бы вы сказали, по поводу восстановления монархии? Разумеется, не немедленно, а как позволит обстановка — но объявить о том уже сейчас? И конечно, лично вам будет гарантирован достойный пост — командующего армией, канцлера, премьера, на ваш выбор.
— Странно слышать такое от русского большевика. Вы ведь не беспартийный — насколько я знаю ваши законы, на такой должности как ваша, это невозможно.
— Дон Франциско, вам должно быть известно, что учение Троцкого о мировой революции сейчас в СССР вовсе не в почтении. И наша политика, это реализм. Если монархия в Испании, это наиболее эффективное решение, то так тому и быть.
— А отчего вы думаете, что монархия будет более стабильна? У нас не однажды свергали и королей!
— Так, дон Франциско, принятие монархии будет поводом для нового политического курса. Национальное примирение — «все мы, прежде всего, испанцы, живем в этой стране, это наш дом». С вашей стороны, широкая амнистия коммунистов и социалистов, разрешение деятельности коммунистической и социалистической партий, равно как и общества советско-испанской дружбы, Ну а СССР обязуется использовать все свое влияние на левые партии, прежде всего на коммунистов, чтобы они ограничили свою деятельность легальной политической борьбой. Аналогично, Святой Престол употребит свое влияние на подконтрольные ему политические силы.
— Не все подконтрольны вам, и даже Его Святейшеству — усмехнулся Франко — что вы будете делать с бандами Хейса?
Первоначально проблема называлась — «Лондонское бюро» — Международное бюро социалистического революционного единства, вбиравшее в себя все антисталинские, антисоветские течения. Процесс был ускорен после московских процессов тридцать седьмого года, и усугублен испанской спецификой (анархистские традиции, не принимающие коллективизм). После гибели Республики, такие партии как ПОУМ утратили самостоятельное значение, эмигранты разбрелись по всяческим «левым» партиям, а бойцы, оставшиеся в Испании, примкнули к коммунистам, как к наиболее организованным на тот момент. Что не пошло коммунистам на пользу — отягощенные идейно чуждым балластом, отряды и группы в большинстве утрачивали связь с руководством Испанской компартии, эмигрировавшим в Москву. В этот момент на горизонте появился Карлтон Джозеф Хейс, профессор, интеллектуал, не чуждый «левых» взглядов, сочетающихся с фанатичным американским патриотизмом. Его стараниями, в Испании появилось невозможное, антисоветские проамериканские коммунисты — хотя в действительности их идейный багаж был сильно разбавлен наследием троцкистов из ПОУМ, а особенно анархистов, это были именно коммунисты, в своей основе, в 1944 году составлявшие большинство антифранкистских сил, еще удерживающих целые «партизанские районы». Хотя, как было уже сказано, еще оставались и отряды, подчиняющиеся эмигрантам в Москве.
— Не думаю, что американцы будут возражать, против разоружения этих отрядов — ответил Маневич — как и всех прочих, в новой Испании лишь полиция и гражданская гвардия будут иметь законное право на применение силы, и только для поддержания порядка и защиты прав всех граждан, независимо от их политических взглядов. Именно это будет категорически требовать советская делегация при заключении договора о статусе Испании. И у нас есть все основания думать, что британская сторона нас поддержит — ради уменьшения американского влияния. Да и США, при вашем переходе к монархии, будут гораздо больше заинтересованы в вашей стабильности, а значит и рынке сбыта, и объекте для инвестиций. — а вот содержание вооруженных отрядов, созданных исключительно для противовеса вам, теряет выгоду и смысл. Впрочем, если американцы проявят упрямство, это лишь замедлит, но не отменит процесс. «Все мы испанцы, независимо от политических пристрастий, и хотим, наконец, мира в нашей стране — собственность, семья, религия, порядок!». Хорошо будет и мемориал памяти всех погибших на гражданской войне соорудить. А возмутители спокойствия станут изгоями в глазах всей нации, и это при том, что численность и влияние левых и так неуклонно падает.
