Единственно, коту не нравилось, что территория постоянно менялась. И ее каждый раз приходилось обследовать и осваивать заново. Потому, ради осторожности, сначала кот бегал вместе с Хозяином, запоминая границы своих новых владений, затем решался отбегать в сторону, но так чтобы Хозяин был где-то поблизости, и лишь уже освоившись, позволял себе ходить свободно, уже по знакомому месту. Вот и сейчас кот знал, что рядом бежит Хозяин, с людьми из его стаи — но где было людям, между домами и заборами, угнаться за котом?

И тут из-за угла впереди появился человек. Чужой — и Хозяин, и его друзья, пахли совсем иначе. Человек нагнулся, пытаясь схватить кота за загривок, в другой его руке блеснул нож. Хозяин проделывал это куда быстрее!

— Шайзе! — сказал человек, когда кот, извернувшись, вцепился в его руку и зубами, и когтями. И пытался ударить кота ножом — но кот, тотчас же отпустив пораненную руку, прошмыгнул у человека между ног и впился ему сзади в лодыжку, прокусив сухожилие. И отскочил, злобно шипя — шерсть вздыблена, хвост трубой. Человек заорал, и сунул руку в карман, доставая пистолет.

— Хальт! Хенде хох, сука!

Кот опустил хвост и недовольно муркнул — хозяин, мог бы и побыстрее!

Маэстро проклинал свою «удачу» и этот день, это надо же было так глупо попасться! Мы все, конечно, патриоты Рейха — но Германия войну проиграла, надо смотреть правде в глаза. И огромная разница, бравировать перед подследственными, или всерьез задуматься о будущей собственной судьбе. Надо было успеть соскочить с поезда, на всех парах несущегося к обрыву, и отступление немецкой армии давало тому лучшую возможность, не хватало еще попасться по обвинению в дезертирстве, а штрафной батальон Остфронта, это тот же смертный приговор! Правда, здесь, в Тулоне и Марселе, был риск быть узнанным — но и выгода от знания кое-каких людей и маршрутов, в Швейцарию, или в Испанию, будет видно! А следователю гестапо несложно добыть и подлинные французские документы (одного из расстрелянных, и по возрасту, и даже внешне похож), и штатскую одежду, и кое-какие ценности (золото, и валюта, из числа утаенного при обысках), достаточно чтобы начать новую жизнь в другой стране? Затеряться при эвакуации, «пропасть без вести», пересидеть в подготовленном убежище, в подвале одного из складов — и вылезти, не сразу, когда русские только что вошли, и стреляют во все что шевелится, но и не тянуть, когда уже будет наведен порядок. И кто заподозрит скромного француза (благо, Маэстро, будучи родом из Эльзаса, на этом языке говорил свободно), одного из многих беженцев, сорванных с места войной? Тем более надо всего лишь, выбравшись из порта, найти в городе одного скользкого типа, промышлявшего контрабандой, а еще подрабатывавшего агентом гестапо — он не откажется помочь, не ради любви к Рейху, а чтобы не быть выданным. Правда, он может решить, что концы в воду (в виде трупа) надежнее — ну так парабеллум в кармане, и быть начеку, да и не знает этот месье, один я или за мной Организация? Все было бы так — если бы не те проклятые консервы!

Маэстро был предусмотрителен, сделав в убежище запас продуктов. Но консервы оказались протухшими, чертова интендантская крыса, ну попадись он мне еще! Двое суток просидеть на одних сухарях и воде, желудок уже сводило — и этот кот, а кошачье мясо совсем как кроличье, если правильно приготовить! Захотелось поужинать, вспомнить Сталинград, только так там и питались — ели котов, собак, ворон, и дохлую конину. Так мало того, что кошак оказался необычно ловким, еще и русских черт принес! Причем не патруль из простой пехтуры, а судя по камуфляжу и поведению, егеря-антидиверсы, самый опасный противник, специально натасканный на таких как он! Попробовать отбиться, парабеллум в руке, запасная обойма в кармане, убежище рядом, и скоро уже стемнеет? Не получится, их трое — нет, уже шестеро, и кажется, там еще кто-то есть, и все с автоматами, и стоят грамотно, даже дернуться не успею, изрешетят! Умирать очень не хочется — а ведь убьют, прямо здесь и сейчас!

Пистолет стукнул о камень. Маэстро поднял руки. В конце концов, отчего бы мирному французу не иметь оружие, подобранное на всякий случай, в городе ведь наверняка грабежи — особенно туркоарабы из вспомогательной полиции свирепствуют, не думают, обезьяны, что с ними после будет! Архив гестапо уничтожен, он лично проследил, свидетелей из подследственных не так уж много, живых, ну а персонал должен был удирать куда быстрее частей вермахта, не ожидая от русских, да и от освобожденных французов, ничего хорошего! Трое русских подходят, а шестеро, вижу их, прикрывают, держат периметр — да, опытные, сбежать от них точно не удалось бы! Поставили лицом к стене, обыскали — тоже умело, не только карманы, но и все места, где может быть что-то спрятано. Документы их старший себе в карман сунул, даже не читая — плохо, значит в СМЕРШе разбираться будут. И проклятый кот здесь же крутится, пнуть его напоследок, единственное что остается!

Кот увернулся опять! Высоко подпрыгнул, шипя как кобра, повис на штанине, и впился зубами между ног Маэстро. Гестаповец заорал, пытаясь отцепить этого чертового зверя, и тут же получил жестокий удар по почкам.

— Рук не опускать! — сказал русский — и не сметь обижать моего кота, урод! Руки на затылок — и пошел!

Кот спрыгнул наземь, подошел к русскому, с урчанием потерся о ногу. Так это не обычный кот, а как собака — служебный, дрессированный, русских понять невозможно, они и котов могли поставить в строй?

— А еще он вцепляется и выцарапывает глаза — сказал русский насмешливо — и любит откусывать уши, нос, пальцы. А когда почует кровь, то совсем звереет, даже я его боюсь, может горло перегрызть. Попал ты, фриц — все это у тебя еще будет, на допросе.

Маэстро вздрогнул, представив эту процедуру — он любил причинять боль другим, но никак не переносить ее сам. А травить допрашиваемого специально обученным котом, это надо было додуматься, русские варвары, звери! Черт, этот русский же по-немецки говорил, и я показал, что понял! И татуировка подмышкой, группа крови — господи, ведь эсэсовцев они в плен не берут, а сразу ставят к стенке! Если только пленный не представляет оперативный интерес! А я ведь знаю достаточно много!

— Я хочу сделать заявление! Я старший офицер гестапо, и готов добровольно сотрудничать с русской контрразведкой!

А я всего-то приколоться хотел, ну и проверить свой немецкий. Вот фриц пошел, слабоват на расправу! Впрочем, фильм помню, еще по той прежней жизни, «Майор Вихрь», как там абверовец свои услуги предлагает — все по-разумному, война кончается, о себе надо подумать. Ну да это уже не наше дело — сдали мы этого, в Особый Отдел к морпехам, там с ним уже разберутся до конца. А кота Партизана даже не знаем, как наградить — тушенкой, так он и так на кухне жрет от пуза! У англичан, слышал, в этой войне животным настоящие награды вручали — собакам, лошадям, даже почтовым голубям — так у нас это не принято. Валька предложил коту ошейник сшить и на него немецкий Железный Крест повесить, а то и два, не жалко — что цепляться и греметь будет, так это лишь как парадная форма! Ты что, обалдел — фрицевские награды, за хорошее дело? Так и не решили.

Слушали сводку Совинформбюро. Началось, наконец — наши на Берлин наступают! А мы тут застряли — ну, разве с «лягухами» Боргезе сцепиться придется, когда юг Италии освобождать будут? Завершится война через пару недель, вот юмор, если тоже будет Девятое Мая — а я так майора и не получил. А в мирное время… впрочем, что гадать? Да и с самураями еще разбираться придется!

Сглазили — еще до полуночи пришел приказ. Основной состав роты остается здесь — причем один взвод предстоит выделить на ЧФ, тоже наверное после в роту, и в батальон подводного спецназа развернут! А спецгруппа (список прилагается, все наши, «из будущего»), срочно отбыть в распоряжение штаба Первого Белорусского фронта, самолет уже выслан. Так это к Берлину — неужели, Гитлера брать будем?