Москва. Вечер.

12 апреля 1940 года. СССР.

Александр Самсонов (Дитрих Краузе)

Вот и прошёл день! С самого утра Александр был на взводе, ожидая момента, когда за ним придут и снова отведут на допрос к следователю Жукову. Но миновало утро, потом день, никто не приходил и он начал успокаиваться. В самом деле, этот Жуков, наверное, уже ушёл домой, к жене… ну, или любовнице. Чего ему тут торчать допоздна, Саша всё равно никуда не денется. Может, дела навалились или просто забыл про него? Неважно, главное, отсрочка до утра..

Ужин прошёл как обычно, Саша улёгся на койку, когда услышал вдалеке приближающийся звук шагов. Его мгновенно бросило в пот. С напряжением вслушиваясь, он неистово надеялся, что эти шаги пройдут мимо его камеры, в конце концов, Саша не один тут, на этаже, сидит. Увы, звуки стихли именно перед его обиталищем. Раздался грохот открываемого замка, и дверь распахнулась, открыв его взору даже не одного, а двух конвоиров.

— Краузе, на выход!

Сглотнув, Александр с трудом принял спокойный вид и вышел из камеры, преодолевая внезапно накатившую слабость в ногах. Закрыв дверь, один конвоир пошёл впереди него, другой пристроился сзади. С каждым шагом, приближающим его к кабинету для допросов, Саша чувствовал, как внутри него скручивается какой-то тугой ком, мешающий дышать. В голове начали мелькать кадры пыток и инструментов для них, которые он видел по ТВ и в книгах. На сей раз его хвалёное воображение сыграло против него, в подробностях представив, как всё это может быть применено на нём. Он мысленно взмолился, чтобы этот коридор был бесконечным.

Не помогло. Довольно быстро они дошли до какого-то другого кабинета. Первый конвоир, молча открыл дверь и впустил его внутрь, сам, вместе с напарником, оставшись снаружи. Александр затравленно огляделся.

Это помещение, в отличии от прошлого, было какое-то вытянутое. От двери до стола следователя было не меньше метров десяти. В кабинете были двое. Один, его следователь Жуков, сидел за столом и улыбаясь, смотрел на него, затягиваясь папиросой. Другой, крепкий парень с двумя прямоугольниками в петлицах, стоял возле его стола и равнодушно глядел на Сашу.

«Сержант или старшина? Не помню… Да и неважно это. Вот и приплыл ты, Саша, к своему вечному причалу..» — горько подумал он. Вырваться отсюда нечего и думать. Может, признаться в том что они захотят? А смысл? Потом за это же и расстреляют. Или отправят чистить Сибирь от снега на много лет. И зачем тогда он здесь оказался? Просто сдохнуть? Или это какая-то проверка его поведения? Что гадать, сейчас он всё узнает.

Жуков, тем временем, аккуратно затушил папиросу в стеклянной пепельнице и весело посмотрел на него.

— Ну что, гражданин Краузе… или Самсонов?.. готов рассказать нам правду? Или опять начнёшь рассказывать басни про посланца из будущего? — широко улыбаясь, спросил следователь.

Александр тяжело вздохнул и еле слышно пробормотал:

— Мне нечего вам рассказывать… Все мои слова были правдой. Если вы не верите, это не моя вина.

— Вот оно что… — глубокомысленно кивнул головой Жуков. — Значит, это я виноват, что не поверил в твои россказни, так? Очень интересная логика.

Он встал и обошёл вокруг Саши.

— Понимаешь, Самсонов… Я ведь тебе помочь хочу. Честно. Если ты расскажешь всё как есть на самом деле, то я буду ходатайствовать о смягчении наказания. А вот ты сам себе помочь не хочешь… Ты что, дурак или как? — он с интересом посмотрел на Александра.

Тот молчал. Сказать ему было нечего. Да и не зря говорят в будущем «..всё что вы скажете, может быть использовано против вас!»

— Молчишь? Это плохо… — грустно констатировал Жуков. — Значит, ты не хочешь использовать свой последний шанс на мою доброту?

Александр поднял голову и посмотрел прямо в глаза следователю, который стоял перед ним.

— Просто доложите товарищу Берии мои показания. И всё. Больше я у вас ничего не прошу.

Следователь искренне рассмеялся.

— То есть ты предлагаешь мне идти с твоими показаниями к самому Лаврентию Павловичу? — он хмыкнул. Внезапно его лицо стало жёстким. — А ты знаешь, что он сделает потом? Не знаешь? А я скажу! Отправит меня на Новую Землю пингвинов в партию принимать! И это ещё в лучшем случае! Так! — он снова вернулся за свой стол. — Я хотел с тобой по-хорошему… но увы, ты сам сделал свой выбор. Теперь отвечай за него.

«Точно так же сказал и Гюнтер после моего нападения..» — мелькнуло в голове у Саши.

— Сержант!

Крепкий парень словно очнулся и, не торопясь, подошёл к Александру. Тот невольно напрягся. С таким же равнодушным взглядом, сержант без замаха сильно ударил его под дых, заставив Сашу согнуться, пытаясь судорожно вдохнуть воздух. Одной рукой он взял его за шиворот и заставил выпрямиться.

— Так что, вспомнил что-нибудь? — спросил Жуков.

Хватая воздух, Александр молча смотрел на него, пытаясь отдышаться.

— Понятно, упорствуем… — и кивнул головой.

Сержант перехватил поудобнее его за шею и резко опустил на своё поднятое колено. Сильнейшая боль в носу заставила Сашу громко застонать и схватиться за лицо, по которому заструилась кровь. НКВДшник толкнул его и Александр растянулся на полу, с трудом удерживаясь от крика боли. Сквозь слёзы на глазах, он увидел как сержант подходит к нему и непроизвольно сжался в комок. Тот остановился возле него и снова ударил по животу, прикрытому руками, только на этот раз ногой, обутой в сапог. Ладони слегка смягчили удар, но его всё равно хватило, чтобы снова задохнуться от нехватки воздуха и нового приступа боли.

— Не хочешь что-нибудь рассказать? — донёсся до него спокойный голос Жукова.

Внезапно Александр понял ту мысль, что старательно отгонял от себя с тех пор как оказался в камере. Здесь всем плевать на него и его сведения. Его просто убьют или изуродуют, и никто ничего не сделает. Подумаешь, ещё один труп… Конкретно этому следаку нужно его признание, не то, которое он рассказал, а другое, которое он сможет подшить в дело, получить повышение… а он, Саша, отправится по этапу, если вообще выживет. Он просто винтик, который можно сломать и выкинуть… Карательная система НКВД во всей её эффективности. Впрочем, он уверен, что и в гестапо всё точно так же.

Слегка отдышавшись, Александр посмотрел на сержанта, который так и стоял рядом, по-прежнему равнодушно глядя на него. Для крепыша все эти избиения и допросы давно стали просто работой. Он не мучается совестью, не рефлексирует… Надо бить — бьёт. Не надо — просто стоит. Не испытывает ненависти к заключённым или удовольствия от избиения. Нет, это просто работа, тяжёлая но необходимая. Может ещё доппаёк получает. Вот и всё.

Когда Саша это понял, стало почему-то легче. Что ж, раз есть выход только между неприятным и очень неприятным то и действовать надо соответственно. Говорят, что надо опасаться загнанной крысы… Правильно говорят. Почему? Потому что ей уже нечего терять, кроме жизни, которая и так висит на волоске. Чем-то он напомнил себе игрового персонажа Макса Пейна. В самом деле, потеряв горячо любимых жену и ребёнка, зачем ему было жить? Какой смысл, если душа и сердце мертвы? Для Макса смыслом стала месть. В любом случае он выигрывал. Или убивал всех кто виновен в смерти его любимых, либо они его убивали, и тогда он присоединился бы к своей семье. Беспроигрышная тактика. Когда задавливаешь инстинкт самосохранения и перестаёшь ценить жизнь, обретаешь такую лёгкость… Исчезают страх, сомнения, боль… Есть только цель.

И теперь у Саши тоже есть цель. Не уйти отсюда, не прорваться на волю, он знал, что это невозможно. Цель намного легче… Сдохнуть вместе с этими равнодушными тварями, для которых люди просто винтики. А значит, пора начинать.

Отдышавшись, он снова посмотрел на сержанта, который в этот момент отвёл взгляд на следователя. Голова работала чётко, нос болеть перестал, видимо, всплеск адреналина погасил боль. Вот за это спасибо, родной организм!