— Скажу вам откровенно, Александр Григорьевич. Положение ваше довольно серьёзно. Вы только что сознались в том что являетесь явным антисоветчиком. Перед этим устроили бунт в камере допросов и убили нашего сотрудника, заодно, ранив ещё нескольких. За половину этого списка мы имеем полное право расстрелять вас, либо отправить в лагерь. Не знаю, какое решение примет руководство в отношении вас, но вряд ли оно вам понравится. Ваши показания я передам наверх, ждите! — с этими словами, Круглов встал, одёрнул форму и вызвал конвой.

За те сутки, что прошли после разговора с врачом, состояние Александра продолжало довольно быстро улучшаться. Регенерация тому виной или что, но теперь он мог передвигаться по коридору сам, пусть и медленно. И теперь, направляясь в медицинский блок, Саша гадал, кому передаст Круглов его показания и какое будет решение насчёт него.

Берлин.

14 апреля 1940 года.

Гюнтер Шольке.

Вот и закончилось его второе пребывание в гостеприимной клинике. Гюнтер, уже одетый в форму, проверил расположение пряжки ремня, фуражки и подхватив лёгкий ранец, вышел из палаты. Откровенно говоря, он надеялся утром встретиться с Лаурой, но та куда-то пропала, а доктора Венцеля спрашивать не хотелось. Спустившись в канцелярию, он узнал от словоохотливой служащей, что его документы на выписку скоро будут готовы и ему лучше подождать в холле.

Уже внизу, Гюнтер подошёл к открытой настежь двери на улицу и с наслаждением втянул свежий воздух, напоенный солнцем, свежестью и другими запахами улицы. Весна всё сильнее завоёвывала природу, многие пациенты и сёстры ходили в парке в одних пижамах и халатах. Подышав немного, он вернулся в холл и устроился на кресле, в маленьком закутке, откуда его с трудом было заметно. Делать было нечего, кресло удобное, и он решил подремать, прежде чем выйдет наружу и отправится домой, навестить родителей, как и обещал.

Гюнтер уже начинал проваливаться в лёгкую дрёму, когда услышал отдалённые, быстрые шаги. Похоже, несут его документы. Он хотел встать, но тут стук каблуков оборвался совсем рядом с ним, а за угол заглянула голова недоумённой Лауры.

— Ой, вот ты где, любимый! А мне сказали, что ты ждёшь в холле, я пришла и не увидела тебя..

Она подошла к нему, нагнулась и жарко поцеловала в губы. От этого страстного поцелуя девушки, Гюнтер почувствовал, что опять начал возбуждаться. Усиливал это чувство и её запах тела, волос, будоражащий воображение. Схватив проказницу, он посадил Лауру на колени и крепко обнял, зарывшись лицом в её волосы. Девушка засмеялась:

— Гюнтер, мне щекотно! Кстати, а что это снизу в меня упирается? — кокетливо спросила она, слегка поёрзав на его ногах.

— А ты проверь! — парировал Гюнтер. Пользуясь тем, что они сидели в закутке, его рука проникла ей под форму, поглаживая гладкое бедро. Лаура вздрогнула:

— Милый, не сейчас… Нас могут увидеть… — вопреки своим словам, она снова начала ёрзать на его коленях и не стала одёргивать форму. Лицо слегка покраснело, а в глазах, устремлённых на него, появилась поволока, показывающая, что его девочка начинает возбуждаться.

— Ты почему утром не пришла ко мне, чертовка? — тихо спросил её Гюнтер. — Мне очень нужна была твоя помощь.

Лаура хихикнула и спрятала лицо у него на груди.

— Извини, любимый… Фрау Кох надавала мне работы и я не смогла прибежать к тебе. Честно, я бы с удовольствием! Но она всё время была рядом… Прости меня! — грустно закончила она.

— Ладно уж, так и быть… Добрый я сегодня… — усмехнулся Гюнтер, балдея от ощущений сидящей на нём красивой девушки. — Кстати, расскажи-ка мне о своих ощущениях когда вчера ходила без трусов!

— Тсс! — зашипела девушка и густо покраснела. — Не говори так громко… — Она замялась, быстро выглянула из закутка и зашептала:

— Сначала было так непривычно… Я жутко стеснялась. А потом меня захватила работа, я как-то забыла про это и вспомнила только когда собралась домой. Знаешь… — она задумалась. — Интересные ощущения..

— Вот и хорошо! — одобрил Гюнтер. — Настанет тепло, часто будешь так ходить… — смеясь, продолжил он.

— Почему? — удивилась девушка.

— А так удобнее для нас! Трусы мокнуть не будут, да и вентиляция между ног… — не сдержавшись, Гюнтер захохотал.

— Дурак! — хлопнула его Лаура по груди, и сама рассмеялась. — Ты всё время думаешь о сексе и пошлишь? Боже, в кого я влюбилась?.. — покачала она головой.

— Ничего, я и тебя сделаю такой же, моя малышка! — с грозным видом шутливо пообещал он.

— Всё, пропала скромная Лаура… — горестно закрыла она лицо. — Погибла безвозвратно… — и улыбнулась. Они снова слились в поцелуе. Гюнтер чувствовал, что его самообладание начинает рушиться, ещё немного, он плюнет на всё и возьмёт свою девочку прямо тут.

Спасение пришло как нельзя вовремя… или наоборот, смотря с какой стороны смотреть. Появилась та самая служащая и, вежливо улыбаясь, передала ему документы. Лаура, успевшая привести себя в порядок всего за несколько секунд, смотрелась как образец целомудрия, и если бы не блестевшие шальные глаза, Гюнтер ни за что бы не понял чем она занималась совсем недавно.

— Ну… мне пора, милая! — он привлёк её к себе. Они стояли возле самой двери выхода. То и дело проходившие мимо медсёстры с любопытством посматривали на них, но Лауре, похоже, было всё равно, Гюнтеру тем более.

— Люблю тебя! — снова призналась Лаура.

— Я тоже, любимая! Кстати, когда у тебя выходной? — вспомнил он, что хотел узнать.

— Послезавтра, во вторник. А что? — с любопытством спросила девушка.

— Как что? Во вторник я жду тебя в своей квартире. Ты переезжаешь ко мне. Забыла? — Гюнтер с показным удивлением посмотрел на неё.

— С удовольствием, любимый! Такое я ни за что не забуду! — горячо ответила Лаура и сама крепко прижалась к нему. Ощущение её близкого, родного тела наполнило его душу счастьем.

— Отлично! Буду ждать! Пока, моя девочка! — он мягко освободился из её объятий и, пару раз оглянувшись, пошёл к воротам.

Лаура, счастливо улыбаясь, помахала ему рукой. Выходя за ворота, Гюнтер радостно подумал, какая же у него красивая, сексуальная, хозяйственная девушка. Он не знал за что ему такое везение, но намерен был сделать всё, чтобы оно продолжилось.

Тот же день, вечер.

Гюнтер лежал на кровати в своей комнате и смотрел на родные стены, как бы заново узнавая их. Плакаты с Марикой Рёкк, Лидой Бааровой и других звёзд этого времени украшали стены. Особое место занимала большая фотография Макса Шмелинга, выдающегося германского боксёра-тяжеловеса. Гюнтер знал, в прошлом году Макс завербовался добровольцем в парашютно-десантные войска Рейха, и будет участвовать в десанте на Крит. Одно время он был его кумиром. Теперь Гюнтер немного охладел к нему, но Макс всё равно был для него неким авторитетом.

Тихо тикали часы на стене, слева от окна стоял книжный шкаф, набитый книгами, которые он почти не читал. Сама обстановка комнаты, знакомой с детства, умиротворяла, погружала в сонную нёгу, казалось, что все проблемы остались где-то там, на улице, а здесь было спокойствие и никаких хлопот.

Домой он добрался без происшествий, радостная мать обняла его и тут же начала звонить подругам, приглашая их вечером к себе. Гюнтер не слишком любил присутствовать на таких встречах но, ради матери, иногда оставался. Вот и сегодня, гостьи уже начали приезжать, если судить по невнятному шуму голосов за стенкой. Он пока решил сидеть в комнате, мать позовёт его позже, когда её подруги уже успеют наговориться и слегка расслабятся. Его отец, как всегда в таких случаях, срочно собрался и куда-то ушёл, скорее всего, к другу, выпить пива и обсудить политику.

Погрузившись в размышления, он не сразу заметил свою мать, которая открыла дверь в его комнату и позвала его:

— Сынок, ты не спишь? — её голос был слегка с хрипотцой, так всегда бывало, если она выпивала пару бокалов вина.