Мария кивнула, но ее озабоченное выражение лица не сияло радостью, скорее наоборот:

— Поступай так, как велит тебе сердце, а не разум.

Она встала и вышла из комнаты, оставляя Даниэля одного, с книгой в руках в зеленом переплете.

Два дня Даниэль провел в полном отрешении, погруженный в учебники по аэродинамики. Ему уже звонил возбужденный Джек Арчер, готовый броситься с головой в учебу и ожидающий друга в Дубае. Подходило их время. Время для еще одного рывка вверх.

— Пилот международного класса капитан Даниэль Фернандес Торрес, ты готов стать первым? — Он смеялся в трубку.

— И единственным, — буркнул Даниэль, закрывая учебник, — что ты мне расскажешь новенького, капитан Джек Арчер?

— Новенького? — Арчер задумался, видимо, ничего нового не происходило, — кроме того, что сократили рейсы, нового ничего. Пилотов не хватает, все решили стать умными и ушли на повышение. Стюардессы отдыхают, веселятся, гуляют. Одним словом, развлекаются пока есть такая возможность.

Почему — то в мыслях Даниэля возник образ Оливии. Она спит, спит и спит. В своей маленькой комнатке, на большой кровати, которое занимает все пространство. Пусть отдыхает. Когда он вернется, покоя не будет, их будут ставить в рейсы каждый день, нагоняя упущенное.

— Ты скучаешь?

Голос Арчера на том конце заставил Даниэля вздрогнуть от неожиданного вопроса. Скучает? По Оливии? По ее чистого цвета голубым глазам? По ее дыханию, которое он ощущал своей кожей? По изгибам ее тела? Или по стону, срывающегося с ее губ? Скучает? Уже два дня это «скука» не дает ему покоя. Уже два дня он полностью зарылся в книги, чтобы не «скучать».

— Алле, Фернандес, ты думаешь, скучаешь ты по работе или нет? Хорошо же ты отдыхаешь, — засмеялся Арчер, и Даниэль выдохнул.

— По небу? Скучаю конечно.

Они обсудили еще ряд важных вопросов по учебе и экзаменам. Было приятно слышать друга, но даже его голос о многом напоминал Даниэлю. Все было связано с той, которую он решил забыть. Но чем больше проходило времени, тем больше он понимал, что думает о ней чаще. Уже ночами. Вспоминая каждую деталь ее тела. Шрам на груди. Откуда? Он не спросил ее об этом, но сейчас ему хотелось знать о нем. Шрам— это значит, что когда — то была боль. Боль ушла, оставляя отметину на всю жизнь.

Все эти мысли лишь только больше нервировали его, казалось этому нет ни конца, ни края. Паула стала прозрачной, безликой. Воздух стал пустым, не давая дышать полной грудью. Время шло, приказывая принимать решение. Самое ответственное в его жизни— жениться. Он капитан, сколько важных решений он принял, казалось, посадить самолет в Коломбо — это была детская игра, сейчас, принимая решение о своем будущем, он вошел в штопор, теряя высоту.

— Я сделаю предложение Пауле сегодня, но я не хочу большого свадебного торжества. Просто церковь и все. Никому не нужно шумное веселье.

Он сказал это за обедом у Сильвии, на котором присутствовали лишь мать и две сестры.

— Ты с ума сошел? — Воскликнула Мария, — девушка обязана быть невестой, любой девушки хочется большого праздника на собственную свадьбу.

Сильвия прокашлялась, роняя ложку в тарелку:

— Ты все решил за нее? А ты спросил Паулу, хочет ли она за тебя замуж? Эти капитанские замашки, Даниэль, оставь в самолете для своего экипажа.

Она была права. Он понимал это, но ничего не мог с собой поделать. Ему хотелось, как можно быстрее расквитаться со свадьбой.

— Тебя научить, как делать девушке предложение? — Улыбнулась она, — а то боюсь ты скомандуешь его в приказном порядке.

— Зачем меня учить? — Возмутился он, — куплю цветы и подарю со словами: «Давай наконец поженимся». Какие цветы она любит? Не розы?

— Она любит алые розы, — произнесла Мария. За столько лет она прекрасно узнала Паулу, — это ее самые любимые цветы.

Даниэль вздохнул, вспоминая единственную девушку, которая не любила розы. Даже в этом она перечила всему миру.

Паула же напротив, была слишком банальной, но ему и лучше, не надо будет ломать мозг по подбору цветов.

— Боже мой! — Схватилась за голову Сильвия, видя решительный настрой брата, — что ты творишь? Ты сделаешь самую большую ошибку в своей жизни.

Она шла следом за ним, провожая его до дверей. Но он не слушал ее, быстрым шагом направляясь на улицу:

— Я всегда все делаю правильно.

— Посмотри на меня, Даниэль, — она схватила его за руку и развернула к себе, — ты испортишь жизнь себе и Пауле. Ты ее не любишь.

Он положил руки на ее плечи, смотря в глаза, пытаясь успокоить:

— Зато она будет хорошей женой и матерью моим детям. Будет ждать меня на земле, радоваться моему приезду домой, делать меня счастливым.

Он отвернулся от сестры, открывая дверь, но она выкрикнула ему в след последние свои слова, напыщенные больным смыслом:

— Она будет хорошей женой и матерью, будет ждать и радоваться твоему приезду, но счастлив ты будешь только с той, на которую так зачарованно любуются весь полет твои глаза. Ты будешь приходить домой раздраженный и злой, Паула будет раздражать тебя, но еще больше ты возненавидишь себя, что когда — то поторопился и сделал не правильный выбор.

Она кричала ему это, пытаясь донести смысл своих слов. Даниэль даже вернулся, не веря своим ушам, никогда еще сестра не повышала свой голос на него. Женщины выжили из ума. Мать и Лурдес вышли из кухни на крик:

— Что за шум?

Но их никто не услышал. Хмурясь, Даниэль сделал шаг навстречу сестре, повышая голос на два тона выше:

— Откуда тебе знать, на кого я любуюсь в полете? Не нервируй меня, Сильвия.

— А почему ты занервничал? — Она понизила свой тон, — кто заставляет Даниэля Фернандеса Торреса нервничать? Девушка, чье имя Оливия?

Он не ожидал услышать это. Все что угодно, но только ни это имя. Откуда Сильвии знать про Оливию? Или он уже шепчет ее имя в слух?

Злость, гнев, он сжал пальцы в кулаки, чувствуя боль. Этого имени нет в его жизни. И никогда не будет.

— Это имя для меня ничего не значит, — прошипел он и вышел во двор, оставляя позади своих родных.

Грудь сдавливало с такой силой, что становилось трудно дышать. Хотелось сорвать с себя одежду и вдохнуть полной грудью. Даниэль шел по пляжу, ощущая тепло песка, жалея о том, что он не обжигающе горячий. Он пытался оставить позади свой гнев, вызванный сестрой и наконец дойти до Паулы, сделать то, что надо было сделать еще десять лет тому назад. Он так решил и не изменит свое мнение.

Подойдя к первому цветочному ларьку, он выдохнул, открывая дверь на себя:

— Мне нужен самый большой букет из красных роз.

Все было просто. Просто розы. Розы и шаг вперед.

Продавщица улыбнулась широкой улыбкой, но Даниэль так нервничал, что не заметил этого знака внимания. Он думал, подбирая правильные слова, даже не сосредотачиваясь на красных розах. Его взгляд случайно упал на голубую орхидею и волнующие мысли моментально покинули его голову. Она стояла одиноко, маня к себе. Нежно голубые листья были открыты, показывая всю свою красоту.

— Сегодня привезли одну, — улыбалась девушка, проследив за его взглядом и беря из вазы красные розы.

— Только одну? — Даниэль коснулся пальцем голубой лепесток, ощущая его шелковистость и нежность. Он напрочь забыл про свой гнев, который пытался оставить на пляже возле моря.

— Это Ванда — голубая орхидея, очень редкий вид. Они растут в Азии, их проблемно сюда везти. Вам какой лентой перевязать букет?

— Мне казалось, они очень стойкие, — прошептал он, не отводя взгляда с голубого цветка. Да, он был необычным. И он был единственным таким.

— Вы ошибаетесь, орхидеи очень ранимые.

Даниэль тут же убрал руку от него, боясь причинить вред. Он ошибался. Но он не ошибся только в одном— этот цветок действительно подходил Оливии: он манил своей формой, своей красотой, необычностью:

— Как он пахнет?

— Запахи самые разные. Кому — то запах орхидеи напоминает запах чего — то сладкого, ванили. Многие ощущают запах меда, шоколада.