— Евгения, — представилась она.

Лицо женщины мгновенно утратило враждебность. Как будто с него сняли маску. Стало обычным, живым.

— Значит, Евгения, — она даже слегка улыбнулась. — А я Эля.

Женя ждала продолжения, но его не последовало. Как-то неудобно было обращаться к немолодой женщине просто «Эля». Хотя что Евгения ожидала? Что та по имени-отчеству представится? Какая-нибудь Эльдибарана Эльдиробудовна? Наверно, в подобных заведениях это перебор. Да и теперь, когда соседка по камере передумала агрессивно сдвигать брови, стала казаться гораздо моложе. Возможно, ей и сорока ещё нет.

Однако спрашивать про возраст или затрагивать какие-то другие личные темы Женя пока опасалась, поэтому решила поддержать разговор относительно нейтральной фразой:

— А этот Тортур не настолько и страшен, как про него рассказывают, правда?

Эля вдруг расхохоталась. Громко, агрессивно, саркастично. Евгении стало не по себе.

— Ты ведь с Земли, да? — спросила сокамерница, когда успокоилась.

— Да, — осторожно ответила Женя, наблюдая, не вызовут ли её слова новую неадекватную реакцию.

— Я тоже. Эля — Эльвира. А ты, небось, подумала, что моё полное имя какая-нибудь Эльтетрония?

— Подумала, — кивнула Женя с улыбкой.

Она уже простила соратнице по несчастью её ненормальный хохот, только за одно то, что оказались земляками. Встретить где-нибудь в глухой Китайской провинции соседа по лестничной клетке и то не так радостно и удивительно, как человека с Земли в чужом враждебном мире.

— Ты в Парадайзе, наверно, недавно? — догадалась Эльвира.

— Да, несколько дней.

— Оно и видно. Это тебе не Тортур, Женечка, — сказала с грустной улыбкой соседка, похлопав ладонью по кровати. — Это, говоря земными терминами, КПЗ. В Тортур отправят после суда. Ты, кстати, за что загремела?

— Вообще-то, надеюсь, что после суда меня, наоборот, выпустят.

Евгения принялась рассказывать о своих злоключениях. Эльвира слушала, постукивая пальцами о спинку кровати и покачивая головой.

— Если на суде никто за тебя не заступится, не опровергнет слова торговца, то вряд ли тебя оправдают, — выдала свой вердикт Эльвира. — Суды здесь сложно назвать справедливыми.

На самом деле, как бы Женя себя не подбадривала, опасалась того же. Её слова против слов лавочника. Ясно кому поверят. А о презумпции невиновности в Парадайзе, возможно, и не слышали.

— А сколько тут дают за хулиганство? — поинтересовалась у своей сведущей соседки. — Пятнадцать суток?

Та опять расхохоталась. Женя ещё не слышала, чтобы смех звучал с такой горечью.

— Типчики, вроде твоего торговца, обид не прощают. Отказала такому красавцу, ещё и бутылкой огрела. Постарается убедить судей, что речь не о хулиганстве, а о разбойном нападении. Одно тянет на полгода, второе на все пять. Хотя разница, скажу тебе, небольшая. В Тортуре дольше нескольких месяцев не живут.

У Жени дрожь пошла по телу. Хоть тоже смейся истеричным смехом.

— Почему? Условия ужасные? Кормят плохо? Болезни?

— Камеры там чистенькие, как здесь, и кормят на убой. Вот только заключённых возят на работы в шахты. Особые шахты. Гиблое, я тебе скажу, место. Здешние думают, заговорённое, проклятое. Хотя мне кажется, что дело в радиации. Она там зашкаливает. Люди после таких работ мрут как мухи. Кто через пару месяцев, кто через три.

Только теперь Женя осознала, отчего у местных слово Тортур вызывает такой панический страх. Она ощутила дикий озноб, как при простуде.

— Но ты раньше времени не пугайся, — попыталась успокоить Эльвира. — Может, тебя кто выкупит.

— Что значит выкупит? Внесёт залог?

— Можно и так сказать. Но смысл у здешнего залога немного другой, чем не Земле. Любой желающий может взять себе осуждённого на поруки, заплатив кругленькую сумму. И, таким образом, спасти от Тортура. Но человек этот практически становится собственностью внёсшего залог. Потому что тот в любой момент может потребовать деньги назад, тогда осуждённого вернут в Тортур.

В камеру принесли обед. По тарелке супа и по куску хлеба каждой арестантке.

— Вполне съедобно, — заверила Эльвира, отправив в рот ложку похлёбки. — Похоже на земные щи.

Евгения верила, что так оно и есть, но даже смотреть на еду не хотела. Аппетита не было совсем. Слова сокамерницы насчёт того, что собой представляет Тортур, постепенно дошли до сознания.

Жене было страшно. До чёртиков страшно. Чувство, которое леденило душу, не походило на панику, когда сердце колотится быстро-быстро, а голова отказывается соображать. Оно было трезвым, продуманным, глубоко прочувствованным. От него вязало во рту. У него был привкус безысходности.

Евгения вдруг поняла, что до теперешнего момента не воспринимала происходящее всерьёз. Тревоги были поверхностными, не всамделишными. Казалось — это просто недоразумение, которое вот-вот разрешится. Где-то внутри сидела уверенность, что ничего по-настоящему плохого случиться не может. Скоро всё встанет на свои места. Ещё немного — и Женя вернётся домой. Будет вспоминать пережитое, как страшный сон или маленькое неприятное приключение.

Но нет, это не сон. Реальность. Дикая, беспощадная, не укладывающаяся в голове. Жене грозит приговор, фактически смертельный. Она заперта в камере, лишена возможности хоть как-то влиять на ход событий, и не знает, можно ли надеяться на помощь извне.

Тут, в Парадайзе, у Евгении нет ни родных, ни друзей. Тот парень, которого в темноте приняла за Макса, вряд ли бросится спасать. Одно то, что не побрезговал воспользоваться чужим именем, уже многое говорит о его натуре. Женя не могла понять кто он, почему так похож на Максима. Родственник? Возможно. Ведь в доме на холме, как она давно догадалась, обитают близкие Кольцову люди. Но, в принципе, не так уж и важно, кто этот типчик. Ясно, что не друг.

Есть ли, вообще, в Парадайзе люди, кому небезразлична судьба Евгении? Этель? Случай с торговцем показал: её мало волнует, что с Женей. Да и чем блондинка может помочь? Тогда, возможно, таинственный Князь, которого так и не довелось увидеть? Наверняка, он не останется равнодушным к тому, что Евгения исчезла из его особняка. Что-то ведь ему от неё нужно, раз заманил в своё логово? Учитывая, какой вес он имеет в Парадайзе, скорее всего, смог бы вытащить из тюрьмы, если захотел. Например, внеся залог и взяв на поруки. Наверно, надо молиться всем богам, чтобы так и произошло. Но перспектива попасть в полную зависимость от такого неоднозначного человека, вызывала у Евгении нервную дрожь. Как выразилась Эльвира, выкупленный осуждённый фактически превращается в собственность того, кто заплатил залог. Ещё бы! Ведь сделай недавний арестант что не так, его снова вернут в Тортур.

Женя поводила ложкой по тарелке, взбалтывая остывшую похлёбку, но так и не смогла заставить себя проглотить хоть немного.

— У тебя есть тут кто? — спросила Эльвира, прекрасно понимая, почему у сокамерницы отсутствует аппетит. — Родственники, друзья, парень?

— Тут нет, — покачала головой Евгения. — Все на Земле.

Вообще-то, в глубине души теплилась надежда, что Макс сумеет догадаться, где Женя, и, возможно, найдёт способ попасть в Парадайз. Надежда-то теплилась, но умом Евгения понимала: даже если Максим уже здесь, что дальше? Как он поймёт, что она попала в местную каталажку? Как сможет вытащить отсюда?

— Ты всё-таки подумай, — посоветовала Эля, — может, есть хоть кто-то, кто тебе сочувствует? Я могла бы передать от тебя весточку, кому скажешь. Только черкани адресок. Думаю, меня через пару дней выпустят.

Женя лишь пожала плечами. Хотелось бы ей дать о себе знать одному человеку, но вот с адресом загвоздка. Она даже не знала, в каком из миров находится в данный момент адресат.

— А тебя за что задержали? — поинтересовалась она у Эльвиры. — Почему думаешь, скоро отпустят?

— Семейная ссора. Огрызнулась стражнику — вот он, гад, меня и упёк, чтобы проучить.