Нахамить блюстителю порядка — это смелость надо иметь. Оно и в земных условиях не всегда безопасно. Вот только одного Женя не поняла:

— А почему семейная?

— Потому что стражник этот — мой муженёк.

После разговора с Максимом, Князь вернулся в «обсерваторию» и снова уставился на экран. Устройство по-прежнему ничего не отображало. Очередная волна раздражения оказалась настолько сильной, что появилось желание запустить в никчёмный девайс тяжёлым предметом. Хорошо, ничего подходящего под руку не подвернулось. Князя бесило, что расставленные им на игровой доске фигуры начали действовать не по сценарию. Он долго утешался самообманом, что всё идёт по плану и некоторые непредвиденные заранее ходы не портят игру, лишь придают ей остроты. Но вот сейчас, в эту минуту, пришло осознание, что этих непредвиденных ходов накопилось слишком много, чтобы перестать чувствовать себя режиссёром.

Во-первых, Князь опять недооценил своего старшего сына. Странно называть «старшим» одного из близнецов, который появился на свет всего на полчаса раньше брата. Но Максим в последнее время воспринимался именно старшим — казался более зрелым, чем Август, как будто разница между ними была в несколько лет.

Князь откровенно просчитался насчёт него. Не думал, что тот найдёт путь в Парадайз и вступит в игру. Как он догадался о параллельной реальности? Помогли детские воспоминания? Но ему же было от силы два года, когда Князь последний раз брал его с собой в своих путешествиях между мирами. Потом прекратил эти совместные «прогулки» — сообразил, что ребёнок может проговориться. Да и самому Максиму лишние знания ни к чему.

Однако тот всё-таки что-то вспомнил. Причём не просто вспомнил — проявил настырность, докопался до всех мелочей. Зачем? Зачем Макс сунулся сюда? Что здесь забыл? Почему-то не верилось, что явился играть с Судьбой. Скорее — досадить отцу. Максим единственный, кого Князь считал достойным соперником, но не хотел с ним соревноваться. Состязания вымотали ещё там, на Земле. Он устал от того, что сын постоянно бросал вызов, наступал на пятки. Князь был уверен, что в любом деле может быть на голову выше, но чтобы доказать это, с каждым годом требовалось всё больше усилий. Борьба стала слишком утомительной и однообразной. Она перестала щекотать нервы. Но сдаться, проиграть, Князь себе позволить не мог. Чтобы себя уважать, ему всегда во всех играх нужно было оставаться первым. Он придумал решение — просто указал Максиму на дверь, вычеркнул из семьи и из бизнеса. Предоставил полное право начать с нуля и желательно где-нибудь подальше. Казалось, Макс принял новые правила игры. Больше не попадался на глаза. Так чего же теперь решил достать аж в другом мире?

Или он явился сюда не ради того, чтобы выбить отца из колеи? Может, всему виной девчонка? Князь, конечно, знал, что сын в своё время был ею увлечён, но не думал, что настолько серьёзно. Вообще-то, она и попала-то в поле зрения Князя, как раз по той причине, что приглянулась Максиму. На роль основной пешки в игре, что затевалась, нужна была девушка с нестандартным поведением плюс такая, которая гарантировано понравится Августу. Князь полагал, что вкусы в отношении женщин у близнецов должны быть похожи — и не ошибся. Младший сын после нескольких сеансов у экрана, начал грезить Евгенией.

И не только он. Теперь уже Князь понимал, что сам тоже увлёкся, причём довольно давно. Планировал грандиозный спектакль, где отводил себе роль режиссёра, но неожиданно захотел стать одним из действующих лиц, вернее, главным действующим лицом. Наверно, именно увлечение заставило его несколько раз переписывать сценарий. В изначальном варианте предполагалось, что Евгения попадёт в Тортур почти в первый же день своего пребывания в Парадайзе и проведёт там минимум пару недель. Но Князь подправил немного ход событий. Пожалел девчонку. Посчитал: чтобы стать покладистой, ей хватит и небольшого неприятного приключения в лесу под проливным дождём. Но, увидев Евгению в объятиях Августа, снова в корне изменил сценарий. Это было импульсивное решение, и только сейчас Князь понимал его истинные мотивы — ему невыносимо видеть её рядом с другим мужчиной. Она должна принадлежать только ему. По крайней мере, пока не надоест.

Экран вдруг издал лёгкий треск и начал отображать размытую картинку. Есть! Девайс смог засечь объект. Всё внимание вмиг сосредоточилось на матовой поверхности. Дрожь нетерпения прокатилась по телу. Секунды стали казаться бесконечно длинными. Когда, наконец, изображение станет достаточно чётким, чтобы можно было понять, где сейчас Евгения? В груди жгло от бешеных эмоций. Как же Князя заводила непредсказуемость девчонки.

Посторонний звук, раздавшийся сзади, не сразу был опознан как стук в дверь. Посетитель оказался настолько некстати, что Князь едва успел сообразить нажать кнопку, которая приводила в действие стену, закрывающую экран. В комнату вошла Ливона.

— Что тебе? — резко бросил Князь.

— Работаешь? — робко поинтересовалась она.

— Я же просил, не беспокоить меня, когда нахожусь здесь. Что не понятного?

Князь редко повышал голос на Ливону. Но сегодня она раздражала своим присутствием настолько, что он получал удовольствие от своих хлёстких слов, заставляющих её сжиматься в комок.

— Извини, — она спрятала взгляд. Боялась смотреть мужу в глаза, когда он настолько не в духе. — Просто наш малыш… Он всё утро плачет. Может, приболел?

— Ну, так пригласи врача, раз заболел, — раздражённо скомандовал Князь и кивнул в сторону двери, чтобы жена убиралась.

Та послушно вышла из комнаты. Поспешность, с которой приказ был выполнен, смягчила гнев. Где-то в глубине души даже жалость шевельнулась. Ладно, купит потом Ливоне какой-нибудь подарок.

Как только та скрылась, Князь не поленился — встал, чтобы запереть дверь. Не хотел, чтобы кто-то ещё помешал его занятию.

Стена поднялась, открывая экран. Теперь картинка была совершенно отчётливой. Князь увидел именно то, что хотел. Он удовлетворённо откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Всё получилось. Евгения в тюрьме. Игра вновь вошла в нужную колею. Всё-таки он правильно рассчитал ходы. Игроки пытались импровизировать, но не смогли переиграть Князя. Теперь только от него зависит судьба девчонки. Он будет решать, когда и что с ней должно произойти. Он снова чувствовал себя режиссёром.

Князь открыл глаза и долго с упоением смотрел на картинку на экране. Даже в тюремной робе Евгения выглядела соблазнительно. Упрямая косая чёлка, чуть пухлые губы, взгляд испуганный, но не затравленный. Сколько потребуется дней, проведённых в Тортуре, чтобы эта гордячка стала покорной и бросилась на шею тому, кто внесёт залог? Два, три, неделя?

Князю не хотелось долго ждать. Ему казалось, он может не вытерпеть первым. Он представил, как отвезёт её, измученную неволей, в особняк. Как окружит роскошью — пусть почувствует контраст. Он сам приготовит ей ванну. Лепестки роз и лавандовый гель. Она войдёт во вспененную воду. А он будет смотреть на её грациозные движения. Он не будет торопиться. Есть в ней что-то такое, что хочется распробовать не спеша.

Оказывается, в неволе время течёт очень медленно. Складывалось впечатление, оно просто остановилось, застыло, увязло в Жениной безысходности, и не может сдвинуться с места. Пространство тоже сделалось густым, плотным, но при этом безжизненным. Не ощущалось колыхания воздуха, предметы будто приросли к своим местам. Единственное, что не утратило способность шевелиться — это мысли. Они лились сплошным потоком. Их ничто не сдерживало. Наверно, впервые за всё время пребывания в Парадайзе у Евгении появилась возможность извлечь из памяти последние события до мельчайших деталей, не спеша проанализировать, сопоставить, понять скрытый смысл.

Ей вспомнилось видение — плачущий ребёнок. В первый момент оно произвело сильное впечатление. Но потом события закрутились так стремительно, что Женя подзабыла этот странный эпизод. А ведь если верить Этель, если принять за правду все те мифы об особенностях Парадайза, то выходит, именно тогда Евгения и выбрала свою дальнейшую судьбу. И ведь всё сходится. Сначала она не поняла, что означал этот знак: несчастный, рыдающий малыш, спелёнутый в одеялко настолько туго, что не может шевельнуться. Зато теперь стало очевидно — это неволя. Евгения лишена способности действовать — связана по рукам и ногам, и несчастна, как тот безутешный младенец.