— Да-да, Розалинда… ступай! Я думаю, мой друг не будет сердиться, что ты по слабости здоровья не можешь ему уделить достаточно времени, – барон повернулся лицом к жене и говорил так уверенно, что она, бросив по очереди злобный взгляд на него и на меня, молча отправилась в свою комнату. Я шла следом, неся ей обещанное лакомство.

Как только я поставила кружку на стол в ее комнате, она схватила меня за запястье и попыталась ущипнуть. Руку я вырвала, а ее кружку с глинтвейном смахнула на пол. И с улыбкой сказала:

— Ах, какая неприятность! Жаль, что больше нет вина, и вам придется обойтись без лакомства, – дверь в трапезную была приоткрыта, и я не хотела, чтобы гость и барон слышали наши препирательства. Потому торопливо добавила шепотом: -- Устроите скандал, перестану для вас готовить, – и громко добавила: – Сейчас я все уберу, матушка.

К моему возвращению на кухне уже сидела Агапа, а на пороге стряхивал снег с одежды слуга господина Люке. Я вылила ему остатки глинтвейна и подала кружку прямо в озябшие красные руки.

— Благодарствую, госпожа, – мужчину потряхивало от холода.

Собрав все остатки, что нашлись на кухне: пара вареных картофелин, запеченная куриная ножка, кусочек свиного сала, две луковицы, я порезала все кубиками и, предварительно чуть обжарив лук, вывалила остатки на сковороду. Обжарила, залила яйцами, посолила и скомандовала Агапе накрыть стол. Еще сырую яичницу засыпала щедрым слоем тертого сыра и закрыла крышкой: так сыр скорее растопится. Лучше и быстрее еды сейчас я не придумаю.

Господин Люке Брашт оказался довольно интересным человеком. Молодость он провел на войне, а вот по завершении, оказавшись без средств к существованию, устроился с помощью дальнего родственника помощником кастеляна в герцогский замок. Именно там он и набрался совершенно фантастических познаний о вкусной и здоровой пище, которыми охотно делился со мной.

Поскольку в доме был гость, то барон спускался три раза в день к общей трапезе, а свекровь моя по моей настоятельной просьбе вела себя вполне пристойно. Эти дни были мирными, спокойными и полными интересной и забавной информации, так как гость оказался весьма словоохотлив.

Буран продолжался еще четыре дня, и большую часть этого времени господин Люке проводил со свекром. Но и мне удалось почерпнуть из бесед с ним массу интересного. Первое время я слушала его застольные речи, приоткрыв рот. Чем-то его рассказы напоминали мне лекции, так как говорил он достаточно авторитарно:

— Первое: чем еда дороже, чем сложнее в приготовлении блюдо, тем более пристало есть такую пищу людям благородного сословия, госпожа Клэр! – вещал он, отставив тарелку и торжественно воздев палец к потолку. – Второе: блюдо, приготовленное на огне благороднее еды сырой! И третье, самое главное: чем выше располагается пища, тем более она подходит людям высших сословий. Господь в своей мудрости не зря расположил яблоки, груши и прочие фрукты ближе к небу, там они парят по соседству с ангелами рая! Тыква же, произрастающая на земле, а тем паче презренный картофель – годятся только для смердов. Любой врач и даже опытный знахарь всенепременно скажут вам, юная госпожа, что организм человека сословия благородного отличается строением своим от тела низменных смердов.

— Так и есть, господин Люке – важно кивала головой свекровь, соглашаясь с гостем. – Поучите мою невестку, господин. Она хоть и старательна, но не слишком умна, – и замолкала под моим взглядом. Что интересно, барон улыбался и молчал, практически не вмешиваясь в застольные беседы, но не забывая поблагодарить меня после еды.

Подобные высказывания настолько шокировали меня, что я упросила господина Люке рассказать мне поподробнее о том, что надлежит ставить на стол для дворян. Из его рассказов я узнала следующее: любое мясо годится для насыщения дворянина, но если гость особенно высокороден, то и мясо ему нужно ставить на стол не абы какое, а тоже «высокородное».

— Птичье мясо, госпожа Клэр, самое благородное из всех возможных. На стол их светлости птиц продавали на золотых и серебряных блюдах. У герцога есть повар-искусник, выписанный аж из самой Франкии, который великолепно умеет фаршировать птиц пряными травами и фруктами. Мне несколько раз доставались блюда с высокого стола. И я вам скажу, дамы, – Люк Брашт смачно чмокнул пухлыми губами кончики своих собственных пальцев и прикрыл глаза, как бы в изнеможении и не имея возможность донести до слушателей всю прелесть божественно вкусного блюда, – это было великолепно!

По классификации господина Люке, курица, например, стояла рангом ниже, чем другая птица, но все же была слишком хороша для простых смердов. Из того мяса, что бегало по земле, самым благородным считалось то, которое сложно было добыть: истинными королями лесной дичи он объявил оленя и кабана, следом за ними шел медведь. А, например, косулю, которую добыть было сравнительно легко, господин герцог, по словам нашего гостя, немедленно отдавал псарям. Более того, его светлость был столь милостив, что разрешал крестьянам на своих землях невозбранно ловить мелкую дичь: кроликов, сурков и прочих зайцев. Высокородным же на стол подобную дрянь ставить зазорно!

Весьма своеобразно делилась и домашняя скотина. Взрослые животные шли на стол горожанам. Дворянам же полагалось мясо молочных поросят и ягнят. Точно так же делилась и рыба. Я с удивлением узнала, что кит, а также дельфин признаны пищей исключительно для благородных.

Больше всего меня удивило, что те самые фрукты, «парящие и соседствующие с ангелами», неприлично подавать на стол сырыми. Их непременно пекли, вываривали в меду или в вине. А вот в свежем виде ели только так называемые «первинки». Первинки – это самые ранние фрукты, появляющиеся в начале сезона.

Любые овощи с презрением относили в варварской еде для смердов. Но даже среди овощей было некое разделение. Например, горох, фасоль и капуста, которые “поднимались” над землей, допускались к столу в вареном или печеном виде. Морковь же и картофель были объявлены господином Люке «недостойной гадостью, соседствующей с адскими подземельями»!

— Только плебей может переваривать в своем луженом желудке подобную гадость!

Отдельно я выслушала целую лекцию о хлебе. Как выяснилось, на местных землях пшеница росла слишком плохо, в отличие от, допустим, ржи или овса. Поэтому весь белых хлеб готовился из привозной муки и стоил просто неподъемно дорого для не слишком богатых людей. Господин Люке, которому по долгу службы доводилось в том числе и следить за мукой, рассказывал:

— Даже то, в каком виде мука приходит на кухню, герцогского хлебопека не удовлетворяет. Прежде чем каравай попадет на стол к его светлости, эту муку просеивают как минимум трижды через самые плотные сита, госпожа Клэр, которые вы только можете себе придумать.

Сыр на столе герцога не появлялся никогда. Также очень редкими гостями были молоко и молочные продукты.

Точнее, молоко и творог могли входить как ингредиент в какие-то сложные блюда или соусы, но ни в коем случае не дозволено было использовать их в натуральном виде. Свекровь, для которой творог с медом являлся одним из любимых лакомств, постно опустила взгляд в тарелку, не осмеливаясь возражать специалисту.

— Если повару понадобится заправить какое-либо блюдо, госпожа Клэр, он скорее выберет такой благородный продукт, как свиное или кабанье сало. Ну или же во время поста возьмет оливковое масло. Оно очень дорогое, но для стола высокородных вполне подходит. Конечно, есть блюда, которые требует некоторого количества молока, но в целом оно не слишком годится в пищу для нежных желудков благородных господ.

Господин Люке даже поделился со мной несколькими рецептами блюд. Но поскольку в целом на выходе получить «мясо в мясе», да еще и приготовленное неимоверно сложным способом типа: просолить, вымочить в вине, обвалять в пряностях и муке, обжарить в раскаленном смальце, завернуть в пластину свиного сала или бараний сальник, обжарить еще раз, полить соусом, то я даже не стала утруждать себя запоминанием. Однако поняла совершенно точно: я никогда не дам господину Люке рецепт той яичницы, что он ел в первый день. Кроме «приличной» курицы, яичница содержала неприличные картофель, лук и сыр. И хотя блюдо ему очень понравилось, боюсь, что он оскорбится столь низменным составом.