— Ты еще молода, девочка… Но, думаю, ты понимаешь, что я не смогу защитить тебя от Рудольфа. Вчера я ответил графу так, как должен был ответить… Да, как должен… – он помолчал, вздохнул и продолжил: – Жить без брака – большой грех… Но, по крайней мере, ты будешь жить. Подумай об этом, Клэр. А я слишком стар и беспомощен, чтобы суметь защитить тебя. Помни об этом… Ступай. Ступай и хорошенько подумай.

Свекровь ждала меня за накрытым столом. Разговор с госпожой Розалиндой был продолжением вчерашних ее бесед. Она явно слышала через щель непристойное предложение графа и, боясь лишиться хозяйки в доме, вслух рассуждала о том, что: “...неисповедимы пути Господни”, что если “...Бог кого сочетал волей своей, человек да не разлучит”, что сын ее, по сути, хоть и вспыльчивый, но отходчивый и добрый.

— Конечно, если супруга молодая не подчиняется, тут любой муж огневается. А если к нему с любовью и лаской, то и он ласков будет. А что наказал он тебя… Ну так сама и виновата – перечила мужу!

Меня раздражало ее бессмысленное бормотание, и, не доев завтрак, я поднялась к себе: слушать этот зудеж было просто невыносимо. В самой атмосфере дома повисло такое напряжение, что, казалось, воздух можно ножом резать. Поэтому, когда перед обедом в дверь сильно застучали, я испытала странное облегчение: по крайней мере, сейчас все разрешиться.

Это действительно был граф, который торопливо скинул свой тяжелый плащ прямо на пол, даже не дождавшись, пока его подхватит Нина. И, оглядев обеденный стол, накрытый для меня и свекрови, обошелся даже без

приветствий, коротко спросив:

— Где комната барона?

— По лестнице на третий этаж, – коротко ответила я.

Госпожа Розалинда еще неуклюже выбиралась со своего места, чтобы поприветствовать графа, когда он стремительно прошел мимо нас и торопливо зашагал по лестнице.

Притихшая свекровь молча плюхнулась на место и принялась нервно и растерянно отщипывать кусочки от лепёшки, складывая их на еще пустую тарелку. В глаза мне она смотреть не хотела или боялась. Ее можно было

понять: владелец графства, обласканный королем, не чета нищей баронессе. Её мнение никто учитывать не будет.

Я даже испытала слабое злорадство: пусть почувствует, каково это, когда ты ничего не можешь решить в собственной жизни.

Я слабо представляла, о чем разговаривают мужчины. Есть тоже не могла, потому суп медленно остывал на столе. А госпожа Розалинда, сложив руки и прикрыв глаза, тихонько бормотала молитву. Время тянулось невыносимо медленно. Мне казалось, что прошло уже несколько часов, когда сверху башни неожиданно раздался крик:

— Клэр! Клэр, поднимись сюда! – отразившись от стен лестницы, голос звучал искаженно, но все ж я понимала, что это зовет граф.

Розалинда нервно вздохнула, перекрестилась и, испуганно глядя на меня, прошипела:

— Ну, чего застыла? Слышишь же: тебя зовут! Ступай уже!

Бегом поднимаясь по лестнице в комнату барона, я совершенно не представляла, чего ожидать. Они поссорились, подрались, и граф в гневе убил старика?! Или предложил больше денег, и свёкор согласился? Или есть еще какие-то варианты? Сердце прыгало, как заячий хвост, и я изрядно запыхалась.

В комнате барона все было как обычно: тихо и пусто. Только на кровати удобно сидел граф Освальд фон Ваерман и внимательно рассматривал собственную руку. Точнее, единственный массивный перстень-печатку. Он даже потер его большим пальцем другой руки и дунул, убирая невидимую пылинку. Его светлость старательно делал вид, что он тут ни при чем.

— Клэр, тебе стоит пойти и собрать вещи, – голос свекра был сух и сипловат. Он повернул лицо в сторону и даже прикрыл глаза, как будто не желая видеть меня.

— Вы думаете, господин барон, что это разумное решение? Может быть, стоит сказать баронете?.. – неожиданно вмешался граф.

— Избавьте меня от повторения этой гадости, ваше сиятельство! – резко ответил барон. – Я не так молод, чтобы…

Я вообще перестала понимать, о чем идет речь. Что произошло между этими двумя?! Что за история, из которой барон сделал вывод, что я должна покинуть его дом?! В чем я провинилась-то? Между тем граф только равнодушно пожал плечами и обратился ко мне:

— Баронетта, позовите служанку и уложите с ней все свои вещи. Я сам отвезу вас. Кстати, если хотите, служанку можете забрать с собой.

— Как: с собой? А кто будет готовить господину барону? Кто будет… -- поразилась я. В мыслях у меня был полный ералаш. Конечно, они не умрут с голоду: возможно, Розалинда даже сварит кашу сама, но… Они оба довольно беспомощны в быту. Свекор не сможет мыться и стирать, он не сможет сам наколоть дров. Хотя с ними останется Ханс, но все же…

— Не беспокойтесь, – перебил меня граф. -- Я сегодня же пришлю людей, которые присмотрят за господином фон Брандтом, – он смотрел на меня внимательно, как бы пытаясь что-то выяснить для себя.

— Людей? Сюда, в дом? – тупо переспросила я. – Крестьян? Но ведь они не будут знать, где и что лежит, как готовить и…

— Клэр, -- поморщился граф, – не говори глупостей. Я пришлю управляющего и расторопную служанку, которые наладят быт. Займись своими делами и не волнуйся.

Я растерялась и разозлилась одновременно. Это было так похоже на мою свадьбу. Никого не интересовало, что я думаю и чего хочу сама. Я посмотрела на барона, как на последнюю надежду. Но он все так же сидел, повернувшись ко мне в профиль: он даже не видел меня. Точнее, не хотел видеть. Выходя, я от души хлопнула дверью. Увы, это была единственная возможность хоть как-то выразить свое возмущение.

***

Нина суетливо паковала сундук, без конца задавая вопросы:

— Ой, беда-то экая! Так и как же теперя, госпожа?

— Не знаю, Нина.

— А кто, например, ужин нынче готовить будет? Я-то, может, и сварю похлебку, но станут ли господа кушать этакое?

— Не знаю… Кто-нибудь…

— А с украшениями теперя как же? Остатние-то раскупят, конечно, а ведь и заказов уже много. А ежли вы уедете, то кто делать станет? Ой, горе-беда…

— Хватит! Замолчи! – рявкнула я, бросая на пол стопку рубашек.

У меня тряслись руки, слезы невольно набегали на глаза. Даже то тихое и хрупкое благополучие, что я выстроила, пусть и на время, в доме барона, рушилось с неимоверной скоростью. Я тонула в этом мире, как в грязном болоте, и не видела перед собой даже ветки, за которую могла бы зацепиться. Кинулась лицом в подушку и зарыдала, больше не сдерживая себя…

Нина топталась рядом, поглаживая плечо и растерянно бормоча с сочувствием:

— Ай, госпожа… Миленькая-родненькая, да не убивайтесь вы этак-то! Да чтоб энтим мужикам пропасть пропадом! Не рвите душу-то себе, госпожа! Не рвите! Может, оно еще и ничего… Может, еще и сложится у вас с энтим графом-то… Он и собой вон видный какой! – Отстань!

Отревелась, села, свесив ноги с кровати. Вытерла слезы прямо рукавом и спросила:

— Ты поедешь со мной? Мне нужна горничная, да и просто… -- добавлять, что вдвоем не так страшно, я не стала.

Нина испуганно вытаращила глаза и отдернула руку, которой поддерживала меня за плечо.

— Так ить, госпожа, я же подневольная. Конечно, как прикажете, так и оно сбудется. Как господин барон прикажет, – тут же уточнила она. – Ежли велите, я схожу да и спрошу у них…

Я смотрела на её бегающий взгляд и понимала: не помощница. Она боится что-то менять, переезд страшит ее.

Заставить, конечно, можно… Только зачем? Неприятно, но осуждать селянку я не возьмусь.

— Бог с тобой, Нина. Не нужно ходить к барону. Останешься здесь.

— Ой, спасибочки, госпожа! Ой, дай вам господь счастья-благополучия всяческого! – горничная заметно оживилась и, повинуясь моему жесту, вернулась к укладке сундука.

Уже некоторое время я слышала на лестнице какие-то странные шуршащие звуки, но, занятая собой, не обратила на них внимания. А зря. Дверь без стука распахнулась и на пороге появилась запыхавшаяся госпожа Розалинда. С ума сойти! Это же она сама, без помощи на второй этаж забралась! Баронесса доковыляла до стула, уселась и, тяжело дыша, скомандовала Нине: