За дни бурана я узнала много пусть и бесполезного, но смешного. Однако больше всего в этом случайном визите порадовало меня присутствие Ханса, слуги господина Люке. За первые три дня этот молчаливый дядька взял на себя обязанность ежедневно таскать воду, снабжать дровами все камины. И, кажется, полностью освободил Агапу от ухода за животными.

Как-то между делом, совершенно незаметно, он попрочнее закрепил одну из полок, на которую мы уже боялись ставить тяжелое. Снял дверцу с буфета, что-то там подтесал ножиком и повесил на место. Теперь эта дверца открывалась и закрывалась легко и свободно, не замирая на середине, и не вынуждала подпихивать ее коленом, чтобы запереть окончательно. Чем больше я смотрела на его хозяйственные заботы, тем больше завидовала господину Люке.

Поскольку готовила я лично, то Ханс получал от меня все “лучшие” блюда, включая жареную куриную ножку. Он даже, кажется, испугался, когда я поставила перед ним тарелку с “деликатесом”.

— Госпожа Клэр, вы и правда…

— Я очень благодарна тебе за помощь в хозяйстве, Ханс. Так что ешь на здоровье.

Агапа, чья порция курицы была гораздо более скромной, недовольно фыркнула. Я осталась равнодушна к ее недовольству. Как ни смешны были застольные разговоры о “высокородных” нежных желудках, но я почерпнула для себя из них следующее: все это время я нарушала местные традиции и устои, кормя служанку с общего стола.

И нет, мне не было жалко лишней порции вкусной еды для нее, но за ней нужно было постоянно присматривать и напоминать о ждущей работе. Ханс же сам, без всяких просьб, делал то, что считал нужным.

Агапа слушается моих приказов ровно до тех пор, пока видит кнут. Как только она думает, что возражение или спор сойдет ей с рук, так непременно заводит беседу о том, что «добрые-то господа этак не делают… Где такое видано – каждый день помои выносить и полы на кухне намывать? Эвон, в ведре меньше половины занято. Баловство это все одно…». При этом ее не смущало, что я сама лично регулярно мою полы в трапезной. С ней приходилось долго и нудно препираться, а на следующий вечер все беседы начинались с начала.

Господин Люке Брашт уехал, прихватив с собой Ханса, и напоследок сказал:

— Благодарю за теплый прием, друг мой. И не переживай: Люке Брашт свое слово держит! Как только доеду до Берстенга, сразу же отправлю Ханса назад. Сам понимаешь, в нынешнее время одному путешествовать слишком опасно.

Я тихо радовалась, что у меня хватило сообразительности поговорить с бароном о смене прислуги. Свекор подробно допросил меня о том, почему я хотела бы оставить Ханса, и задал странный вопрос:

— Клэр, а тебя не смущает, что Ханс принадлежит к церкви Страшного Суда?

Я немного растерялась: разумеется, ни про какую церковь Страшного Суда я не слышала, хотя название звучало вполне угрожающе. А главное, я абсолютно не представляла, чем это может быть чревато для нашего дома.

Именно потому и состоялся у меня длинный вечерний разговор с Хансом. Агапа, которую я вынуждена была оставить на кухне из-за погоды, взялась перебирать крупу и не мешала нашей беседе.

До этого момента я даже не задумывалась о том, сколько различных церковных конфессий существует. Ханс служил у господина Люке последние восемь лет и в целом был доволен и обращением хозяина, и работой. Только вот теперь господин Брашт переезжал в Северные земли, так как получил там небольшое наследство от дальних родственников.

— А всем ведомо, госпожа Клэр, что южане строят церкви во славу Воскрешения. Очень у них таких, как я, не любят. Так что, ежли вы меня при замке оставите, только одна благодарность от меня и будет вам.

Как выяснилось из всех этих разговоров, наша церковь называлась Свидетели Рождества. Они не слишком любили братьев Страшного Суда, но прямой вражды не было. И даже посещать прихожанам одной церкви службы в другой дозволялось. Потому для Ханса гораздо предпочтительнее было остаться здесь, чем ехать с господином Люке.

— Господин Брашт, конечно, всякую защиту мне обещал. Но в завещании прописано было, что он слуг старых три года выгнать не сможет. Их даже в завещании поименно перечислили: до того прежний их хозяин милостивый был. А самому мне сильно не хочется жить там, где для меня ни одного храма, ни одной близкой души.

В общем-то, эти разногласия шли мне только на пользу. Но, признаться, такая сильная неприязнь между различными конфессиями меня поразила. Она казалась мне не просто неправильной, а какой-то извращенной. Именно поэтому, уже после отъезда гостей, я полюбопытствовала у барона, и выяснилось, что мои подозрения были абсолютно правильными:

— Северные земли раньше всего лет двадцать назад, принадлежали другой стране, – барон говорил задумчиво, как бы вспоминая. – Тогда, после войны, король этими землями награждал тех, кто в боях отличился. Конечно, местным не сильно нравилось присутствие чужаков, и года через три даже восстание там было. Но сейчас уже все утряслось, и люди живут мирно. Но вера у них как была своя, так и осталась. Вроде и не сильно от нашей отличается, но священники между собой сварятся…

***

Ханс, как и обещал, вернулся. Правда, с момента его отъезда прошло почти тридцать дней. Агапа с каждым днем работала все хуже и хуже. Зная, что ее ждет увольнение, она пререкалась ежедневно, не забывая рассказывать, как все в доме рухнет, когда она вернется в деревню:

— Мне-то что? У меня дочь вдовая: так только порадуется, что я ей подмогнуть смогу. А вы-то здеся все хозяйство запустите. Ни в жись мужик крупу перебирать не станет и полы вам намывать. А мне-то что! Я-то устроюсь всем на зависть.

Так что первой работой, которую должен был выполнить Ханс, стало проводить смертельно надоевшую мне тетку до деревни.

Перед тем, как отправить служанку, я еще раз тщательнейшим образом осмотрела все продуктовые запасы.

Прикинула, сколько уходит на четверых людей в неделю, оценила количество мешков с крупами и мукой. И решилась на небольшое транжирство: вернувшийся из деревни Ханс по моей просьбе привел с собой Нину.

— Благодарствую, госпожа Клэр. Век доброту вашу помнить буду!

Нина была бездетная вдова, живущая у женатого брата “из милости”. Невестка не забывала напоминать ей об этой самой “милости”: и к месту, и не к месту.

— Да нет, госпожа. Голодать не голодала я. А только иной раз обидно попреки-то зазряшные слухать. Рази ж моя вина, что коза в огород пробралась и капусту пожевала? Я и вовсе в то время в лес уходила по ягоды. А только завсегда любому разору в хозяйстве я виной.

Денег у меня было совсем немного. Тем более, что я еще изредка покупала хлеб к столу для свекрови. И я, и свекор спокойно обходились пресными лепешками, которые я готовила на сухой сковороде. Поскольку муку я тщательно просеивала, то и были эти лепешки гораздо воздушнее монастырского хлеба. Но раз теперь в доме было двое слуг, то одевать и кормить мне предстояло обоих. А денег, к сожалению, больше у меня не становилось.

В первые дни баронесса, воспользовавшись достаточно мягким характером Нины, пыталась заставить селянку обслуживать себя любимую. Это безобразие я быстренько пресекла. Не для того я рисковала деньгами, чтобы баловать противную бабу. Пусть и бесконечно стеная и возмущаясь, но обслуживать себя она научилась: и горшок утром выносила, и кровать сама лично заправляла. А мне Нина нужна была для того, чтобы освободить время от домашнего хозяйства.

Рассуждала я просто: барон – единственный человек в семье, у которого есть деньги. Если уж мне предстоит жить здесь и дальше, то неплохо бы иметь дополнительный источник доходов. А для того, чтобы что-то продавать, это “что-то” самой нужно сперва изготовить.

Однако на несколько дней пришлось отложить все мои планы: метели закончились, ударили сильные морозы, и в одно прекрасное утро Ханс сообщил:

— Госпожа Клэр, пока погода подходящая, надо бы свинью заколоть. И сала она уже нагуляла вдосталь, да и по времени сейчас – самое оно.