лучше было подстраховаться. Твой муж привел один из отрядов, но заболел, когда они объединялись в столице.

Его оставили в казармах при дворце, а отряд ушел. А потом в Дольфенберге начались убийства.

— В каком смысле: убийства?

— Кто-то ловил проституток и убивал их. Он попался случайно, но прямо на месте преступления, так что…

— Как убивал? – она смотрела мне в глаза прямо, добиваясь ответа и не собираясь отступать.

Я все еще мялся, не желая озвучивать подробности. Клэр так побледнела, что я с надеждой ожидал слов типа: «Я больше не хочу это слушать.». Однако она молчала и часто дышала, а потом почти шепотом спросила:

— Он засек их насмерть?

— Да. Откуда ты… Он что, и тебя?.. – в горле стоял такой комок, что я даже не смог закончить вопрос.

Пауза была такой долгой, и я уже думал, она не ответит.

— Это было один раз. Я тогда уже поняла, что у него что-то не в порядке с головой… Он точно мертв?

— Точнее не бывает. Его удавили прямо в тюрьме по приказу сверху. Суд был закрытым, но… Дело изначально было слишком шумным. В городе без конца обсуждали новости и плодили сплетни. А этот ублюдок еще и дворянин. Король не хотел публичного скандала и публичной же казни. Объявили, что Господь наслал на него болезнь. Тело даже не выставляли для поругания.

Некоторое время Клэр молчала, что-то обдумывая, а потом сказала фразу, которая меня просто потрясла:

— Надо придумать, как изложить это, чтобы барон не пострадал.

— Клэр… Какая тебе разница, как будет жить барон? Этот мужик не сделал практически ничего, чтобы помочь тебе.

— Сделал, Саша. Он относился ко мне как к равной и как к человеку. Да, он был слишком слаб, чтобы отстоять свои или мои права. Но, знаешь, добро часто выглядит слабостью. Ты еще не рассказывал ему?

— Без подробностей, – я слегка недоуменно пожал плечами, но спорить с Клэр не рискнул. Это она жила с семьей полоумного баронета. Ей и решать, какой жизни они достойны. Тем более, что еще какое-то время помолчав, Клэр повторила:

— Надо придумать что-то приличное, Саша. Я не вижу вины барона во всей этой истории. Пусть он и слабый человек, но не подлый.

Я смотрел на нее, и хотя момент был достаточно тяжелый улыбка невольно растягивала мои губы чуть не до ушей. Даже мое родное имя в ее устах звучало как-то необыкновенно. Она действительно была теплой, моя золотая Искра.

***

КЛЭР

Первые пару дней в замке графа ушли на бесконечные беседы. Мы разговаривали, перескакивая с одной темы на другую. Рассказывали о своей прошлой жизни, о детстве и учебе, о друзьях-приятелях и близких людях.

Выяснилось, что близких-то людей там у нас и не осталось. Мы оба были одиночками. И только потом, несколько дней спустя, я начала понимать, насколько мне с ним повезло. Он действительно был порядочным человеком и, накосячив один раз, не собирался продолжать в том же духе. Меня поразили хитросплетения судьбы, которая не только дала графу возможность убедиться в смерти моего мужа, но и привела его ко мне, чтобы сообщить новость.

Только сейчас, почувствовав за своей спиной защиту, я поняла, как сильно устала от жизни в этом мире.

Бесконечно длящееся состояние подвешенности... Ожидание, что рано или поздно баронет вернется, понимание, что с ним невозможны никакие переговоры – все это ежедневно давило на меня прессом. Почему-то я даже не удивилась тому, что смерть свою он нашел именно таким образом. С самого начала в нем было что-то весьма бесчеловечное, злобное и мерзкое. Ненависть и зависть к здоровым мужчинам, к миру съедали его душу, а он даже не пытался сопротивляться.

Почти три дня у нас ушло на принятие решения. В конце концов граф завил:

— Клэр, стоит ли так суетиться? Я действительно присутствовал на его похоронах. Тело его брошено в общую могилу с ворами и преступниками: они все похоронены за оградой кладбища Святого Варсонофия. Таким нет места на освященной земле. Но мы же не обязаны рассказывать об этом каждому встречному-поперечному?

Достаточно того, что объявим о его смерти от болезни. Вряд ли кто-то поедет в столицу проверять все это. Тем более, что с того момента прошло уже больше четырех месяцев. Сколько здесь длится траур?

— Год, кажется. Я бы уточнила у местных.

— Ну вот, через восемь месяцев мы объявим о свадьбе. А вот о помолвке нужно объявить сразу же, чтобы никаких дурных слов в твой адрес не звучало.

Я только вздохнула: все же мужчины – безумно странные существа. Неужели он действительно считает, что, объявив о помолвке с вдовой, у которой еще даже не кончился срок траура, он заставит людей молчать? Впрочем, ничего лучше я придумать не могла.

Потому еще через пару дней в местной церкви провели заупокойную службу по баронету. Я на ней присутствовала, сопровождая рыдающую свекровь и молчаливого свекра. Соседи вели себя чинно, сочувствуя горю семьи. И хотя на меня слегка косились, никто не шипел в след и не говорил гадостей. Уважение к смерти у местных все же было.

Розалинда перенесла новость о гибели сына очень плохо. Она действительно любила этого выродка и считала, что все, сделанное им при жизни, нормально: баронет был вправе убивать и насиловать. Это же Господь дал ему власть над людьми. Она осунулась за эти несколько дней, что я ее не видела и, по словам Нины, плохо ела и спала.

Я испытывала к ней жалость и брезгливость одновременно. Однако, как бы я к ней ни относилась, но понять мать, похоронившую сына, не так и сложно, было бы желание. Кроме того, беспокоила меня не столько она, сколько свекор, оставшийся без поддержки.

Проблем с деньгами, похоже, у моего графа не было. Мы еще не дошли в беседах до финансовых вопросов, да и не казались они в этот момент важными. И без денежных тем нам было о чем поговорить. Саша просто нанял в старую башню управляющего, молодого и крепкого парня, которому были обещаны не только деньги, но и кусок земли рядом с городом, если он досмотрит стариков.

В общем-то, хотя соседи, безусловно, сплетничали о моей персоне, но траур в семье слегка прикрыл им рты. Все это мнимое спокойствие продержалось около двух недель. Сперва известие о смерти баронета Рудольфа, потом заупокойная служба в храме и поминальная трапеза в доме барона, которую помогла устроить по всем правилам моя собственная служанка, нанятая графом.

На поминки прибыла даже мать-настоятельница и о чем-то долго беседовала с баронессой в ее комнате. Сами поминки прошли чинно и строго, никто не сказал мне ни одного дурного слова. Может быть, потому, что я приехала в массивной графской карете и с охраной из шести его солдат. Меня слегка сторонились, но, в целом, относились весьма вежливо. Все же, с их точки зрения, я чем-то крепко зацепила графа и со мной лучше не ссорится, по крайней мере -- пока.

Но вот через две недели, когда в очередное воскресенье в храме священник оповестил о помолвке вдовы баронетта и графа Освальда фон Ваермана, город взорвался…

КЛЭР

Служанка Мирин, которую нанял мне граф, была работящей и не болтливой. Но почему-то и она, и я держались чуть настороженно. Ни в какие личные беседы мы не вступали, все разговоры четко по делу. Временами мне казалось, что она меня недолюбливает и стесняется.

Я думала о том, что считаться любовницей графа настолько позорно, что даже служанка, получив от графа хорошее место, этого самого места стыдится. Именно поэтому я и не пыталась налаживать с ней контакт: пусть пройдет время, она привыкнет, а там уже видно будет.

Саша велел мне на обстановке не экономить, а обустроить покои под себя так, чтобы мне и в дальнейшем удобно было ими пользоваться. Поэтому в гардеробной сейчас топтались рабочие, накладывая заплатки на штукатурку и тихонько переругиваясь. От нечего делать я бродила по другим пустующим комнатам и прикидывала, где и что нужно расположить, какая понадобится мебель, какие шторы-скатерти.

Графа большую часть времени дома не было. Он все еще возился с документами и без конца беседовал с бургомистрами. В эти дела я даже не лезла: из меня, городской жительницы – колхозник, как лесоруб из балерины. Однако и быть комнатным питомцем для него я не желала: высмотрела себе еще одну просторную комнату, где собиралась со временем усадить несколько работниц и обучить их технике макраме. Раз уж у меня за спиной такая глыба, как граф-попаданец, грех этим не пользоваться.