Я поплотнее прикрыла дверь. Постояла, прислушиваясь к тишине спящего дома, но больше ничего не услышала и вернулась в кровать.
Мне показалось, что проспала я не больше получаса, когда чья-то недружественная рука схватила меня за плечо и сильно встряхнула.
– Ульяна!
Я застонала. Открыла один глаз и тут же снова зажмурилась. Портьеры на окне были раздвинуты, в комнату щедро вливались потоки дневного света.
– Ульяна! – настаивал голос.
Я пришла в себя окончательно.
– Что, Анна Никитична? – пробормотала я недовольно.
– Вставай.
Голос домоправительницы мне не понравился. Таким тоном она со мной не разговаривала никогда.
Я села на кровати, заморгала, приноравливаясь к яркому свету, и невнятно спросила:
– Что случилось?
– А ты не знаешь?
Мне определенно не нравился ее тон.
– Не знаю! Объясните!
– Это сделала ты? Признавайся!
Я широко раскрыла глаза и непонимающе уставилась на Никитичну. В жизни не видела ее такой. Красная, растрепанная, в кофточке, надетой наизнанку...
– У вас кофта надета наизнанку, – сказала я.
– Не смей переводить разговор! – Голос домоправительницы сорвался. Она перевела дыхание и отрывисто велела: – Одевайся! Быстро!
Повернулась и, тяжело ступая, двинулась к двери. Я проводила ее удивленным взглядом. Определенно в доме что-то случилось!
Тут я вспомнила ночное происшествие, вскочила с кровати, быстро оделась и босиком выбежала в коридор. Дверь родительской спальни была открыта настежь, я переступила порог и замерла.
На стене плясали огромные неровные буквы, выведенные красной краской: «Сдохни, сука!»
Несколько секунд я стояла на пороге, как истукан. Потом медленно повернулась и очутилась лицом к лицу с Анной Никитичной. Та сверлила меня взглядом, не произнося ни слова. В глазах домоправительницы плескались отвращение и ярость.
– Это не я, – сказала я быстро.
– А кто?
– Не знаю...
Тут до меня дошло, что комната пуста. Я бросила взгляд на стену, перечеркнутую кровавой надписью, и спросила:
– А где она?.. Мамашка?
– Ее зовут Ирина! – повысила голос домоправительница.
– Почему вы на меня орете?! – не удержалась и я. Анна Никитична задохнулась от злости.
– Потому что ты со своими дружками чуть не угробила беременную женщину!
– Что? – испуганно переспросила я. – Чуть не угробила? Что с ней?
Анна Никитична нервно сжала руки.
– Можешь радоваться! Ее увезла «скорая»!
– А почему я не слышала?
– Хорошо спала, – ехидно ответила домоправительница. – Как говорится, сделал дело – гуляй смело!
– Я ничего не делала! – закричала я. – Не делала! Понимаете вы это или нет?
– Значит, кто-то из твоих дружков!
– Им-то это зачем?
– Да кто вас разберет! Наверное, хотели тебе угодить. Или вы заранее договорились?
– Бред, – сказала я. – Просто полный бред!
Анна Никитична подошла к стене и провела пальцем по надписи. Поднесла палец к глазам, близоруко прищурилась.
– Аэрозольный баллончик, – констатировала она сухо. – В доме ничего подобного не было. Значит, привезли с собой.
– Почему именно мы?!
– Потому что больше некому! Кому еще нужно было доводить Иру до сердечного приступа?! Мне?! Ольге?! Новому шоферу?
Я не ответила, потому что не нашла достойного контраргумента. Действительно, ненавидеть беременную мокрицу могу только я.
Я побрела по коридору. Спустилась по ступенькам, дотащилась до столовой. Мои друзья молча сидели вокруг пустого стола. Я отодвинула свободный стул и уселась рядом с ними. Никто не произнес ни слова. Наконец Ванька тяжело вздохнул:
– Вот... – и поставил на стол смятый аэрозольный баллончик.
Мне бросились в глаза ярко-красные буквы «под давлением».
– Где ты его взял? – спросила я.
– Севка нашел его во дворе, – ответил Ванька. – Под окнами твоей мачехи.
Севка посмотрел на меня и укоризненно покачал головой. Я раздраженно сказала:
– Я этого не делала.
– А кто? – спросила до того молчавшая Маринка.
– Не знаю.
– Может, ты ходишь во сне? – нерешительно предположила Дуня. – Ну, не соображаешь, что делаешь?
Я грохнула кулаком по столу и крикнула:
– Это не я! Не я!!! Вы русский язык понимаете?!
– Тихо, тихо! – Севка приподнял ладонь, призывая к спокойствию: – Мы тебе верим. Подумай, кто мог это сделать?
– И думать нечего, – ответила я. Сдержать слезы не удалось, и я сердито шмыгнула носом. – Она сама и сделала. Мамашка.
- Сомнительно, – сказал Севка.
– Я это видела своими глазами! – отрезала я.
– Что-о-о?!
Я резко обернулась. На пороге стояла Анна Никитична.
– Я это видела! – повторила я отчетливо.
– Ты видела, как Ира расписывала свою стену? Никогда не поверю!
– Давайте выслушаем Улю, – суховато попросила Маринка. – У нее не меньше прав на доверие, чем у вашей любимой Иры!
Анна Никитична слегка растерялась.
– Вовсе она не моя любимая...
– Сядьте! – резко приказала Маринка.
Огорошенная домоправительница молча опустилась на стул.
– Рассказывай, – велела подруга.
Я посмотрела в ее решительные глаза, благодарно улыбнулась и рассказала все, что видела прошедшей ночью. Лица друзей вытянулись от удивления, Анна Никитична недоверчиво поджала губы.
– Ты узнала Иру? – спросила она, когда я замолчала.
Я нехотя покачала головой. Меня распирало желание ответить утвердительно, но я решила строго придерживаться фактов.
– Тогда с чего ты взяла...
– Я стояла под дверью и слушала, – перебила я. – Человек поднялся по лестнице, прошел по коридору и вошел в родительскую спальню.
– Лица ты не видела? – настаивала Анна Никитична.
– Нет. А кто кроме нее мог войти в эту комнату? – спросила я воинственно. – Любовник? И где же он сейчас? Прячется в шкафу?
Домоправительница уставилась в пол.
– Ты уверена, что тебе это... не приснилось?
– То есть не придумала ли я все это? – Я злобно засмеялась. – Нет, не придумала!
– Я тебе верю, – торопливо сказала Маринка.
– И я, – Севка даже привстал от волнения.
– И мы! – одновременно сказали Дунька с Ванькой.
Анна Никитична молчала. Молчание было многозначительным и изнуряющим, как лето в Сахаре.
– Зачем Ирине это потребовалось? – открыла она наконец рот.
– Чтобы меня подставить! Она прекрасно спланировала это дельце: несчастная беременная женщина, которую третирует мерзкая падчерица! Она выжила меня из дома! Что дальше? Меня лишат наследства в пользу нового члена семейства?!
Анна Никитична вздохнула.
– Ира приползла ко мне в шесть утра, белая, как бумага. Говорить не могла. Я измерила ей давление и вызвала «скорую». Сказали, сердечный приступ. Ни одна женщина не станет рисковать своим ребенком ради того, чтобы кого-то подставить, – твердо завершила Анна Никитична. – Я это точно знаю. Ира не такая...
Я стиснула кулаки.
– Значит, вы мне не верите?
– Нет, – отрезала домоправительница. Грузно поднялась с кресла и добавила, ни на кого не глядя: – Поеду в больницу, узнаю, как у нее дела.
Не прощаясь, она вышла из гостиной. Мы остались одни в опустевшем доме.
Гомер строчил, боясь упустить вдохновение. События развивались точно по намеченному сценарию, просто и красиво. Его немного смутило появление «скорой помощи», но он быстро взял себя в руки. Подумаешь, беременная дамочка легла на сохранение! Велика важность! Справится как-нибудь. Главное, что детишки попали под подозрение и остаться в доме не смогут при всей их врожденной наглости!
Открылась дверь, в салон нырнул Адонис, окутанный морозным облаком. Плюхнулся на сиденье и весело выпалил:
– Ну и кашу ты заварил! В доме пыль столбом! Хозяйку увезли в больницу, детишек по очереди скальпируют...
– Ничего с ними ни сделается, – перебил Гомер. – Ты лучше скажи, они собираются уезжать?