– Ты сначала о деле скажи, – оборвала его Дуня. – Где жить будем?

Севка поднял правую руку и побренчал ключами.

– Нам сдали целый дом, – объявил он. – Мамаша хозяйки в больнице, ее дом пустует.

– А что будет, когда она вернется? – спросила я. – Снова выметаться придется?

– Когда мамашу выпишут, хозяйка заберет ее к себе, – успокоил меня Севка. – Они даже подумывают, не продать ли домик. В общем, в ближайшее время крыша над головой нам обеспечена. Вставай, Ульяна.

Я завозилась, пытаясь приподняться. Севка подошел ближе, протянул руку и помог мне. Затем взял мою сумку, закинул на плечо, шепнул: «Держись!» Я кивнула. К счастью, идти пришлось недолго, нужный домик стоял неподалеку. Мы еще раз прочитали адрес на заборе, сверились с бумажкой, которую держал в руке Севка.

– Пришли, – сказал он коротко.

А Дуня с отчаянием спросила:

– Неужели мы будем здесь жить?!

Дом, который нам сдали за пятьдесят долларов в месяц, мог служить съемочной площадкой фильма ужасов. Это была ветхая деревянная хибарка с заколоченными окнами и покосившимся крыльцом. Несколько минут мы стояли неподвижно, осматривая новое жилье.

– Зато дешево, – сказал Севка, нарушая напряженное молчание.

– И даже хорошо, что окна заколочены, – пришла я ему на помощь. – Дополнительная мера безопасности.

– Да, – мрачно подтвердила Дуня. – Ясное дело, отрывать доски он не станет. Плеснет керосинчиком, зажжет спичку, и все. Дело сделано.

Севка пожал плечами.

– Я не настаиваю, – сказал он. – Можешь искать жилье сама.

– Давайте войдем! – взмолилась я. – Пожалуйста!

Севка открыл калитку, пошел к шатким деревянным ступенькам. Осторожно попробовал одну ногой, наступил. Ступенька издала противный скрип.

– Ничего, выдержит, – прокомментировал Севка. Поднялся на крыльцо, распахнул хлипкую дверь, заглянул внутрь. – Здесь можно снимать фильмы про крепостную жизнь, – проинформировал он виноватым тоном.

Дуня снова вздохнула. Я схватила ее за руку и попросила:

– Пожалуйста. Хотя бы передохнем!

Дуня взглянула на мое лицо, перекошенное от боли, и сжалилась.

– Ладно, пошли.

В сенях пахло сыростью и мышами. Единственная комната встретила нас угрюмым сумраком. Севка нашел на стене выключатель, и тусклая лампочка, висевшая под низким потолком, озарила убогую обстановку. Я огляделась, усилием воли подавила тяжелый вздох. Дуня негромко произнесла:

– Да уж...

Я прохромала к столу, села на деревянную скамью и уложила левую ногу на длинную лавку. Дуня спросила:

– Где кровать?

– Не видишь? – удивился Севка. – Прямо перед тобой! – И он похлопал по боку огромной печки, занимавшей почти всю стену.

– Это кровать?! – ужаснулась Дуня.

– Это печь, – полез наверх Севка. – Но наверху есть уютное местечко, где обычно спят. Класс! Тут даже тулупчик остался от прежней хозяйки!

– С домашними насекомыми, – я нервно хихикнула.

Дуню передернуло.

– Я здесь не останусь, – сказала она.

– А куда денешься?

– Найду другой дом! Приличней этого!

Севка подошел к подруге, сочувственно положил руку ей на плечо.

– Во всей деревне удобства на улице, – сказал он.

– Что-о-о?!

Дуня обвела помещение затравленным взглядом, словно только что вспомнила о помещении под названием «санузел».

– Туалет на улице? – потрясенно повторила она.

– Хочешь жить – выдержишь, – процитировала я ее собственную фразу. – Нам придется привыкать к таким условиям.

– А для начала давайте позавтракаем, – предложил Севка и стал выгружать содержимое из пакета. – Девочки! Вы только посмотрите, какая прелесть!

Из пакета появилась литровая бутыль молока. Поверху плавал толстый слой сливок. Затем на свет появились кулек с пирожками, каравай хлеба, здоровенный кус розовой ветчины, банка с солеными помидорчиками, несколько вареных яиц, пачка соли, пластмассовый контейнер с творогом и большая банка сметаны.

– Видали! – Севка хвастливо указал на свои трофеи.

Я схватила пирожок, затолкала его в рот целиком. Еще теплый!

– У-у-у, – застонала я от удовольствия.

– С чем? – деловито поинтересовался Севка.

Я с трудом проглотила почти не разжеванную массу и пробормотала:

– С рисом и печенкой.

Дуня подошла поближе, осмотрела припасы.

– Хоть бы газету догадался попросить, – сказала она брезгливо. – Полная антисанитария...

– Представь себе, я догадался, – ответил Севка.

Достал из пакета несколько старых газет и расстелил их на столе.

– И не только газеты, – продолжал Севка.

На стол были водружены прозрачные одноразовые стаканчики. А за ними появились пластмассовые столовые приборы, упакованные в небольшой целлофановый пакет.

– Тарелок не было, – отчитался Севка. – Придется купить.

Дуня вздохнула, смиряясь с неизбежным. Перешагнула через узкую скамью, села рядом со мной. С сомнением осмотрела свои руки, снова вздохнула. Достала из кармана носовой платок, вытерла пальцы.

– Ладно, – сказала она. – Давайте позавтракаем, что ли.

– Вот это мудро! – одобрил Севка.

Сел напротив нас, принялся нарезать ветчину маленьким пластмассовым ножом. Ножик ходил ходуном, гнулся в разные стороны, но свою задачу выполнил: кусок ветчины оказался разделанным на большие неровные ломти.

Дуня схватила аппетитный ломоть и жадно откусила половину.

– Боже мой! – сказала она с набитым ртом. – Что это?

– Это, сударыня, натуральный продукт, – объяснил Севка. – Дуня, возьми хлеб. Уля, ешь, ешь!

Дуня вдруг прекратила жевать. Поглядела на Севку испуганными глазами, спросила:

– Сколько ты заплатил?

– Угадай!

Дуня обвела продуктовое изобилие все тем же испуганным взглядом.

– Двести долларов, – предположила она неуверенно.

– Шалишь.

– Триста!

– Пятьсот, – раскололся Севка.

Дуня растерялась самым жалким образом.

– Пятьсот долларов за завтрак? Ты с ума сошел!

– Рублей, рублей, – пояснил Севка.

Дуня снова осмотрела стол.

– Все это за пятьсот рублей?!

– Так точно.

Дуня молча покачала головой. Немного подумала и снова с жадностью набросилась на еду.

После завтрака наше настроение немного поднялось. Мы разлили молоко по стаканчикам и принялись смаковать удивительный вкус «натурального продукта».

– Как вы думаете, аптека здесь есть?

– Точно! – спохватился Севка. – О главном забыли! Ульяна, ты как? Совсем обезножела?

Я подняла штанину. Щиколотка не только опухла. Она налилась неприятным багровым цветом.

– Думаю, мне лучше полежать, – сказала я.

Севка перебрался на нашу сторону, осторожно дотронулся до опухоли.

– Больно?

Я невольно всхлипнула и вытерла нос.

– Я не от боли плачу. Мне неудобно быть... балластом.

– Прекрати, – велела Дуня. – Никогда больше не произноси этого слова! Слышишь? – Она вдруг обняла меня за шею и шепнула: – Прости. Это же я заставила тебя прыгнуть.

– Ты хотела, как лучше, – возразила я.

– Значит, не сердишься?

У меня словно камень с души свалился. Я боялась, что Дуня злится на меня за идиотскую неловкость!

– Все будет хорошо, – пообещал Севка вполголоса.

Я кивнула. Конечно, хорошо. Когда-нибудь. Где-нибудь. Где нас нет.

Три дня пролетели незаметно.

Мы, как могли, навели порядок в нашей избушке: собрали все имевшиеся кастрюли-сковородки, отчистили от вековой копоти. Севка с Дуней проводили генеральную уборку, я, лежа на лавке, руководила процессом.

Спать на лавке оказалось не так-то просто: вроде на жердочке, но в первую ночь я дважды шлепнулась на пол. И мне ужасно не хватало матраса. Не пойму, на что жаловалась принцесса на горошине, имея под собой гору пуховиков. Лично мне хватило бы одной, самой тоненькой подстилки. Но, увы! Единственный имеющийся в избе тулуп пришлось постелить на печь. Иначе там невозможно было спать.