А замашки у Гомера остались прежние, из той, барской жизни. К примеру, при одном взгляде на Адониса старик невольно поджимает губы. Знает, старый хрен, и про стрип-клуб, и про «клубничку», и про многое другое... Ну и что? Сам-то он чем лучше, раз они оказались в одной компании? Да ничем! Все это Адонис собирался сказать ему позже, когда дело будет завершено, расчет произведен и невольные «побратимы» с греческими прозвищами разбегутся в разные стороны.

– Кто придумал нам эти идиотские имена? – спросил Адонис.

– Одиссей, – обронил Гомер неохотно и тут же поинтересовался: – Как они устроились? Я про детишек.

– Классно устроились. Дом старый, но комфортабельный, места навалом. Прислуги немного – шофер, то есть я, старая грымза, которая вела хозяйство еще при покойном дедуле, и грымзина внучка. Мы живем во дворе, в отдельном флигеле... Слушай, Гомер, – перешел в наступление Адонис, – я все-таки думаю, что можно поработать в доме. Почему нет? Хозяин отбыл на какой-то семинар, посторонних нет...

– Одиссей против, – отрезал Гомер. – Детишек нужно вытащить из дома и поскорей. У нас мало времени.

Адонис вздохнул:

– Жаль. Я бы начал прямо сегодня.

Гомер с любопытством взглянул на него:

– И с кого бы ты начал?

– Есть там одна барышня... – Чувственные губы Адониса растянулись в жутковатой резиновой ухмылке, глаза остекленели. – Раскованная, блин, прямо напрашивается на сковородку...

– Стоковская?

Адонис ответил не сразу, посмаковал видение.

– Она... Классная девка, ни за что бы не поверил, что ей всего семнадцать. – Он закинул руки за шею, мечтательно покачал головой и повторил нараспев: – Сем-над-цать...

Гомер брезгливо поджал губы. Сейчас слюни пустит, сукин сын. Конечно, приятно помечтать о семнадцатилетней девочке, особенно если долго трахал пятидесятилетнюю тетку. Немудрено, что у парня начались проблемы с потенцией. Хлебный бизнес пришлось временно оставить и поискать другой источник питания. А куда может прийти жеребец, привыкший к вечной халяве? Только в их шикарный «спецпроект»!

То, что он оказался в одной лодке с таким выродком, Гомера немного смущало. Впрочем, он нашел себе оправдание: возраст. Если бы не возраст, разве бы он подписался на этот кошмар?! Господи, будь он на месте Адониса... он... он... Гомер даже захлебнулся от множества перспектив.

Пошел бы учиться – раз. Начал бы свое дело – два. Сделал карьеру – три. Нашел приличную и состоятельную жену – четыре... Да мало ли! Все дороги открыты перед тридцатилетним красавцем! Для нормальной честной жизни не хватает самой малости: мозгов. У парня одна извилина, и он, к сожалению, на ней сидит.

Впрочем, в «спецпроект» Гомера привела не только надвигающаяся старость и не только жажда денег. Конечно, деньги нужны и очень, что тут говорить... Лексикон внучки переплюнул по лаконичности словарь Эллочки-людоедки. «Дай», «купи», «отстегни», «полный отстой». Эти слова, употреблявшиеся по сто раз на дню, он хотя бы понимал. Иногда внучкины реплики ставили Гомера в тупик. «Нет, не могу, – говорила Аня подружке по телефону, – у меня шнурки в стакане». Гомер изумлялся и долго выяснял у знакомых, что значит загадочная фраза. Ответ принес сосед, проконсультировавшись с внуком. Фраза означала, что родители дома.

– Переведи Аню в обычную школу, – потребовал Гомер у дочери.

Та бросила на отца изумленный взгляд и уточнила:

– Поближе к наркотикам?!

Гомер вздрогнул. Он постоянно забывал о жизненных реалиях. Да, спецшкола стоит дорого, внучка высосала душу нытьем, что она в классе самая крайняя и не имеет даже отстойной машины типа «хендаи»... Но, по крайней мере, не подсела на иглу. И на том спасибо. Он ненавидел детишек, которым Аня безуспешно пыталась подражать. Этих самых, родившихся с серебряной ложкой во рту, лимузином в гараже и билетом на радугу в заднем кармане пятисотдолларовых джинсов. Что они сделали, чтобы получить все это? Чем заслужили? Как оправдали свое никчемное существование? Да никак!

Ненависть толкнула его на участие в «спецпроекте» сильней, чем деньги, страх старости, укоризненные взгляды дочери и внучкины жалобы. Он хотел расквитаться с сопливыми одноклеточными за неудавшуюся жизнь, за убогие Анькины идеалы, за развалившуюся страну, за все!.. Поэтому составлял план операции с давно забытым наслаждением.

– Сегодня же воткни микрофоны во всех нужных местах, – велел он Адонису. – Я должен знать, как складываются отношения между действующими лицами. Одиссей требует, чтобы мы срочно нашли способ выкурить детишек из дома.

Адонис широко зевнул:

– Это все?

– Пока все, – буркнул Гомер.

Адонис выпрыгнул в снег и пошел к машине, оставленной на обочине. Гомер захлопнул дверцу, обеими руками растер ноющие плечи и вытащил из папки лист бумаги. Нужно набросать несколько вариантов развития событий. Время не ждет.

Я шла по коридору, пинком распахивала двери и заглядывала в незнакомые комнаты. Меня душила ярость. Вчерашний вечер пролетел в суматошном ритме, и я не осознала страшной вещи: папашка обновил обстановку и произвел в доме так называемый «евроремонт».

Я окидывала взглядом незнакомую мебель, незнакомые светильники, незнакомые обои, незнакомые безделушки и чувствовала, что ненависть начинает выплескиваться у меня из ушей.

Да как они посмели!

Эта мысль гвоздем сидела в голове с самого утра. Моя любимая старая столовая с полукруглым эркером, большим овальным столом и старинными стульями, обитыми серо-голубым бархатом, превратилась в веселенький современный кошмар. На деревянных досках пола растянулись искусственные шкуры зебр, такая же жуткая обивка нагло ухмылялась со всех десяти стульев, стоявших вокруг прозрачного пластикового стола. Вместо оранжевого абажура с бахромой над столом висела кособокая хреновина, пародирующая светильник в стиле модерн. Старинный резной буфет, с достоинством несший свою службу, исчез, словно мираж в пустыне. Вместо него в углу вызывающе сверкала лаком итальянская прессовка под названием «буфет в стиле антик». Я открыла стеклянную створку, осмотрела выставку современного хрусталя, покрытого позолотой. Вот оно, убогое преставление новой мамуси о красивой жизни!

Я не сдержалась. Схватила тяжелый бокал на синей слоновьей ноге, размахнулась и шарахнула об пол. Взорвалась стеклянная бомба, одним жутким бокалом на свете стало меньше. Часть злобы, кипевшей в душе, выплеснулась наружу.

Я схватила второй бокал и грохнула с таким же первобытным удовольствием. Настроение совершило резкий скачок вверх.

– Что случилось?

Я оглянулась. На пороге комнаты нарисовалась мамочка.

Тем, кто видит ее впервые, она может показаться хорошенькой. Не красавицей, а именно хорошенькой. Это был первый упрек, который я адресовала папашке. Я бы еще поняла, если бы ему заморочила голову роковая красотка вроде Лидии Вележевой или Анджелины Джоли. Но моя новая мамашка относится к категории женщин, про которых говорят «ни два, ни полтора». Не густые, но и не слишком редкие волосики до плеч. Собственный цвет – мышиный. Сейчас она красится под платиновую блондинку. Могу добавить: хорошо красится. Но это уже заслуга парикмахера.

Цвет глаз тоже мышиный, то бишь блекло-серый. Правда, новоявленная богачка сообразила, как поправить природу, и обзавелась цветными линзами. Цвет варьируется от голубого до темно-зеленого. Нос у нее прямой и тонкий. Мне кажется, длинный, отец говорит: пикантный. Ротик у дамочки кукольный, зубки недавно приведены в порядок, до этого были желтенькие, прокуренные.

Фигура у мамочки детская. Я называю мамулю худосочной, отец – стройной. В общем, во взглядах на женскую красоту мы с папашей явно расходимся.

– Добрый день, – мамашка окинула нервным взглядом осколки, разлетевшиеся по полу.