– Вот именно. Ключ от нашей комнаты.

Севка высунулся наружу.

– Далеко упал, – проинформировал он. – Ну, ничего. У дежурной медсестры есть запасной. – С этими словами он снял телефонную трубку.

Дуня схватила его за плечо.

– Только попробуй, – сказала она негромко. – Я тебя убью.

Севка снял ее руку с плеча. Несколько минут они стояли неподвижно, глядя друг другу в глаза. Потом Севка криво усмехнулся и признал:

– Твоя взяла.

А я обхватила себя руками за плечи и обреченно подумала: «Все. Она сошла с ума». Видимо, нечто подобное подумал и Севка, потому что молча взял наши сумки, перетащил их к окну, по очереди выкинул наружу.

– Довольна? – спросил он, оборачиваясь к Дуне.

– Довольна, – ответила она. – Теперь прыгай.

Севка снял куртку, бросил ее вниз. Залез на подоконник, прищурился, прикидывая расстояние до козырька. Кто знает, какие неприятности таятся в этом прыжке? Может, бетонный козырек скользкий! Тогда Севка не удержится и свалится вниз. А это пахнет переломанными костями. Я повернулась к Дуне, чтобы поделиться с ней соображениями, но взглянула в мрачные, глубоко запавшие глаза и ничего не сказала. Бесполезно.

– Ну, пошел, – сказал Севка вполголоса. Уселся на подоконник, свесил ноги, оттолкнулся и рухнул вниз. Я торопливо высунулась наружу, прошептала:

– Ну, ты как?

Севка завозился на козырьке мутным серым пятном.

– Все нормально. Вперед, девочки!

– Пропусти, – велела Дуня.

Я посторонилась. Дуня швырнула в окно свою куртку, вылезла наружу и, не раздумывая, сиганула вниз. Я не выдержала и прикрыла глаза ладонью.

– Порядок, – объявил Севка.

Я открыла глаза и увидела, как Севка отряхивает Дунькину спину. Дуня оттолкнула Севкину руку, подняла голову и посмотрела на меня.

– Прыгай! Здесь невысоко!

Я бросила им свою куртку, села на подоконник, свесив ноги вниз. Главное, не думать. А то станет страшно.

– Ну!

Я вздрогнула от негромкого Дуниного окрика. Торопливо оттолкнулась руками от подоконника, невольно ахнула.

Полет был коротким, а приземление болезненным. Я сильно шарахнулась ступнями о твердую бетонную поверхность, не удержалась и снова ахнула.

– Тихо!

Холодная Дунькина рука схватила мое запястье.

– Молчу, молчу, – забормотала я.

– Смотрите сюда, – велела Дуня.

Мы уставилась на ее вытянутый палец.

– Сугроб прямо под нами, – объяснила Дуня. – Только не забирайте влево, там кусты. Понятно?

– Понятно, – откликнулся хмурый Севка. Я ничего не ответила.

– Я первая, – решила Дуня.

Подобралась к краю бетонного козырька, уселась на него. Немного поболтала ногами в воздухе, прицелилась и прыгнула.

Мы замерли на месте. Жива, нет?

– Все нормально, – сказала Дуня негромко. – Сугроб большой, падать не больно. Давайте быстрей, уже светает.

Через десять минут мы стояли на обочине дороги и голосовали. Машин было немного, никто не желал останавливаться.

– Черт бы вас побрал, – пробормотал Севка, размахивая руками. – Холодно...

«И есть хочется», – дополнила я мысленно, но вслух произнести не осмелилась. Вдалеке показалась машина. Севка перестал хлопать себя по плечам, замер на месте, вытянул правую руку. Машина замедлила ход, поравнялась с нами, остановилась.

– Слава богу! – сказала я.

У меня ужасно болела левая щиколотка. Похоже, я все-таки растянула связку. Севка сел вперед, мы с Дуней разместились на заднем сиденье. Водитель, молодой и жизнерадостный парень, оглянулся на нас, весело поинтересовался:

– К родным едем?

Дуня проигнорировала вопрос. Я тоже ничего не ответила, потому что была поглощена больной ногой. Разулась, закатала джинсы и принялась ощупывать щиколотку. Водитель обиделся и оставшуюся часть пути хранил ледяное молчание.

– Что с ногой? – спросила Дуня.

Я вздрогнула от неожиданности.

– Так, пустяки.

Дуня не настаивала на ответе. А я с тоской подумала, что знаю ее мысли. Она сейчас сидит и прикидывает, какие сложности может создать моя больная нога. Не стану ли я балластом. Проклятие! Что за мерзкое слово!

– Кажется, я немного растянула связки.

– Больно?

– Нет, – солгала я. Посмотрела на Дуню и поправилась: – Почти нет.

– Приехали, – сказал водитель и притормозил.

Мы прилипли к окнам.

Деревня выглядела большой и заброшенной. Старые деревянные дома чередовались с постройками из белого кирпича, впрочем, тоже довольно потрепанными на вид. Несмотря на раннее утро, во многих окнах горел свет.

– Куда вас отвезти? – спросил водитель.

– Никуда, – ответила Дуня. – Дальше мы сами справимся. Рассчитайся, Сева.

Она открыла дверцу. Я еще раз дотронулась до больной щиколотки. Вылезать не хотелось, но выбора не было, и я последовала за подругой.

После долгого сидения щиколотка разболелась еще сильней. Я не смогла сдержать стона, когда ступила левой ногой на мерзлую холодную землю. Дуня мрачно окинула меня взглядом и велела:

– Терпи.

Я не ответила. Подхватила сумку, перебросила ее через плечо. Севка взял меня под руку, шепнул на ухо:

– Растянула ногу?

– Кажется, да. Не волнуйся, ходить могу. Я пока еще не балласт.

Севка дернулся, услышав это слово. Взял под руку и потащил следом за Дуней. Небо на горизонте заметно посветлело. Нас настигал поздний зимний рассвет.

Несмотря на раннее утро, в деревне были заметны признаки жизни. Слышались негромкие голоса, издалека доносился собачий лай.

Мы дошли до первого дома на околице и остановились. Я не выдержала и села прямо на сумку: нога болела очень сильно. Дуня бросила на меня хмурый взгляд, а Севка – сочувствующий.

– Что дальше? – спросила Дуня.

Этот вопрос терзал меня последние полчаса, но я не осмелилась его задать. Было очень стыдно ощущать себя обузой.

– Предлагаю зайти в дом и спросить, нет ли свободной комнатки, – откликнулся Севка. – Наверняка кто-нибудь из местных с радостью сдаст. Наличные деньги в деревне редкость.

Дуня подошла к низенькому деревянному забору, за которым виднелся небольшой домик, заглянула во двор.

– Собаки не видно, – сказала она. – Пойду, поговорю с хозяевами.

Севка мягко удержал ее за локоть.

– Лучше я. Вдруг пес приучен не лаять? Ты войдешь, а он бросится.

Дуня молча отступила.

Севка открыл щеколду, сделал несколько осторожных шагов по хрустящему снегу, замер. Нет, собаку в этом доме не держат. Севка весело оглянулся на нас, махнул рукой.

– Далеко не уходите, – сказал он. – Я быстро.

Я вытянула ногу и не смогла сдержать стона.

– Сильно болит? – спросила Дуня с беспокойством.

– Нет, – ответила я, не глядя на подругу. – Не сильно.

И соврала. Потому что нога болела очень сильно. Так сильно, что стоять я уже не могла. Я украдкой приподняла штанину на левой ноге. Так и есть, щиколотка опухла. Черт, какая досада! Одним шансом на выживание у меня стало меньше!

– Занятно, да? – спросила Дуня.

Я быстро опустила штанину и посмотрела на нее.

– Что занятно?

– Теория Дарвина на практике, – ответила Дуня, не отрывая взгляда от светлеющего горизонта. – У меня такое ощущение, словно на нас решили проверить правильность этой теории.

– А чего ее проверять? – удивилась я. – Давно проверено!

– В животном мире, – уточнила Дуня.

– А человек не животное?

Дуня молча качнула головой.

– Нет, – ответила она после короткого молчания. – Человек гораздо хуже.

Я не стала спорить с подругой. Может, и грубо сказано, но в чем-то она права.

Севка вернулся назад веселый. В одной руке он держал объемный пакет, в другой – ключи.

– Люблю деревню, – сказал он, закрывая калитку на щеколду. – Только здесь еще сохранились чистые душой русские люди.

Я втянула носом воздух. Пахло колбасой и пирожками.

– Да, да! – подтвердил Севка, уловивший мое движение. – Все правильно! В пакете запас провианта, годный для роскошного завтрака на лоне природы! Между прочим, есть домашняя ветчина...